– Василий Борисович, расскажите, почему вы стали актёром, а не художником? Ведь вы окончили серьёзное заведение – Московскую художественную школу.
– В художественную школу я поступил после семилетки и окончил её успешно. И хотя это не стало моей прямой профессией, очень помогло в актёрской и режиссёрской работе. Собираясь играть роль, всегда рисую своего героя, его внешность, ищу характёр сначала на бумаге. Так я прохожу путь от внешнего к внутреннему, прямо по Станиславскому. Мой отец тоже всю жизнь рисовал, он даже шутил, что актёрство – это его хобби, а профессия – художник, хотя он был вёликим русским актёром. У нас дома были тысячи рисунков – портреты его коллег-актёров, режиссёров – Станиславского, Немировича-Данченко. Он рисовал и домашних, включая кошек и собак, которые постоянно жили в нашем доме.

– Как папа отнёсся к тому, что вы всё-таки пошли в актёры?
– Я не был мальчиком, которого ставили на табуретку перед гостями и заставляли читать стихи, хотя я не понимал почему. Зато с удовольствием рисовал, и это очень поощрялось в семье. А потом выяснил, что родители, прежде всего отец, боялись фамильной инерции: дед актёр, отец актёр – ещё и сын актёром будет? (Дед, Николай Ливанов, долгое время работал в провинциальных труппах, затем – в московских театрах «Ленком» и имени Моссовета. Отец, Борис Ливанов, – народный артист СССР, выдающийся актёр МХАТа, режиссёр. – Ред.) А вдруг я выучусь, а способностей не хватит – кого буду в этом винить? Всех и вся, только не себя! Вот эта инерция была опасна, поэтому меня поощряли как художника, а не как актёра.
После художественной школы я сдал экзамены в суриковский институт – а это, между прочим, от Академии художеств заведение! И вот, сдав экзамены, но ещё не зная результатов, я вдруг понял, что без актёрства не проживу. Хоть как-нибудь мне хотелось быть поближе к театру. Узнав, что в Щукинском училище есть постановочный факультет, где учат на театральных художников, отправился туда. А когда пришёл, оказалось, что в этом году приёма нет, но есть одно место на актёрский факультет, и я пошёл сдавать экзамены. И сдал. Только после этого поставил отца в известность. Он сказал: «А ну-ка, пойди сюда!» Набрал телефон своего друга юности Рубена Николаевича Симонова, художественного руководителя театра имени Вахтангова, и сказал: «Рубен, Васька говорит, что он поступил в твоё училище. Я тебя прошу, прослушай его. Если нет явных способностей – гони в шею!»
И вот с таким напутствием я явился в театр к Симонову. В его кабинете сидела комиссия из очень известных артистов. Меня стали гонять по русской поэзии, но, слава богу, я очень люблю её, помню много стихов. Потом сказали: «Свободен!» – и я пошёл. Дома отец встретил меня словами: «Рубен звонил – сказал, ты на правильном пути».

– Расскажите, пожалуйста, о своих первых ролях.
– Моя первая роль – в фильме Михаила Константиновича Калатозова «Неотправленное письмо». Это картина о геологах, которые ищут в тайге алмазы. Там было всего четыре персонажа, и я сразу же угодил в необыкновенную творческую атмосферу. Я вообще считаю Калатозова своим крёстным отцом в кинематографе, через работу с ним я узнал, что такое кино в профессиональном плане.
И у меня была замечательная актёрская компания – Татьяна Самойлова, Иннокентий Смоктуновский и Женя Урбанский. Мне очень повезло – начало в профессии оказалось замечательным. Это было очень давно, в 1959 году. Мы снимали в Туве, примерно в ста километрах от города Кызыла, в тайге. Затем наша группа приехала дня на три в Кызыл, а там в кинотеатрах шёл фильм «Коммунист» с Женей Урбанским. Я не видел этой картины и позвал Женю в кинотеатр.
После фильма вышли на улицу, к нам подошёл мужчина средних лет – Урбанского он знал, а меня – нет. Пригласил нас к себе домой выпить по рюмашке за знакомство. Мы зашли, выпили с ним, он познакомил нас с женой. Посидели минут двадцать, поблагодарили его за внимание к нашим персонам и ушли. Человека этого звали Кужугет Шойгу. Когда я Серёже Шойгу – Сергею Кужугетовичу – об этом рассказал, он был совершенно потрясён!



– В начале карьеры вы снялись ещё и со своим отцом – Борисом Николаевичем Ливановым…
– Да, это был мой второй фильм – «Слепой музыкант», в нём я играл вместе с отцом. Для меня это огромная профессиональная школа.

– Василий Борисович, за роль Шерлока Холмса королева Великобритании Елизавета Вторая пожаловала вам орден Британской империи. Расскажите об этом подробнее.
– Этот орден королева лично вручает только британским подданным и главам других государств, а все остальные получают его из рук посла. В день рождения королевы, в июне, во дворе британского посольства в Москве был дан огромный приём – с шатрами, роскошными столами, баром. И ко мне время от времени подбегал пресс-секретарь посольства и говорил: «Сейчас пойдёт дождь, пожалуйста, мистер Ливанов, очень вас прошу, будьте покороче в ответной речи!» И действительно пошёл дождь – англичане хорошо разбираются в погоде. Посол Энтони Брентон вручил мне орден, и когда поднесли микрофон, я сказал: «Боже, храни королеву и великое русское искусство!» А вообще в кино, кроме британских подданных, этим орденом награждены всего три человека – Стивен Спилберг, Элизабет Тейлор и ваш покорный слуга.

– Как современные российские фильмы вы считаете удачными?
– На меня произвела впечатление картина Карена Шахназарова «Белый тигр», это новая точка зрения на войну, такой фильм мог родиться только сегодня. Все самые известные картины о войне снимали фронтовики – Сергей Бондарчук, Станислав Ростоцкий, Григорий Чухрай, и играли в них актёры-фронтовики. А как современному человеку рассказать о войне, ведь он её не видел, не прочувствовал. И вдруг Карен нашёл потрясающий ход! Вот это и произвело на меня большое впечатление.

– Вы много лет профессиональной деятельности посвятили советской мультипликации. Вашим голосом говорят любимые герои – Карлсон, Крокодил Гена, Дядюшка Ау, Удав и другие. Что вам дала работа в «Союзмультфильме»?
– Я проработал шесть лет в «Союзмультфильме» как сценарист, режиссёр и актёр. Это было потрясающее время! Объединились три поколения – основоположники советской мультипликации, следующее поколение и мы, молодые. У нас царила обстановка удивительного взаимопонимания. Эпоха счастья! Одна дамочка, редакторша из Госкино, приходила к нам в студию и говорила: «В маленьком фильме для детей должна быть одна маленькая мысль!» Но маленькой мысли у нас не получалось – получалась большая мысль, большие чувства.

– Как вам современные мультики?
– Мне кажется, из них ушла человечность. Когда художники рисуют персонажей, они как бы извлекают их из своей души. Или делают куклу своими руками – и она уже практически одушевлённое существо. Однажды я целый вечер провёл в квартире легендарного режиссёра кукольного театра Сергея Владимировича Образцова. У него был юбилей, а мне заказали статью о нём для журнала. И я написал в статье: «Образцов в своём искусстве работает по системе Станиславского». Он прочитал и сказал: «Никто так точно обо мне ещё не говорил!» – и пригласил к себе в гости. Мы разговаривали целый вечер, и я его спросил: «Сергей Владимирович, вот вы огромную жизнь прожили в искусстве, огромный путь прошли. А у вас есть враги? Вы их знаете?» Он сказал: «Некоторых знаю. Но они ничего мне не могут сделать, потому что вот они, – и он обвёл рукой комнату, в которой повсюду – на диване, полу, подоконниках – сидели куклы, – они никогда меня не дадут в обиду». Я сейчас это вспоминаю, и у меня мурашки по спине бегут! То же самое происходит и в мультипликации. Моя жена – она заслуженный художник России и художник кукольной мультипликации – не даст соврать насчёт силы кукол.
А вот сейчас эти живые чувства ушли. Японская мультипликация, на мой взгляд, чудовищна, американские персонажи – это же чёрт-те кто! Как можно очеловечить какую-то губку? А ведь есть такой герой – Губка Боб… Надо быть больным человеком, чтобы придумать такое!

– Недавно вышла ваша книга «Эхо одного тире», в которой вы рассказываете о своём детстве. Почему дали книге такое название?
– Это цитата из фильма «Доживём до понедельника». Учитель, которого играл Вячеслав Тихонов, говорит, что от большинства людей остаётся только тире между двумя датами. Мне же хочется, чтобы осталось чуть больше.

– В вашей книге есть исторические персонажи?
– Если обо мне можно сказать, что я исторический персонаж, то есть. А если серьёзно – это рассказ о моих друзьях детства, друзьях моих родителей – они тоже не были историческими персонажами, они были друзьями нашего дома. Но с годами многие из них стали историческим персонажами. И слава богу, что это так.

– У вас очень сильный и образный язык. А от профессиональных литераторов доводилось слышать комплименты?
– Я давно начал писать сказки, в 1975 году издал маленькую книжку. А потом сочинил повесть «Агния, дочь Агнии. Сказание о скифах», она была напечатана в популярном тогда журнале «Юность» и обратила на себя внимание многих известных писателей. Валентин Петрович Катаев, даже не будучи знаком со мной, написал к ней предисловие, в котором назвал меня «молодым мастером, вошедшим в отечественную литературу». Я был польщён до обморока!

– Что вы хотели сказать читателям своей новой книгой, где рассказываете о детстве мальчишки по прозвищу Васька-кот?
– Мне хотелось рассказать, как было тогда. В книге есть фотографии ребят с нашего двора. Мой друг детства, а ныне доктор наук Виктор Таргульян, мне всё время говорил: «Вася, напиши о нашем времени, ведь никто ничего об этом ещё не сказал!» И я написал, какими были тогдашние мальчишки. Мы были разными, но только не роботами в красных галстуках, которые безумно маршируют под водительством старшего робота, – это ложь!

– Василий Борисович, вы и художник, и писатель, и актёр, и режиссёр. А что вам нравится больше всего из творческих занятий?
– Есть люди, считающие, что талант в какой-либо области – это их личная заслуга. И даже мой друг, гениальный поэт Геннадий Шпаликов, сценарист фильмов «Я шагаю по Москве» и «Долгая и счастливая жизнь», написал сценарий о человеке, который вот так о себе думает – и всё у него складывается. Я не знаю, почему он написал такой сценарий, на мой взгляд, талант – он от Бога, он даётся человеку как алмаз, а уж твоё дело его огранить и превратить в бриллиант. И чем больше граней на бриллианте, тем твоя заслуга выше. Об этом и в Евангелии сказано. Средства выражения у художников, музыкантов, актёров разные, но законы искусства одинаковы для всех, поэтому не могу сказать, что мне ближе. Более того: Самуил Яковлевич Маршак, с которым я имел счастье общаться – приходил к нему читать свои сказки, – сказал мне, что в основе любого искусства лежит актёр. Что это значит? Вот великий русский писатель Лев Толстой смог превратиться в коня Холстомера и в своём рассказе говорит от имени лошади, причём очень убедительно!

– Есть у вас какие-то творческие задумки, мечты?
– С этим нужно быть осторожнее, а то можно домечтаться до того, что ты принц Оранский и тебе пора всходить на трон в Нидерландах… Мечта полезна, когда она перерождаётся в замысел. И такие замыслы у меня, безусловно, есть, без них невозможно существовать. Но есть замыслы, которые не совпадают со временем, с обстоятельствами…
Мой дед, заслуженный артист РСФСР Николай Александрович Ливанов, считал, что в мужчине главное – характер, потому что он даёт возможность преодолевать внешние обстоятельства. Но не всегда это преодоление приводит к результату, к осуществлению мечты. Вот, скажем, я написал сценарий, мечтал снять фильм о создании памятника Петру Великому на Сенатской площади. Это потрясающая история, но пока она не нашла своего воплощения, и это связано с целым рядом обстоятельств, прежде всего с финансированием, увы.

– Вам интересна историческая тематика?
– Да, и я хотел бы пробудить интерес к истории российской культуры у современной молодёжи. Один мой приятель рассказал о сцене, которую наблюдал на экзамене на Высших режиссёрских курсах – а туда, кстати, можно поступать, только уже имея первое высшее образование. Одной симпатичной абитуриентке, которая явно сыпалась на экзамене, кто-то из комиссии говорит: «Мы не будем вас долго мучить, один вопрос зададим: кто такой Эфрос?» (Анатолий Эфрос – знаменитый театральный режиссёр. – Ред.) Она отвечает: «О, это я знаю. Это бог любви!» – «Если бы он это слышал, то был бы счастлив», – сказали члены комиссии.

– В вашей книге рассказывается и о важных исторических событиях, которые происходили в нашей стране. Вы вели дневники?
– Никогда не вёл. Господь наделил меня хорошей памятью, я помню себя достаточно отчётливо с трёх лет, а с шести – вообще без провалов. 22 июня 1941 года объявили войну, по радио прозвучала речь Молотова, я был с семьёй. И очевидно, возникли такая аура, такое невероятное напряжение, что это каким-то образом на меня подействовало. С тех пор память меня никогда не подводила.

– Новую книгу вы посвятили жене и сыновьям. Они её прочли? Как отозвались?
– Жена – мой первый читатель. Я пишу ночью, часто бужу её, читаю какие-то отрывки и иногда плачу. Потому что ещё раз переживаю произошедшее, порой очень сильно… И сыновья, естественно, знакомы с этой книгой, и их любимые женщины знакомы, и мои друзья. Вообще «Эхо одного тире» – свидетельство родовой памяти, я и написал её по просьбе сыновей. Настал момент, когда им захотелось быть в курсе событий минувших дней, связанных с нашей семьёй.

– Василий Борисович, если Сергея Образцова защищали куклы, то кто защищает вас?
– Мой ангел-хранитель, моя любимая жена и друзья.

– Вы многое в жизни видели. Что думаете о современной молодёжи?
– Я плохо знаю молодёжь. Мои дети – взрослые, а внуки ещё очень маленькие. Но я надеюсь, что они лучше, чем были мы. Расскажу один случай. В восьмидесятые, когда ещё шла война в Афганистане, меня пригласили в госпиталь к воинам-афганцам. Мы прервали съёмку, поехали за город… Входим в актовый зал госпиталя. Сидят молодые люди – у кого голова перевязана бинтами, у кого руки, кто ногу на спинку сиденья положил, тоже в бинтах. Я вышёл на сцену, рассказал, что и как снимаем… И вдруг один из раненых говорит с места: «Это хорошо. А вот скажите, как вы к нам относитесь?» И я сказал: «Вы своим мужеством закрыли огромную ошибку родной страны». И они стали подниматься со своих мест. И я разревелся. Вот если у нас сейчас такая молодёжь – можно жить спокойно.