– Андрей, когда вас пригласили сниматься в «Бумере», вы предполагали, что картину ждёт такой большой успех? И что, на ваш взгляд, его предопределило?
– То, что произошло с «Бумером», – просто какое-то чудо. Нас спрашивали: как вы снимали это кино? Да мы вообще не знали, как снимали! Состоятельные люди дали денег, мы им сказали, что всё снимем. Решили – врать так врать. Главное – запуститься, а дальше как в космосе, как-нибудь сориентируемся. Они первый материал посмотрели – а он хороший! – и говорят: ладно, ещё чуть-чуть дадим. Вот так мы их за нос и водили. Потом дали им посмотреть, и вдруг они говорят: а, ерунду какую-то сняли…
Правда, картину всё же показали на «Кинотавре», но не в конкурсе, а на кинорынке, прокатчикам. Там-то и произошёл взрыв. Показали второй раз – и основное жюри ушло с конкурса на кинорынок смотреть «Бумер»! Потом Никита Михалков взял нас на Московский кинофестиваль во внеконкурсный показ. Официальная премьера «Бумера» состоялась в полночь в кинотеатре «Пушкинский». Две тысячи зрителей в ту ночь посмотрели фильм.
Правда, тогда я ощутил не только радость, но и неловкость – за поступок моего героя, который по сюжету «кидает» пацанов. Я никак не ожидал, что следующие несколько лет буду пожинать плоды этого поступка. Некоторые приняли художественный вымысел за чистую правду, ко мне даже приезжали на «разборки». Один раз вообще был опасный инцидент, который, к счастью, хорошо закончился.

– Расскажите, что это был за случай?
– Я поехал с театром на гастроли в Абакан. Мы отыграли спектакль, я ночью добирался до дома, по глупости шёл один. Вдруг меня заблокировали ребята на чёрной машине. Ну вот, думаю, финальный момент моей жизни. Сразу понял: они пришли разобраться со мной за то, что я кинул пацанов. К счастью, всё обошлось: я всё-таки сумел объяснить ребятам, что «Бумер» – это всего лишь кино. В итоге мы пожали друг другу руки и разошлись.

– Будете как-то отмечать юбилей фильма?
– Наверно, соберёмся съёмочной группой, вспомним, как это было… Тем более что некоторые ребята из нашей группы не дожили до премьеры – погибли в Кармадонском ущелье вместе с Сергеем Бодровым. Это трагическая часть нашей жизни, это были наши близкие люди.



– У всех ваших персонажей непростые характеры. Как входите в роль?
– Мне очень повезло, что я восемь лет работал в театре Джигарханяна. Он как животное, абсолютный зверь, клубок инстинктов, он всегда жил природой, бурным проявлением страстей. В нём много чего намешано, он в себе это специально будил – и вот этот человек стал моим художественным руководителем. Я многому у него научился, наблюдая со стороны, как он работает.

– Вам часто достаются отрицательные персонажи. Как к этому относитесь?
– Актёры любят отрицательные роли, они, как правило, более яркие, в них есть с чего стартовать, легче найти, на что опереться. Когда тебе достаётся положительный персонаж, мучительно ищешь в себе что-то похожее, но иногда и этих «костылей» не находишь и даже не знаешь, какие качества надо развить, чтобы сыграть эту роль. А в отрицательных тебе надо сделать только одно: отпустить себя. Это легче. С пятнадцатого этажа по лестнице проще спускаться, чем подниматься. Но вот какая важная вещь: даже спускаясь вниз, нужно помнить о том, что ты потом собираешься наверх.

– Вы оправдываете своих героев?
– Я запрещаю себе оправдывать своего персонажа, как этому учит Станиславский. Запрещаю себе говорить, что у него было трудное детство, что мне нужно понять его и пожалеть. Я подхожу к проблеме как врач: главное – точно поставить диагноз, это даже важнее, чем «вылечить» героя. А дальше мы можем оценивать: есть у нас шанс спасти его или нет.
Играя в «Бумере», я абсолютно не оправдывал своего героя. Нужно показать, до чего мы можем дойти. На мелочь разменивают не только рубли, но и человека: ты сам себя можешь разменять. Мы можем погореть на копейках. Это для меня важно, потому что ловлю себя на мысли, что как человек я к этому близок. Очень многое меня провоцирует и испытывает, и я понимаю, что мало на что могу опереться. Жизнь заставляет меня стать обычным человеком… Я помню свою юность, обиды. Помню всех людей, с которыми иногда выпиваю «рюмку чая», разговариваю и понимаю, что все проблемы идут оттуда, это узнаваемая история. Она, может быть, гипертрофированна, сжата – но так и должно быть в кино.



– Кого из современных героев вы бы хотели сыграть?
– К сожалению, современного героя сложно сформулировать. Он как бы есть, но честнее сказать, что его нет. Сложно кого-то назвать героем… Для кого-то это герой, для кого-то – нет. Конечно, я уже никогда не сыграю главного героя «Легенды №17» – мне уже предлагают играть папу главного героя, старшего брата главного героя. Вы знаете, последний киногерой, который у нас был, это Серёжа Бодров. Хорошо бы, чтобы появился человек, который сумел бы вобрать в себя своё время. Даже возможно, как в случае с Бодровым, стать антигероем – но всё же представляющим целую эпоху. До сих пор он является последним героем, как Цой в музыке… Я хотел бы, чтобы такие люди у нас сегодня были.

– В этом году фильм Сергея Урсулюка «Жизнь и судьба» в США номинирован на престижную телевизионную премию «Эмми»…
– Это очень здорово. Но мало кто знает, что первый российский фильм за всю историю, который был номинирован на «Эмми», – это «Курсанты» режиссёра Андрея Кавуна. Наши режиссёр и продюсер летали в Нью-Йорк на церемонию вручения, но об этом знали только я и съёмочная группа – ни интернет, ни телевидение не откликнулись, это было так странно. Да и самих «Курсантов» мало кто видел.

– Есть в вашей фильмографии картины, которых вам самому не нравятся, или вы довольны своими ролями?
– Давайте будем честны. Не то чтобы фильмы не нравятся, но есть такие, о которых я думаю: было бы лучше, если бы я в них не снимался. Мне было бы легче, если бы я смотрел их со стороны. Это, например, фильм «Четыре дня в мае» – он снят в Германии немецким режиссёром на тему Великой Отечественной войны. Почему-то я думаю, что лучше бы эта роль прошла мимо меня.

– Сегодня вы один из самых востребованных актёров кино. От ролей часто приходится отказываться?
– Мало кто понимает, что в нашей жизни такого нет: мы сидим, нам предлагают, а мы отказываемся… Чаще всего бывает наоборот: наконец-то мне позвонили! Когда полгода живёшь без ролей, начинаешь думать: что я такого сделал в предыдущей работе, раз теперь все говорят: «Этому человеку не надо звонить»? И каждое предложение рассматриваешь как последнее в жизни. И пытаешься уцепиться за эту работу. Я никогда не раздумывал: это полнометражное кино или сериал? Если предлагают сериал – да слава богу, значит, больше съёмочных дней! А потом начинаешь думать: что я могу хорошего сделать в этом проекте, чтобы мне потом предложили всё-таки кино, а не только сериал? Значит, здесь надо сыграть, как у Спилберга. Так актёры используют свой шанс. Я благодарен Богу за этот сериал.
Например, сразу после «Бумера» режиссёр Кавун предложил мне сериал «Вокзал», и я даже не знаю, чему больше благодарен. «Бумер» дал мне популярность, но не работу, а «Вокзал» дал мне именно работу. Он, может быть, не был таким известным, но стал хорошим стартом, потому что продюсером и моим крёстным отцом в кино является Валера Тодоровский. Он посмотрел «Бумера» и сказал: «Давайте дадим шанс этому мальчику!» Не знаю, может быть, я в «Вокзале» ничего не сделал по его меркам, но он направил меня по этому пути. Это человек, которому я очень благодарен. С 2003 года, с сериала «Вокзал», началась моя карьера в кино.
Моя любимая роль – в фильме «Курсанты». Это тоже Валера Тодоровский. И мой любимый фильм «Качели» – Валера Тодоровский, он мне тогда сказал: «Андрей, тебе пора из телефильмов переходить в кино».

– Вы недавно сами выступили в роли режиссёра. Расскажите, что это за фильм, о чём он?
– Фильм называется «Джи Кью», его тема – интернет-зависимость. В мире она уже рассматривается как медицинское заболевание, симптомы описаны, в Америке даже построили первую клинику для интернет-зависимых людей. В Китае это лечат какими-то варварскими способами: военной муштрой и электротоком. Эта страсть настолько сильна, настолько пропитывает наше сознание, что действительно требует лечения. По большому счёту, наши дети, сидящие с телефонами и айпадами, считывают поведение с родителей – те сидели за столом с газетой, а их потомки теперь – с ноутбуком. Уже выросло поколение детей, родители которых сидели в «Одноклассниках». И в финале я довёл это до абсурда. Но такой финал, на мой взгляд, единственно верный. Мне говорили: как-то резко закончилось, зачем, почему? А герой просто умер, потому что не было интернета. Не оттого, что печень кольнуло, сердце ёкнуло, а от нехватки чего-то такого, чего и словами не выразить, – от проявления страсти, которая в нас живёт. Мы хотели поставить такую мощную точку: смерть как абсурд. Да, в жизни так не бывает – пока не бывает. Но я говорю: так может быть, и однажды это произойдёт. Это проба пера.



– Вы сами снялись в этом фильме.
– Да, снялся, но не потому, что мне ролей в жизни не хватает. Во-первых, мне было интересно оказаться «по ту сторону баррикад». А во-вторых, в группе не было «свободных» людей, все были чем-то заняты, поэтому я, пользуясь правами режиссёра, дал себе маленький эпизод. И даже получилось, что в кадре титр «Режиссёр – Андрей Мёрзликин» попал мне на спину. Кто-то ведь скажет, что специально!

– Не было мысли пойти учиться на режиссёра?
– Когда я учился во ВГИКе, рядом находилась режиссёрская мастерская, и я смотрел, как росли будущие режиссёры, с некоторыми потом даже работал. Это были люди разного уровня профессионализма, но когда я сам взялся за дело – понял, что не понимал даже толики их работы! Первое, что хочется сделать, когда ты в это влез, – убежать, руки опускаются сразу. Это как испытание, и если ты не скажешь себе, что это твой путь, что ты идёшь и не сворачиваешь, то ничего и не получится. Я сам с собой договорился, что только так сумею продвинуться вперёд, по-другому – никак. И все вокруг против тебя, каждую секунду ты должен принимать решение, чтобы сделать ещё один шаг. Все твои друзья на площадке, съёмочная группа, двадцать пять человек, задавали мне такие вопросы, что хотелось развернуться и уйти домой. Они были как враги! Но вот прошёл год, и я уже испытываю голод, у меня чешутся руки. Сам провоцирую события, чтобы такое со мной опять произошло. С другой стороны, надо понимать ответственность: второй опыт должен быть по уровню выше.

– Андрей, я знаю, что вы успешно играете и в театре.
– С театром Джигарханяна некоторое время назад мы расстались, но расстались по любви. Сейчас я ограничил себя в спектаклях – отношусь к театру как гурман. На данный момент у меня только два спектакля: в театре имени Вахтангова мы играем с Максимом Сухановым «Предательство» и с Женей Стычкиным – «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Эти две работы позволяют мне оставаться в тонусе: два-три спектакля в месяц бодрят. Мне просто повезло с партнёрами. Играть с Максимом Сухановым – это здорово!

– Как вы отдыхаете?
– Я умею расслабляться, живу друзьями, традициями, мне супруга позволяет так жить. Единственный вектор, который я себе выбрал, – никуда не выезжаю, все должны приходить ко мне. Ну, или хожу к соседям, но это недалеко. Дети всё это видят – я имею в виду культуру взаимоотношений – и понимают, чем я живу. Честно сказать, в душе я – ребёнок.

– Андрей, я знаю, что вы глубоко верующий человек. Ваши религиозные воззрения помогают в профессии, в жизни?
– Я вряд ли когда-нибудь стану примерным христианином. Но я встал на этот путь и буду идти до конца, насколько хватит сил. Буду падать, может быть, на нижней ступени останусь, но я знаю, что не сделаю ни шага назад! Для меня победой станет, если не скажу: всё, устал, пойду обратно. Попытка для меня тоже важна. Я знаю, что очень слаб и могу опираться только на личный опыт… Супруга, дети, друзья укрепляют меня в каких-то вещах, но вся моя вера простая: добро побеждает зло. Бог очень щедр ко мне. Может быть, счёт придёт на предъявителя чуть позже, не знаю. Очень боюсь оказаться среди тех людей, к кому штраф придёт позже, к концу жизни. Но надеюсь на милость Божью.