Согласно местной легенде, до революции в подвале помещался мебельный склад богатого купца. Таких предпринимателей в нашем городе было принято называть на французский манер – негоциантами. Они не только успешно занимались бизнесом, но и были усердными меценатами: поддерживали талантливых сограждан – художников, музыкантов, начинающих писателей. Бабушка ещё помнила, что вход в подвал охраняла массивная дубовая дверь, которая запиралась на циклопических размеров амбарный замок и солидный засов, похожий на железнодорожную рельсу. После революции хранить в подвале стало нечего, и деревянная дверь потихоньку сгнила, бесследно исчез и тяжеленный засов вместе с навесным замком.

В начале девяностых под нашими окнами стали регулярно собираться разнообразные сомнительные личности. С наступлением темноты они пробирались вниз и оставались в подвале до утра. На первых порах незваных гостей было немного, вели они себя мирно и даже деликатно – не шумели, сдавали пустые бутылки и по-соседски здоровались с моей мамой. Но вскоре контингент посетителей резко поменялся. Появились крепко хмельные особи обоего пола – любители горластых разборок, преимущественно в глухую ночь. Моим родителям приходилось регулярно вызывать милицию и «скорую помощь», поскольку граждане, выбравшие временным местом жительства наш подвал, периодически учиняли поножовщину. Участковый общаться с «подземными жителями» категорически отказывался, а начальник жэка нёс стандартную тарабарщину, жалуясь на полное отсутствие средств и пр.

Вся эта история чуть не закончилась трагедией. В одну студёную зимнюю ночь какая-то каналья подожгла подвал. Слава богу, дым почуял бдительный сосед, случайно выскочивший на улицу в халате и тапках на босу ногу. Ему спросонья показалось, что сработала сигнализация в его новеньком автомобиле. Пожарные и милиция приехали на удивление быстро. Пожар потушили, перепуганных насмерть жильцов успокоили. А милиционеры вытащили из зловонного подземелья, залитого пожарной пеной, троих угоревших до полусмерти подростков, которых тут же увезли в больницу.

На следующее утро мой папа решительно надел свой парадный китель со всеми орденами и медалями и пошёл, как он сам выразился, «жаловаться по инстанциям». Не берусь описывать все перипетии его странствий по бюрократическим коридорам и кабинетам. В результате папе милостиво разрешили приватизировать «подвальное помещение», но при условии, что он за свой счёт его вычистит, отремонтирует и поставит надёжную дверь. Кроме того, его обязали беспрепятственно пускать внутрь представителей коммунальных служб, поскольку по одной из стенок шли трубы водоснабжения, отопления и горячей воды, которые обеспечивали удобствами жителей всего дома.

Скоро всё наше семейство по достоинству оценило преимущества владения сухим и просторным «чуланчиком», к тому же расположенным на расстоянии вытянутой руки. Мой сын и его тогдашние школьные друзья приспособились держать в подвале велосипеды, санки, удочки и палатки. Мама стала хранить там запас картошки и разнообразные припасы на зиму вроде банок с вареньем и солёными огурцами. Сосед, который спас наш дом от пожара, попросил приютить комплект зимней резины к автомобилю и ящик с какими-то инструментами. А несколько лет назад в нашем подвале обосновалась творческая мастерская профессионального художника. Впрочем, расскажу всё по порядку.

На одном из вернисажей друзья познакомили меня с молодым одесским художником Дмитрием. Его картины так мне понравились, что я решила купить небольшой натюрморт в подарок подруге-имениннице. После выставки Дима пригласил нас с сыном к себе в мастерскую, чтобы показать другие свои работы. К моему величайшему изумлению, художник обитал в тесной комнатушке в старом полуразвалившемся домике на самой окраине Молдаванки. Ни воды, ни отопления там не было. Растерянно оглядевшись, я приметила на самодельной полке несколько очаровательных фарфоровых статуэток. На языке профессионалов такое направление называется скульптурой малых форм. Не удержавшись, я взяла в руки одну из фигурок. Фарфоровая дева была чудо как хороша: осиная талия, грива смоляных кудрей и тамбурин в руке. Меня восхитила тщательная проработка деталей: пышная красная с золотом цыганская юбка, белоснежная блуза с кружевами и чёрный корсет на шнуровке. Казалось, ещё мгновение – девица ударит в тамбурин и пустится в пляс.

– Нравится? Это Эсмеральда, – со вздохом пояснил Дима. – В прошлом году задумал сделать цикл по «Собору Парижской Богоматери». Но летом я очень занят – хожу рисовать море и старые одесские дворики. Туристы любят покупать такие недорогие работы в качестве сувениров. А зимой здесь работать с глиной очень холодно. Включать обогреватель нельзя – выбивает пробки. Хорошая студия мне пока не по карману.

Я с сожалением поставила статуэтку на место, расплатилась за натюрморт, и мы уехали домой. Через несколько дней сын задал мне неожиданный вопрос:
– Слушай, мам! Я вот что подумал: тот купец, что наш подвал строил, наверняка помог бы молодому художнику.
– К чему ты это говоришь?
– Может, пустим к нам в подвал Диму? Места там много, всегда сухо, летом прохладно, а зимой тепло без всякого обогревателя… Тебе что, жалко?
– Мне не жалко. Но не мешало бы спросить дедушку. Как-никак, это его подвал.

Дед не возражал, но поставил несколько условий: помещение тщательно убрать, бабушкину картошку поместить на специальную полку в самом дальнем углу подальше от света, и… никаких богемных междусобойчиков!

Переехать в новую мастерскую Диме помогли друзья-художники. На следующий день мне передали небольшой свёрток, перевязанный шёлковой ленточкой. Это оказалась фигурка Эсмеральды. Я была искренне тронута подарком.

Дима очень быстро обжил наш подвал, превратив его в настоящую уютную студию с полками для книг и альбомов по искусству, мольбертом, набором кистей, карандашей, шпателей, подрамниками и гипсовой головой Антиноя с отбитым носом. С этого момента наша семья стала активно приобщаться к творческой жизни города.
– Ты знаешь, кто такой Врубель? – спросил как-то за ужином сын.
– Конечно, знаю. Я даже несколько раз была в Абрамцеве. Там много работ этого талантливого художника. А к чему ты спрашиваешь?
– Тут один буржуй заказал Димке камин в стиле Врубеля.
– Наверное, все-таки не сам камин, а плитки-изразцы для камина.
– Ну, да! Советую тебе зайти посмотреть, пока их не увезли. Обалдеть, какая красота!

Сирин – загадочная сладкоголосая птица из райского сада с головой печальной девы. По легенде, на Яблочный Спас она прилетает в яблоневый сад и там грустит и плачет. На земляном полу был расстелен большой кусок рогожи, а на ней аккуратно разложены птичьи крылья – изразцы. Голубые, нежно розовые, белоснежные, кофейно-карамельные диковинные перья таинственно мерцали и переливались, отражая свет лампы под потолком. Дима озабоченно бродил среди этого неземного благолепия. Увидев нас с сыном, художник махнул в знак приветствия рукой и сообщил:
– Битый час пазл собираю! Умудрился несколько фрагментов нечаянно расколоть при перевозке. Пытаюсь найти подходящую замену, но пока плохо получается… Вот ёлки-палки! Куда могло запропаститься золотое перо из правого крыла?
– Это? – я подняла с пола похожую на ивовый листок лимонно-жёлтую чешуйку.

Дима обрадованно кивнул.
– А где вы обжигаете эту красоту?
– У знакомых за городом имеется кирпичный завод. Мы с ребятами своими руками соорудили у них в цехе муфельную печь. Далековато, правда…

Полюбовавшись изразцами, мы с сыном уже собрались уходить, когда Дима смущённо кашлянул и задал неожиданный вопрос:
– Скажите, вы не будете возражать, если я в подвале небольшую реконструкцию проведу? За мой счёт, конечно!
– Реконструкцию? А зачем?
– Проблема в том, что пол тут земляной, неровный. Вчера уронил комок сырой глины, а когда попытался удалить его стеком, ямка образовалась. А для скульптурного станка мне нужна твёрдая и идеально ровная горизонтальная поверхность. Ещё хуже получается, если нечаянно пролить растворитель. Земля его моментально впитывает, и вонь потом стоит знатная. Но самое главное, – Дима сконфузился и даже покраснел, – вон в том углу живёт очень нахальная крыса. Я уже и капкан ставил, и отраву сыпал, и норку замуровывал. Всё без толку – она ночью новую дырку прогрызает, а потом начинает проказничать: гадит на моём рабочем столе, все тюбики с масляной краской покусала…

Бригада старательных молдавских рабочих трудилась без перекуров. Они быстро сделали на полу цементную стяжку, потом выложили светло-серым «кабанчиком», а на стенах укрепили стальную сетку и тоже закрыли плиткой. В подвале сразу стало чисто, как в операционной, и намного светлее.
– Настоящий бассейн получился, – удивился мой папа. – Хоть наливай воду и плавай.
– Зато никакая крыса не прорвётся! – радостно сообщил Дима и добавил: – Теперь-то я смогу заниматься серьёзной скульптурой, у меня уже и заказы имеются.

Оказалось, что местные нувориши стали испытывать нешуточную ностальгию по кипучему пионерскому детству. Они дружно возжелали украсить свои загородные владения скульптурами эпохи развитого социализма. Фантазия заказчиков была крайне неприхотлива – либо девушка с веслом, либо пионер-горнист. Очевидно, носатые садовые гномы-коротышки успели изрядно намозолить глаза туземным феодалам.
– Затея сельской простоты! – невольно вырвалось у меня.
– Платят-то хорошо? – полюбопытствовал мой сын.

Платили обильно. Но у Димки возникла совершенно неожиданное затруднение. Известно, что скульптору для такой работы требуется натурщик. Модель для девушки с веслом быстро нашлась на стадионе «Спартак». Мужеподобную метательницу копья по имени Дарья долго уговаривать не пришлось. Подозреваю, что вальяжный Дима имел нестандартный подход к особам противоположного пола. А вот с пионером возникла проблема. Большинство знакомых недорослей нужного возраста оказались хлопчиками толстозадыми, щекастыми, с гримасой ленивого безразличия на откормленных физиономиях. Эти персонажи годились разве что для воплощения образа Мальчиша-Плохиша. Подростки, которые по фактуре хоть как-то соответствовали творческому замыслу, ни за какие деньги не соглашались стоять в неудобной позе хотя бы полчаса. Пацаны предпочитали торчать перед компьютером, тем более что сама идея была им непонятна, а чувство долга отсутствовало как таковое.

У Димы началась нешуточная депрессия. Он похудел и часами угрюмо бродил по мастерской.

И тут к упавшему духом художнику явилась муза. Вдохновительница пожаловала в образе городского сумасшедшего Вовочки, который жил в соседнем дворе и регулярно таскался мимо нашего подвала в ближайшую «наливайку» за выпивкой.

В прошлой жизни Владимир Иванович был токарем шестого разряда, работал в «почтовом ящике», имел жену, дочь и автомобиль «Запорожец». С развалом Союза жизнь Вовочки стремительно полетела под откос. Как истинный русский мужик, он опустил руки и крепко запил. Жена оставила уже бывшему мужу крошечную комнатёнку в коммуналке и вместе с дочерью укатила в неизвестном направлении. В знак протеста Володя перестал мыться, отрастил неопрятную козлиную бороду и пошёл блуждать по городским улицам в засаленной спецовке, драной шапке-ушанке и грязных опорках. Основным занятием бывшего токаря стала игра на губной гармошке на площади у вокзала. Это нехитрая деятельность позволяла кое-как заработать на хлеб насущный. Ещё Вовочка любил во время больших православных праздников сидеть на паперти кафедрального собора и приставать к прихожанам с задушевными богословскими разговорами. Таким способом он удовлетворял свою потребность в пище духовной.

Подозреваю, что нужно иметь невероятно острый глаз и чертовское наитие, чтобы угадать в опустившемся, почти юродивом мужичке нужный персонаж.

О чём беседовали Дима с Вовочкой, неизвестно, но на следующее утро художник потащил будущего натурщика в общественную баню, где того тщательно вымыли, постригли и переодели в чистое. Затем Дима привёл его в мастерскую, раздел, заставил встать на подиум в нужную позу, включил вспомогательный свет – и всплеснул руками от восторга. У худенького невысокого Вовочки обнаружилась идеально пропорциональная фигура, стройные ноги, рельефные мышцы и потрясающая способность часами стоять, не шелохнувшись, в самой невероятной позе. Более того, протрезвевший работяга оказался ещё и креативной личностью. Через пару дней Володя принёс в мастерскую несколько бесценных раритетов – сатиновые «семейные» трусы, красный галстук и пионерский значок. Образ пионера-горниста сложился идеально, и работа закипела.

Вскоре Дима прикупил старенький грузовичок, на котором Вова стал возить гипс, цемент, глину и краски, а также доставлять готовые скульптуры по адресам. Токарь высшего разряда, привыкший у себя на производстве регулярно выдавать рацпредложения, и тут отличился. Он посоветовал Диме вместо горна вкладывать в руку Пионеру вымпел с логотипом компании клиента или образец готовой продукции, а лик девушки с веслом делать похожим на жену или дочь заказчика.
К Диме выстроилась очередь.

Для удобства они стали называть девушку с веслом «Дашей», а пионера, соответственно, «Вовой». Теперь разговоры между художником и натурщиком могли всерьёз напугать непосвящённого слушателя.
– Дмитрий Аркадьевич, – сообщал Вова, – я Дашу в Егоровку привёз, а там подготовиться не успели. Я ей на голову мешок натянул и скотчем вокруг шеи обмотал, чтобы интригу сохранить.
– Ты бы лучше её в сарае спрятал, – задумчиво отвечал Дима.
Или:
– Еле доехал до этой фермы, – жаловался Володя, – думал, колёса потеряю! Что за люди? Хоромы в три этажа отгрохали, пруд вырыли, а дорогу починить некому. Батюшку в храм на тракторе возят! Пока Вову по буеракам пёр, у него стопа отвалилась. Пришлось ему в зад стальной прут вставлять, чтоб не заваливался. Обещал к ним на неделе заскочить и поправить…
– Следующий раз придумай какой-нибудь крепёж, чтобы Вова у тебя в кузове не трепыхался, как свежепойманная ставрида, – невозмутимо советовал Дима.
Весной в мастерской опять появился поклонник творчества Врубеля. Обнаружив у кого-то в саду гипсовую Дашу, этот доморощенный эстет возжелал иметь на даче статую свой очередной жены в образе Царевны-лебедь.
– И чтоб во лбу звезда, а на затылке… как его… месяц! – уточнил он. – Уж очень всем разноцветные плиточки на камине понравились! Заплачу, сколько скажешь.

Напрасно Дима пытался объяснить сентиментальному буржуину, что слепить из глины скульптуру такого размера у него не получится. Максимум сантиметров пятьдесят. Обжигать эту дылду тоже негде. Заказчик хмуро молчал, потом тряхнул бритой головой и шёпотом сообщил сумму, которую согласен выложить за готовое изделие. Дима потерял дар речи. Приняв молчание художника за согласие, любитель прекрасного сунул ему в руки пухлую пачку новеньких зелёных купюр и отбыл.
– Это же авантюра! – взвыл Дима, когда за заказчиком закрылась дверь.
– Угомонись, Аркадьич! – посоветовал Вова. – Как говорил мой мастер-наставник, глаза боятся, а руки делают. Слепишь Дашу с крыльями, потом я её аккуратненько расчленю… тьфу, распилю на кусочки, ты их разрисуешь. Затем малыми порциями в печку засунем, потом всё назад склеим.
– Да ты с ума сошёл?! – ужаснулся Дима. – Расчленю, склею… Майолика – это те-тебе не чугунная бо-болванка, а очень де-де-ликатная вещь! – от волнения он стал заикаться. – Нужно вернуть де-де-ньги! Не-немедленно!
– Деньги вернуть всегда успеем, – промурлыкал Вова. – Это будет наш творческий эксперимент!

С глиняной Дашей они промучились больше двух недель. Под собственным весом фигура оседала, не желала сохнуть, шла трещинами и чуть не довела чувствительного Диму до нервного срыва. Токарь-рационализатор и тут не подкачал. В одно прекрасное утро он снял с полки каталог Дрезденской картинной галереи, некоторое время рассматривал репродукции и вдруг громко хлопнул себя ладонью по лбу:
– Как же я раньше не сообразил? Художник Антонелло де Мессина, «Святой Себастьян», 1476 год!

Дима хорошо знал эту работу итальянского живописца эпохи Раннего Возрождения. Пронзённый стрелами святой мученик стоял, прислонившись к дереву.
– Возьму штук шесть стальных прутков, – поделился своей идеей Вова, – воткну в Дашу и зафиксирую её, родимую, на стенке.

Получилось просто замечательно. Даша, пришпиленная к стенке, как гигантская бабочка, прилежно сохла, Дима повеселел, а Вова уже принялся размечать фломастером места распила. Но тут произошла катастрофа.

Ранним субботним утром в подвале прорвало трубу отопления. Бдительные соседи, как всегда, оказались на высоте. Когда мы с сыном примчались к дому, у входа в подвал уже стояла допотопного вида машина с надписью «Аварийная». Рядом копошились какие-то работяги. Несмотря на ранний час, у подъезда собралась небольшая стайка сочувствующих соседей-зевак. Ко мне решительно подошёл здоровенный дядька с хмурым обветренным лицом.
– Вы хозяйка?
– Хозяин вчера уехал на дачу, – промямлила я.
– Где ключи от подвала?
– У Вовы, сейчас сбегаю, – мой сын исчез в глубине двора.

Сантехники вытащили из машины толстый гофрированный шланг, а я подошла к лестнице в подвал и боязливо глянула вниз. Из-под двери весёлыми ручейками лилась вода, образуя большую, клубящуюся паром лужу. В эту самую лужу бросили шланг, в машине что-то сочно чмокнуло и затарахтело. Это включился насос. Из шланга прямо на тротуар полилась вода, и поползли клубы горячего пара. Неожиданно из толпы вышел розовощёкий мальчуган лет пяти, театральным жестом махнул ладошкой в сторону суетящихся рабочих и торжественным голосом выдал:
– Это дворник дядя Петя, он сильнее всех на свете! Из своей прямой кишки поливает камешки!

У меня за спиной сдержанно захихикали.
– Цыц! – грозно рявкнул кто-то из работяг.

Тут появился мой сын со связкой ключей. Следом семенил Вова.

Мрачный сантехник с огромным разводным ключом и фонарём потопал в подвал, остальные зачем-то полезли в машину. Массовка из любопытных соседей дружно придвинулась к лестнице.

Дверь, разбухшая от горячей воды, открылась с трудом. Из образовавшегося проёма вырвались плотные клубы пара и послышался шум льющейся воды.
– Господи-и-и-и! Там же Даша! Всё пропало-о-о! – испуганно запричитал Вова.
– Даша, Маша… Разберёмся, – ворчливо отозвался дядька и с брезгливым удивлением сообщил: – Да тут прямо бассейн!

Он включил фонарь и решительно шагнул внутрь.

То, что произошло в следующие несколько минут, я постараюсь описать спокойно и без эмоций. Сначала снизу слышалось лишь журчание воды, которое постепенно прекратилось. Неожиданно в дверном проёме материализовался сантехник. Вид у него был более чем странный. Шатаясь, он неловко сел на нижнюю ступеньку.
– Да на нём лица нет! – испуганно заметил кто-то из зевак.

Нет, лицо у сантехника было, но совершенно белое, словно вылепленное из гипса.
– Помохи-и-ите! – дурным голосом прохрипел несчастный труженик аварийной службы. – Милицию-ю… срочно-о!

Толпа замерла от страха.
– Не надо! – завопил Вова и ринулся вниз, на ходу ловко стаскивая башмаки. За ним побежали мой сын и кто-то из соседей.
– Стоять! – заорала я и… рванула вслед за своим отпрыском.

Во влажном мареве подвал напоминал кадры из фильма ужасов. Блестящее от влаги тело висело на длинных стальных шампурах. Кое-где куски раскисшей тёмно-красной глиняной плоти отслоились. Создавалось полное впечатление, что «труп» перед смертью подвергали мучительным пыткам, заживо сдирая с него кожу. Уверена, режиссёр Альфред Хичкок перевернулся в гробу от зависти!
– Дети в подвале играли в гестапо. Зверски замучен сантехник Потапов! – едва сдерживая нервный смех, громко объявил мой сын.
– Да-а-ша-а-а! – скулил Вова. – Сколько трудов насмарку-у-у!
– Эх, пропали мои замшевые сапоги, – сказала я только для того, чтобы что-то сказать.

Перепуганного насмерть сантехника пришлось отпаивать коньяком. Воду благополучно откачали, а мы несколько дней лопатами выгребали полужидкие останки несчастной Царевны-лебедь. В подвале до сих пор воняет сыростью. Даже картошку хранить там пока нельзя. Дима переехал в другую мастерскую. Он снова стал рисовать море и очаровательные натюрморты, а Вова продаёт его картины в центре города, на Соборной площади. Говорят, Димины работы пользуются неизменным спросом у туристов. Насколько мне известно, скульптурой он больше не занимается.