– Многие уже знают вас как актёра, но не всем известно, что вы играете в московском Театре Луны. Как вы туда попали?
– Однажды на «Кинотавр» приехал Сергей Проханов (художественный руководитель Театра Луны. – Ред.) и пригласил меня попробовать себя на театральной сцене. В 2000 году вышел первый в Москве мюзикл «Губы», и вот уже четырнадцать лет я играю в этом спектакле одну из главных ролей. А вообще в Театре Луны я занят в четырёх спектаклях.

– И что, в радость выходить на подмостки как рядовой артист, а не как знаменитый продюсер?
– Первые восемь лет это был полный кайф. Во-первых, совершенно иное состояние: там ты отвечаешь за чьи-то жизни, за зарплаты, а тут приходишь, тобой командуют, а в конце месяца идёшь и получаешь зарплату, которую, конечно, и деньгами смешно называть, но всё же. И, во-вторых, сбылась какая-то мечта: в годы студенчества я играл в спектаклях и очень жалел, что это ушло. Даже не думал, что вернусь на эту стезю.

– Вы же учились в театральном училище.
– Да, в Щукинском на актёрско-режиссёрском факультете. Проучился там три с половиной года. Мой брат эмигрировал в Израиль, но в Москве остался его военный диплом, который ему понадобился. Он попросил меня передать его в посольство Нидерландов – оно тогда представляло интересы Израиля в СССР, поскольку дипломатических отношений между государствами не было. Естественно, я передал – не знал же, что в посольстве на приёме сидят наши девочки из «органов». Они меня сдали, на следующий день в «Щуку» пришли два человека в плащах, и меня отчислили. Борис Захава, ректор училища, пытался меня спасти, но ничего не смог сделать. Я так и не получил диплом, хотя у меня даже было направление в Омск. Именно тогда и начались все мои несчастья, мне практически сломали жизнь. Но я всё-таки выдержал, выдюжил и дожил до новых времён, хотя судьба словно испытывала меня на прочность.

Когда ещё в советские времена я работал в Росконцерте, было заведено уголовное дело, всех пересажали – и виновных, и невиновных. Потом оправдали. Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается – у меня отобрали ещё шесть лет жизни. Сейчас могу только погладить себя по голове за то, что всё это выдержал – и тюрьму, и инфаркт за решёткой. Стал после этого сильнее, и пусть после сорока, но двадцать с лишним лет я был счастлив, занимаясь любимым делом.

Практически все мои близкие люди, родители, братья уехали из страны, а я остался, даже порой голодал. Но со временем стал в семье главным, и уже сам им всем помогал. Сейчас могу сказать: армия и тюрьма сделали меня сильным. У меня, как сказал мой армейский политрук, повышенное чувство честности и справедливости, чего в нашей стране иметь нельзя. Меня всегда бесила несправедливость. Живой пример: сейчас меня бесит Жириновский, он везде, на всех каналах, и я не могу понять, в какой стране живу. В детстве у нас был коэффициент справедливости, измеряемый в роменах ролланах: один ромен роллан. А я придумал коэффициент бессовестности: один жириновский, и ещё коэффициент безнравственности – один михалков. Бороться с подобными явлениями бесполезно, могу только озвучивать свои коэффициенты. Мне без малого семьдесят, и порой охватывает отчаяние: неужели даром жизнь прожил и всё коту под хвост?

– Один мой приятель так сформулировал ответ на этот вопрос: смысл жизни в семье и детях, а всё остальное – игры и игрушки, у каждого свои.
– К сожалению, я не создал семью в полном смысле слова. У меня есть дети, внук, который сегодня чемпион Европы по теннису. Но буквально на днях мы с женой обсуждали эту тему и решили: нам нужен ещё ребёнок. Единственное, что остаётся сегодня в этом перевёрнутом мире, – так это хотя бы заниматься детьми. Я немножко побаиваюсь – и возраст, и диабет, как бы ребёнок не родился больным. Но всё-таки мы намерены всерьёз заняться этим вопросом.

– Глядя на вас сегодняшнего, многие думают: заработал миллионы и пошёл играть в свои игры ради удовольствия.
– Не заработал я миллионов, это легенда. Те миллионы, которые были, я потерял на создании питерского кинофестиваля, вложил в него все свои средства. Я задумал интереснейший проект, на котором действительно собирался заработать, но Михалков нашёл путь, чтобы перекрыть мне кинофестиваль в Питере. Три года я создавал фестиваль, потом два года зализывал раны, а потом просто заболел. Оставшиеся у меня деньги лежали в кипрском банке – и те накрылись. Сейчас сижу практически без копейки, потому что банки на Кипре откроются только в декабре, и лишь тогда мне что-то отдадут.

– Не будем о грустном, вспомним лучше ваше самое первое знаменитое дитя – первый в нашей стране фестиваль рок-музыки в подмосковном Подольске.
– Да, это лучшее, что я сделал, даже «Кинотавр» теряется на его фоне. Подольский рок-фестиваль 1987 года был организован вопреки всему. Это явление, масштаб которого сейчас невозможно представить. В нём принимали участие лучшие и ещё не разрешённые группы страны: и «Наутилус Помпилиус», и «ДДТ», и «Бригада С». Выступления судило серьёзнейшее жюри. Перед фестивалем творилось что-то немыслимое, в течение четырёх дней было продано огромное количество билетов на восемь концертов. За три дня до открытия нам сообщили, что фестиваль отменяется, а билеты, напомню, уже проданы, и анонсы напечатаны во всех газетах. И тогда я сказал: «Фестиваль будет». Четырёхтысячный открытый зал в Подольске был набит битком, мы сидели, как в окопах.

Но тогда же я, что называется, почувствовал разницу между тем, что говорили обо всех этих группах, и непосредственным общением с ними. Это были люди не то что вне системы – они порой ещё и вели себя как нелюди. Санаторий под Подольском предоставил нам свой новый корпус для размещения ленинградских групп, так музыканты его разгромили – буквально разобрали павильоны, в которых жили. А как ужасно вели себя журналисты, специально провоцируя власти, чтобы создать скандал! Я их умолял – дайте провести фестиваль, потом будете выкрикивать свои лозунги.

Но были и смешные моменты. Мой знакомый кагэбэшник получил команду выключить электричество во время выступления «ДДТ» – Юрия Шевчука. Мы хохотали, и каждый делал своё дело: он выключал рубильник, я включал… Шевчук кричал нам со сцены: «Что вы там дёргаете? Я всё равно буду петь!»

Ну а потом за этот фестиваль меня пытались подвести под статью, но я тогда уже ничего не боялся. И когда меня вызвали в горком партии и заявили, что посадят, я показал им кукиш: «Вот вы меня посадите!» Восемьдесят седьмой год, уже вовсю шла перестройка, у власти был Горбачёв, всё изменилось.

– Подольский рок-фестиваль был грандиозным событием. Но всё-таки и славу, и признание, и даже награду ЮНЕСКО вам принёс «Кинотавр» (золотой медалью ЮНЕСКО «За вклад в развитие национального кино» Марк Рудинштейн был награждён в 2000 году. – Ред.).
– Я считаю, это главная моя премия. Уже после неё, в 2003 году, Путин дал мне звание «заслуженный работник культуры Российской Федерации». Я был так этим вдохновлён, что написал ему письмо, в котором было всего четыре пункта – о выходе кинематографа из кризиса. Долго ждал ответа, но так и не дождался, хотя мои предложения прозвучали и даже оказались востребованными, например единый электронный билет в кинотеатр. Надо мной все уже смеются, никак не могут понять, что кинотеатры – это первый этаж всего мирового кинематографа. Надо ведь понимать, какие фильмы востребованы зрителем, какие мы имеем сборы. Электронный билет – это как касса в продуктовом магазине: каждый директор кинотеатра должен поставить автомат, и все они будут подключены к единому компьютеру. Я видел это во Франции, когда обучался тому, как делать фестиваль. У них тоже – стоит один компьютер, и три человека всем этим занимаются. Не нужно руководить кино, ему надо создавать условия. А второй пункт моего письма Путину – это двадцать процентов налога с проката американских фильмов. То, что уже давно сделали те же французы. Они не берут у государства деньги на создание новых кинолент, этих двадцати процентов вполне хватает на производство собственных фильмов, на профильное образование и так далее.

– Всё же вернёмся к вашим наградам. В этом году в Оренбурге на кинофестивале «Восток и Запад. Классика и авангард» вам вручили очередной приз «За вклад в развитие киноискусства». И уже есть награды за кинороли, например, «Золотой носорог» – за роль второго плана в телесериале «Вольф Мессинг».
– «Золотой носорог» – пока единственная моя кинопремия за актёрскую работу. В «Мессинге» у меня неплохая роль, и здесь есть элемент мистики. Когда мне было тринадцать лет, в Одессе мы с отцом ходили на выступление Мессинга. Зашли в кабинет к директору филармонии, а там сидели Вольф Мессинг и администратор, которого я сыграл через пятьдесят лет!

Отец был директором книжного магазина. Тогда, что называется, кто на чём сидел, то у него и дома было. Если бы он работал банщиком, то дома висели бы веники, а так – у нас было много книг. Я прочитал всего Золя, Мопассана, правда, под одеялом. Кстати, ещё один мистический момент. Нас в семье было много, и отец забирал меня с собой на работу. Я сидел на втором этаже, на складе магазина на Дерибасовской, и читал. Потом много лет спустя приехал в Одессу, и выяснилось, что мой друг в этом доме открыл ирландский паб, в том самом помещении на втором этаже. И теперь я с друзьями пью пиво там, где когда-то сидел и читал книжки!

А если говорить о съёмках в кино, то по-настоящему горжусь ролью Кутузова в художественно-документальной драме Алексея Пивоварова «1812-й. Отечественная. Великая».

– Вот вы сказали, что у вас коэффициент непорядочности – один михалков, это с одной стороны. А с другой, по вашему же признанию, вы пришли в кино, посмотрев его фильм «Неоконченная пьеса для механического пианино». Как же так получается?
– Я никогда не говорил плохо о Михалкове как о художнике и кинорежиссёре. Я и сейчас говорю, что в кино меня привели его фильмы. Просто Михалков как человек не виден широкой публике, и та ложь, которую он порой провозглашает, – съедает его, как мыши, которые завелись в голове и съедают данный человеку талант. Я с большой надеждой жду его новую картину по Бунину, «Солнечный удар», – а вдруг получится? Не могу сказать, что поставил на нём крест как на художнике, но крест как на человеке поставил на нём навсегда.

– Итак, вы пришли в кино, создали фестиваль «Кинотавр». Но недавно признались, что разочаровались во многих артистах после тесного с ними общения. Почему?
– Дело в том, что эти люди прошли советскую школу несправедливости по отношению к своему таланту. И лишь единицы – Глузский, Таривердиев, Гердт и немногие другие – сумели пережить переход в новые времена, с рынком и с правилами, которые этот рынок установил. У остальных, известных и знаменитых, увидевших, как живут звёзды на Западе, просто поехала крыша. И всё худшее, что воспитала в них советская власть, прорвалось наружу – хитрость, изворотливость, непорядочность даже по отношению к тем, кто что-то для них сделал.

Вообще у нас в стране из-за скудости информации в советскую эпоху многим и сегодня нелегко понять, что известная личность, тот, кого называют национальным достоянием, может быть плохим челhtовеком. Почему взъелись на Марину Влади, написавшую о Высоцком, что он был алкоголиком и наркоманом? Высоцкий от этого не стал меньшей фигурой. Так же взъелись на Андрона Кончаловского за его откровения, а теперь и на меня. Разочарование для меня оказалось большое, но были десятки людей, ради которых я продолжал работать, проводить «Кинотавр». Однако на десятый год я сказал себе: стоп, пора уходить. Простился со всеми, но оказалось, что отдал фестиваль не тем людям – это были бандиты. Пришлось вернуться, я продолжил делать фестиваль, пока не отдал его в 2004 году продюсерам Роднянскому и Толстунову.



– Оставив себе в качестве отдушины детский кино- и спортивный фестиваль «Кинотаврик».
– Отдушины? Наверное. «Кинотаврик» идёт как большой фестиваль, хотя и там я уже свадебный генерал. Его делает моя команда, в основном те, кто делал со мной большой «Кинотавр», а я только приезжаю как президент.

– Не готовы ещё оставить всё и жить в Швейцарии, как когда-то мечталось?
– Нет, конечно. Когда мой отец уехал в Израиль, он продержался там всего три месяца и ушёл в мир иной, хотя был абсолютно здоров. Скис от скуки, ему некому было рассказывать о своих коммунистических подвигах – он там был никому не нужен. И я, если уеду в Швейцарию, тоже там просто скисну.

– За какие пять вещей вы благодарны жизни?
– За дочь Наташу, за внука Мишу, за «Кинотавр» и за Подольский рок-фестиваль. Вот и всё, набралось всего четыре.

– Если бы была возможность начать жизнь сначала, кем бы хотели стать?
– Я бы хотел снова стать администратором кинофестиваля «Кинотавр». Ну, может быть, Главным администратором.