Одна запомнилась особенно, попробую нарисовать её портрет. Самая неухоженная, из-под платка, как змеи у медузы Горгоны, нечёсаные космушки. Взгляд снизу вверх, быстрый, жёсткий. Марширующая походка, руки полусогнуты в локтях, будто ждущих момента, чтобы кого-нибудь оттолкнуть, оттеснить. Бесформенная застиранная одежда.

Во дворе она славилась своими яростными налётами на паркующиеся машины. Атаки её были внезапны, стремительны и в то же время комичны. Со спавшим платком, перекошенным от ярости лицом, она бросалась на вальяжно стекавшего с водительского кресла автовладельца. Не доходя метра до него, выбрасывала вперёд руку с оттопыренным указательным пальцем и, виртуозно пользуясь матом, громогласно его порицала. Он был виноват и в ухудшении экологической обстановки, и в нарушении тишины, и в хищениях в особо крупных размерах. В общем, во всех смертных грехах. В то же время автовладелец, занятый своими буржуазными мыслями, медленно удалялся восвояси, не видя и не слыша старуху, каркавшую сорванным голосом.

Горгона подкрадывалась к неумело елозившей по парковке миниатюрной розовой машинке, поджидала, когда хозяйка изящно выставит ножку из открытой дверцы, и в этот самый момент, когда остальное тело красотки ещё находилось в салоне, вплотную подходила к машине – чтобы встретить врага лицом к лицу. Бабушка встречала девицу молча, сурово, но до подъезда гнала разоблачающими подробностями из её личной жизни, скверными замечаниями о внешности, напоминаниями, что городской транспорт никто не отменял и нечего тут на машинах, да ещё на розовых…

Или деловито подбегала к мужичку, звонко хлопавшему дверцей «Жигулей», и, качая из стороны в сторону головой, что-то жарко ему внушала. После непродолжительного монолога, посланная по известному адресу, бежала к себе в подъезд, по пути бранясь и всплёскивая руками.

Она представлялась мне назойливой мелкой собачонкой, вот-вот готовой тяпнуть за пятку.

Но однажды я стояла в бесконечной очереди в кассу продуктового магазина с плачущим грудным сыном на руках. Я уже была готова оставить набранные продукты и покинуть очередь, чтобы не раздражать покупателей и побыстрее успокоить ребёнка дома. И вдруг от очереди отделилась знакомая, растрёпанная старушка-собачонка и сказала:
– Ты проходи, дочка, вперёд меня. Чего дитя-то надрывается.