СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Александр Зацепин: Как порядочный человек, я не выдавал Пугачёву
Александр Зацепин: Как порядочный человек, я не выдавал Пугачёву
26.08.2013 00:00
Александр ЗацепинЕго песни знают все. О том, как он относится к современной музыке, зачем слушал в молодости «Би-би-си», для чего сделал в своей квартире студию и о рецепте шлягера он рассказал в интервью.

– Александр Сергеевич, как мэтр, что скажете о современной эстраде?
– Российскую я плохо знаю. То, что слышу во Франции, когда живу там, мне не нравится. Все мои коллеги и друзья думают так же. Вероятно, сейчас на эстраде момент спада, ничего принципиально нового нет. Думаю, что пока не появился по-настоящему талантливый человек или ещё просто не настал момент, когда можно найти другой путь развития. «Битлз» ведь нашли что-то новое. До них был только джаз, и вдруг – новая волна.
Когда моя дочь училась в девятом классе, она сказала: «Наши мальчики говорят, что ты пишешь хорошие песни, но для своего поколения». Меня это задело. А я тогда «Битлз» не воспринял, после джаза их музыка казалась мне примитивной. Но потом понял: если «Битлз» нравится миллионам молодых людей, надо изучать их творчество. Стал слушать новые группы, что-то писать в этом стиле, сочинял много разных песен для фильмов. Наконец я вырос до «31 июня», а то так и писал бы по-старому.
Представил себе: мы все плывём по течению, но вот река разделяется на два русла. «Битлз» и другие аналогичные группы оказываются в левом русле, а я барахтаюсь против течения и всё-таки тоже попадаю в левое. Пусть не в авангарде, но в том же направлении.

– Ваши песни исполняли многие певцы. Кто из них, на ваш взгляд, спел именно так, как хотели вы?
– Кроме Пугачёвой и Анциферовой, Никулина и Миронова, могу назвать Олега Анофриева. Он просто спас фильм «Земля Санникова». Сначала песни записал Олег Даль, он спел хорошо, однако очень свободно ритмически. Просто находился не в форме. Начальство велело его заменить, потому что «поёт хриплым пьяным голосом». Срочно позвали Валерия Золотухина. Но у него задача была уже сложнее: надо было не просто спеть, а следить за артикуляцией Даля на экране и точно в неё попадать. Золотухин не смог спеть синхронно. Режиссёр был в ужасе. Тогда я предложил позвать Олега Анофриева. Он попал, как снайпер, и спел прекрасно!

– Насколько вам трудно было находить исполнителей своих песен?
– Приходилось многих слушать. С песнями в «Кавказской пленнице» блестяще справилась Аида Ведищева. Немного раньше мои песни пела Майя Кристалинская, она тогда пользовалась большим успехом. Помню, как побывал у неё дома. Она жила с мамой у Северного речного вокзала, в какой-то маленькой комнатушке.

– Долгое время вы не общались с Аллой Пугачёвой. Помирились с ней в результате?
– Да. Пауза в отношениях затянулась. Как-то на моём концерте, несколько лет назад, она сказала: «Мы простили друг другу все обиды». Но обида была только с моей стороны, я её не обижал.

Александр Зацепин– Обида была серьёзная?
– Конечно. Когда она снималась в фильме «Женщина, которая поёт», я написал для неё песни. Тогда у меня уже была своя студия. Алла попросила записать пять песен, которые сама сочинила, сказав мне, что хочет выпустить пластинку с песнями под фамилией Горбонос, так как она не член Союза композиторов и не имеет права на официальное авторство. Такой ход, говорят, придумал её муж Стефанович. Я ей сказал: «Алла, я ни для кого не записываю песен, меня и так замучили вопросом, имею ли я право это делать». Я объяснял, что работаю в студии для себя и не занимаюсь коммерцией. «Но для тебя запишу».
Она пошла на «Мосфильм» и, видимо, сказала режиссёру, что я разрешил вставить эти песни в фильм, объяснив, что их сочинила не она, а парализованный мальчик из Люберец, чем поставила меня в глупое положение. Я-то знал, что это её песни, но выдавать не стал. Решил уйти с картины. Главный редактор киностудии, сотрудники смотрели на меня с непониманием: почему это Александр Сергеевич не хочет работать с парализованным мальчиком, он написал такие хорошие песни? Дескать, это неэтично. Но я, как порядочный человек, не выдавал Пугачёву. Только генеральному директору «Мосфильма» Сизову сказал, что это её песни, и попросил, чтобы это осталось между нами. Сказал, что работать с Горбоносом не буду, музыку свою забираю, и подал заявление об уходе с картины: «Пусть Горбонос и пишет музыку к фильму». Однако Сизов сумел меня уговорить: «У нас нет денег, чтобы заново записывать все песни и переснимать. Мы будем вынуждены закрыть картину. Я обещаю, что в титрах будет только ваша фамилия, а в конце фильма укажем Горбоноса».

– Говорят, вы планировали, что песни в «31 июня» будет петь Пугачёва, но после этой истории отказались от идеи, и записалась Анциферова.
– Да, после того случая я прекратил с Аллой все отношения. Она тоже чувствовала, что сделала гадость. Я бы на её месте извинился: «Александр Сергеевич, я думала, что вы не разрешите вставить мои песни в фильм, и придумала такую историю». Но что было, то прошло. Сейчас у нас с Аллой прекрасные отношения.

– Как вы думаете, как ей удалось стать королевой нашей эстрады?
– Она имела для этого все данные. Тогда лучше неё никто не пел, да и сейчас второй Пугачёвой нет.
Помню, она приехала в Болгарию в 1976 году, на конкурс «Золотой Орфей», с песней «Арлекино». Я на конкурсе входил в жюри. Песня уже два года как была написана болгарским композитором, её исполняли, но популярностью она не пользовалась. А когда Пугачёва её спела, весь зал встал и разразился несмолкаемыми аплодисментами. Ей заслуженно тогда дали Гран-при, а «Арлекино» стала хитом в Болгарии и у нас.

– В вашей творческой биографии случались неприятные моменты, связанные с советской цензурой?
– В середине восьмидесятых, когда я вернулся из Франции, мы записывали с Анциферовой пластинку на «Мелодии». Там была песня «Дело не в погоде». Её приняли все худсоветы, отправили для утверждения наверх. На отзыве из ЦК комсомола была ремарка: «Название заменить. Дело не в погоде – а в чём?»
Если бы Брежнев не посмотрел «Бриллиантовую руку», то неизвестно, как сложилась бы судьба и фильма, и песен. Он посмотрел новую комедию в выходные на даче два раза, потому что фильм ему очень понравился. Последовал звонок в Главное управление кинематографии: «Немедленно выпускайте картину на экран». А ведь мне говорили, что песни «Остров невезения» и «А нам всё равно» – криминальные. Дескать, что значит «нам всё равно»?

– А финал «Острова» – «О, йес, бичел» – кто придумал?

– Миронов. После Андрея многие пели эту песню, но никто даже близко не стоял рядом с ним. Этого номера вообще не было в сценарии. Как-то Леонид Дербенёв принёс мне стихи «Остров невезения»: «Покажи Гайдаю. Может, это в его стиле?» Я прочитал и пришёл в такой восторг, что за мгновение написал музыку. Такое редко бывает. Показал запись Гайдаю. «У меня нет метража, – говорит он. – Куда я её вставлю?» А я уже всё продумал: «Есть же сцена, где герои Никулина и Миронова сидят на палубе, говорят о погоде, море – ни о чём. Пусть он там её споёт». Так и сделали.

Александр Зацепин– Ещё в советское время, вы создали дома настоящую студию. Откуда такая редкая для творческого человека страсть к технике?
– Когда учился в школе, увлекался радиотехникой. Мы с приятелями сами собирали приёмники и по ночам слушали джаз по «Би-би-си». Пластинок с этой музыкой тогда выпускали мало. Так вот, мы слушали джаз по радио, учились аранжированию. Приёмники тогда были ламповые, и я знал все схемы, чтобы их собрать.
Чем я только не занимался, когда учился в новосибирской школе! Даже в цирке хотел выступать. Были у нас знаменитые акробаты Милаевы, я пришёл к ним, показал, как умею крутиться на турнике, сделал стойку на руках, сальто. Милаев показал мне упражнение на кольцах и попросил повторить. У меня получилось только подтянуться.
Потом я занимался химией. Сделал ракету, которая взлетела на триста метров. С ребятами соорудили какую-то бомбочку, она разнесла весь дедов сарай. Парашют сделал из одеяла. Прыгнул с крыши сарая, но подул ветер и одна стропа оторвалась. Я приземлился на грядку в соседнем огороде.
Посещал детскую техническую станцию. Окончил курсы трактористов и киномехаников. Время было военное, и два летних месяца я пахал на тракторе в колхозе. В армии познакомился с Женей Матвеевым, который потом стал известным актёром и режиссёром. Он был старшим лейтенантом, командовал взводом. После демобилизации из армии киномеханика на эту должность перевели меня. Крутил для солдат трофейные фильмы, особенно любил «Серенаду солнечной долины». Для меня было большим удовольствием привезти в тридцатиградусный мороз на санках новый фильм.
Когда учился в Алма-Ате, сделал для себя магнитофон. Свою студию создал в начале семидесятых. Записи «31 июня» я делал уже только в своей студии. У меня и музыканты были хорошие.

– Можете сегодня с высоты своего опыта сказать: есть рецепт шлягера, или это всё-таки случайность?
– Я считаю так: для того чтобы песня стала шлягером, надо, чтобы мелодия, стихи, аранжировка, запись, качество исполнения находились на одном уровне по качеству и в одном стиле. Если всё это соблюдено, песня на девяносто процентов понравится слушателям. Вот Соловьёв-Седой написал прекрасную песню «Подмосковные вечера». Её два года исполняла певица, имя которой не помню, и песня практически умерла. Потом её по просьбе автора аранжировал Виктор Кнушевицкий, спел Владимир Трошин, потому что там не нужен был академический голос, – и песня стала хитом. Но предсказать, что песня превратится в шлягер, невозможно.

– Советские композиторы были обласканы властью так же, как и писатели?
– У Союза композиторов были дома творчества под Москвой, Ленинградом, в Пицунде. Там мы общались во время обеда в столовой и расходились работать – у каждого стоял рояль. Два раза в год члены Союза имели право ездить туда бесплатно.

– А взамен от вас требовали песен о партии?
– Нет. Я и в партии не был. Мне даже званий не давали. «У вас хорошие песни, но вы беспартийный и не занимаетесь общественной работой».

– Вы были успешны, имели положение в обществе, наверное, вам доводилось общаться с теми, кого можно назвать советской богемой. Как она жила?

– Например, Алла Пугачёва не имела категории, и ей платили рубль двадцать копеек за минуту записи – вот такие копейки. Мы с ней записали в общем двадцать песен, я делал варианты дублей и старался выписать максимальный гонорар. Артисты жили довольно бедно, не то что сейчас, и получить категорию было очень сложно.
За музыку к фильму я получал прилично, а если фильм шёл большим тиражом, то мог получить дополнительно ещё двести процентов. Если фильм не выходил на экраны, то дополнительно вообще ничего не получал. Плюс были песни. Они исполнялись на концертах, в ресторанах, за это тоже платили по два-три рубля. Леонид Дербенёв получал тогда пятьдесят тысяч в месяц, по тем временам очень много. Он любил, чтобы песня приносила доход.

– А каким был стиль их жизни?
– Я с артистами особенно не общался, с утра до ночи работал. Мне трудно сказать, какая у них была жизнь. До сих пор люблю свою профессию и не могу не работать.

– Вот вы упомянули Дербенёва, его фантастический заработок. А куда он мог потратить такие деньги в советское время?
– У Лёни было четыре машины. Он покупал иконы, развешивал их дома. А когда у меня были деньги, я покупал картины.

– Вы с ним часто общались?
– Он был занятым человеком, да и у меня было по два-три фильма в год. Гулять просто так я не любил, не тот характер. Встречались иногда в дни рождения или на Новый год, чаще – по работе.

Александр Зацепин– Вы очень много писали для кино. А с кем из режиссёров вам хотелось бы поработать, но не получилось?
– Когда мы с Гайдаем были в Штатах, со мной заключили контракт американцы. Во время банкета рядом со мной сидел негр. Мой друг сказал, что он продюсер, и представил меня как известного композитора. Тот пригласил меня на студию и попросил показать свою музыку. У меня было с собой несколько записей. Когда он слушал «Бубен шамана», пришёл в такой восторг, что включил на полную громкость. «Я хочу заключить с вами контракт, – сказал он. – Какой срок вас устроит – три или восемь лет?» Откуда я мог знать, сколько нужно? «Давайте на пять», – сказал я. Согласно контракту, я должен был писать музыку к двум фильмам в год. Американцы должны были присылать мне видео, а я в ответ – музыку.
Когда вернулся в Советский Союз, спросил, могу ли работать с американской киностудией. Мне сказали, что это в компетенции МИДа и что я не имел права самостоятельно подписывать контракт. Пошёл в МИД к атташе по культуре. Тот оказался приятным человеком, отвёл меня к выходу, видимо, для того чтобы не подслушивали, и сказал, что, в принципе, работать я могу, но понятно, что из этого получится. «Вам пришлют видеокассету, – сказал он. – Она может идти месяц или больше. Когда вы отправите в Америку ответ, неизвестно, дойдёт он или нет. Скорее всего, нет. Только нервы себе испортите». Конечно, его слова очень меня огорчили. Контракт до сих пор лежит у меня дома, уже пожелтел.

Расспрашивал
Андрей МОРОЗОВ

Опубликовано в №34, август 2013 года