В этот сезон Витёк прилетел в Крым из Москвы в новеньких мокасинах стоимостью 15 тысяч рублей. Но эта элитная обувка для вечерних выходов в свет буквально с первого дня начала причинять моему другу дикие неудобства: стала жать.
– Растянуть бы надо, – вздохнул Витёк и отправился на поиски сапожника.

Вернулся мой друг очень недовольный. Обнаруженный неподалёку от дома, где мы снимали квартиру, сизоносый «мастер» повертел мокасин в руке, выразительно щёлкнул языком и запросил за растяжку 80 гривен, это около 300 рублей. По московским меркам деньги, конечно, пустяковые, но не по меркам Крыма!
– Вычислил он во мне богатенького лоха, – говорил обидевшийся насмерть Витя. – Этот гад снизить цену не пожелал, ну я и отказался растягивать у него мокасины. Вот принципиально не буду ему платить такие деньги!

С этими словами Витёк поехал в обувной магазин и купил импортный спрей для растяжки обуви по цене, вдвое превышавшей сумму, которую заломил сапожник. Знай наших!

Однако чудо-спрей не помог. Друг потратил ещё день на поиски другого мастера, но не нашёл. Правда, Витёк вроде немного успокоился: стояла августовская теплынь, и без фирменных мокасин вполне можно было обойтись.

Мокасины понадобились Вите через две недели, когда грянула пересменка погоды с традиционными для Крыма ветрами и штормами. Витёк порыскал по окрестностям ещё день и, наконец, нашёл улыбчивого сапожника Юру, который всего за двадцатку пообещал растянуть элитную обувь.

На следующий день мы с Витей пришли забирать мокасины, но ларёк сапожника оказался закрыт. То же самое ожидало нас и назавтра, и ещё послезавтра, и через неделю. Не на шутку встревожившись, мы установили дежурство по сапожной будке, наведывались туда поочерёдно по три раза на дню, но мастер Юра так и не появился.

Все попытки выведать о сапожнике хоть что-то ни к чему не привели.

Очень скоро выяснение судьбы элитных мокасин превратилось в смысл и цель нашего отдыха. В день отъезда Витёк, матерясь, отчаянно колотил в будку руками и ногами, но безрезультатно. Уже без всякой надежды он заехал в последний раз к сапожнику по дороге на вокзал. Будка, как он и предполагал, была закрыта, однако проходившая мимо пожилая женщина, проникшись несчастным видом приезжего и посоветовала тихим шёпотом:
– Вы не подумайте, Юра – мастер очень хороший и честный, но пьёт. Вы бы с чёрного входа зашли. Только не говорите, что это я вам посоветовала!

Мы обошли будку и деликатно постучали в щелястую дверь. Ответом была тишина. Постучали снова – уже настойчивей. Тихо. Тогда мы толкнули дверь, и она распахнулась.

В сапожной мастерской, если её можно так назвать, спали вповалку среди бутылок и пластиковых пивных «фугасов» пятеро разнокалиберных мужичков. Нашего Юры среди них не было. Зато в сивушно-табачном кумаре мы узрели самое главное: натянутые на колодки элитные дорогущие мокасины возвышались над всем этим алкашеским непотребством.

С победным воплем Витёк сорвал свою обувь с колодок, и мы продолжили путь в аэропорт. До начала регистрации оставалось чуть меньше часа.

Прямо в такси Витька переобулся и всю дорогу, вплоть до посадки в самолёт, счастливо повторял:
– Не жмут, ну нисколечко! Слышь, Вовка, они мне нисколечко не жмут!