– Я знаю точно, что второй сезон «Голоса» вызвал гораздо больший ажиотаж, чем первый, – его стали смотреть даже те, кто принципиально не включает телевизор. И всё это благодаря вам, музыкантам, которые на Первом канале исполняют не попсу, а качественно другую музыку.
– Думаю, что это – наша миссия. Я давно в музыкальной среде, и, как вы понимаете, моё собственное творчество к попсе не имеет никакого отношения. Принципиально не смотрю телевизор уже лет десять, если не больше. Мне нравится самому выбирать то, что меня развлекает, а телевидение – слишком неконтролируемый поток информации, это сильно отвлекает. Когда я стал участником «Голоса», родители жены почти насильно подарили нам телевизор, чтобы я хоть глянул на себя.

– Вы никогда не скрывали, что пошли на проект целенаправленно, чтобы добиться успеха и помочь вашей группе «Тэр Мейтц». Так всё и вышло?
– Да, это сработало сразу, даже не пришлось ждать! Решился вопрос узнаваемости – теперь не надо рассказывать, кто ты и откуда, что за странное название у группы, почему ты исполняешь именно такую музыку. Теперь нас знают, а так жизнь, в принципе, не особо поменялась – такая же насыщенная, какой и была. У музыкантов вообще непростая ситуация: все мы должны бегать и убеждать других в том, что делаем важное дело. Обычно это выглядело так: «Ну взгляните на нас, послушайте хотя бы разок! Сделайте свой выбор раньше, чем заранее придёте к выводу, что мы вам не нужны». А сейчас нас накрыло такой информационной волной, что уже не надо решать эти лишние, ненужные проблемы.

– Тем не менее попсовые телешоу дают высокие рейтинги. Поэтому продюсеры и предпочитают заниматься поп-музыкой.
– Телевидение – серьёзный наркотик, на него легко «подсесть». Тебя постоянно показывают в эфире, тебя все узнают… А за что тебя узнают, что конкретно ты делаешь – уже не так важно, лишь бы узнавали! Это не совсем правильно. С одной стороны, эти известные люди ничего ужасного не делают: сидят себе, машут бенгальскими огнями и улыбаются в камеру – наверняка кому-то хочется на это посмотреть. Может, зрителей бодрит такое зрелище. Но у музыканта есть ещё миллиард способов проявить себя и не действовать по накатанной. У меня нет ненависти к попсе, просто жалко, что люди своё время и свои ресурсы тратят именно так.



– Но в результате именно это и формирует вкус зрителя.
– Это серьёзная проблема. Мы вообще каждым своим действием что-нибудь формируем. А ответственность в итоге так ни на ком и не лежит, и никто вроде бы не виноват. Каждая свинья сама виновата, что она спела плохую песню, а не дяденька продюсер! Мы сами это делаем – и в какой-то степени я тоже виноват.

– Почему?
– Но я же, например, участвовал в записях, которые делал просто ради денег, а лично мне они не очень нравятся, – значит, виноват. А потом плохие песни месяцами крутятся на радиостанциях и помогают людям деградировать. Мне от этого грустно, вот я и стараюсь перестать это делать – хватит уже!

– Вы были удивлены выбором вашего наставника Леонида Агутина, когда в шоу дуэтов он отдал предпочтение Алёне Тойминцевой?
– Удивления самому этому факту не было – я скорее удивился его реакции. Леонид, похоже, тоже волновался, как и все мы. И он сказал что-то невнятное – я даже не понял, что именно… Я был почти уверен, что на этом этапе точно уйду. Не знал, конечно, на сто процентов, но внутренняя математика это подсказывала. В такой ситуации наставнику надо выбирать Алёну – это абсолютно логично и нормально. То есть я просто запутался, когда Агутин начал говорить, что хочет меня оставить, – это и были те самые секунды замешательства. Ну а потом решение было объявлено и всё встало на свои места.

– Вы вообще склонны к философским вопросам – «Зачем я это делаю?», «Почему?»
– Наверное. В некоторых вопросах я, скажем так, неглуп. Но в некоторых простых вещах по-прежнему – дебил дебилом! Пытаюсь разобраться, но не всегда и не во всём получается.

– Значит, вы на пути к истине, если утверждаете, что вам не всё понятно и не всё известно.
– Ладно, я проверю. Расскажу вам потом.

– Я знаю, что вы были не совсем путёвым мальчишкой: то сами бросали музыкальную школу, то вас выгоняли. Но при этом в вас чувствуется удивительная любовь к фортепьяно – вы как будто срослись с ним! Это так?
– Меня всегда завораживал этот инструмент. Никакие возрастные моменты или вопросы самореализации не мешали любить фортепьяно. То есть я хочу сказать, что в любом состоянии и в любом возрасте продолжал играть. Чем бы я ни занимался, это не отрывало меня от инструмента. Разница только в том, какая публика находилась вокруг меня. Если у меня был, например, «конопляный период», всё равно мои друзья приходили, садились вокруг меня и слушали, как я играю, – неважно, что это были за люди. Музыка присутствовала в моей жизни всегда и во всех формах. Потом голова проветрилась, и стало окончательно понятно, что это и есть самое главное.



– А когда стало понятно?
– Всегда было понятно, что музыка – неотъемлемая часть меня. А когда она стала профессией? Ну, на это потребовалось время. В какой-то момент очень помогла мама, избавив меня от среды, в которой я загнивал. Это целиком мамина заслуга – что я ещё живой.

– А что она сделала?
– Нашла в себе силы противостоять мне. И помогла переместиться – я переехал в другой город. Это оказалось непросто, ведь было такое ощущение: всё, прикипел я к месту! И мне тогда казалось, что всё у меня здорово. Ну знаете, как подростки обычно думают. А всё было совсем не здорово, а жутковато.

– Я вот нашла для вас цитату из Цветаевой: «Сила человека часто заключается в том, чего он не может сделать, а не в том, что может». Какие у вас мысли на этот счёт?
– Интересно. Не знаю, мне кажется, всесильные люди слабы. Это вопрос сознания. Если ты считаешь, что всё можешь, – это тревожный факт. А если, наоборот, осознаёшь, что ты, в общем-то, букашка, – то это уже более адекватная реакция. Можно долго рассуждать на эту тему.

– Какую песню вы больше всего…
– Слушай, давай на «ты»!

– О’кей! Какую песню ты больше всего помнишь из детства?
– Была такая песня, её часто крутили по радио, – «Снег кружится». А ещё мама мне пела на ночь: «Птички затихли в саду, рыбки уснули в пруду». Пела красиво и трогательно – засыпалось хорошо!

– А вообще как менялись и формировались твои музыкальные вкусы?
– Эх… Каждый день меняются, очень сложно мне живётся! Когда учился в школе – балдел от «Депеш Мод», «Нирваны» и «Ю-Ту».

– Как ты пришёл к стилю, в котором работаешь сейчас?
– Думаю, это солянка из всего, что я слушал всю предыдущую жизнь, и на самом деле я ещё никуда не пришёл. Поговорим об этом на смертном одре.

– Давай вернёмся к «Голосу». Я знаю, что вы давно знакомы с Пелагеей.
– Давай сразу расставим точки над i: я не её приятель. Она ходила на наши концерты, поскольку они подружки с Полиной Гагариной, с которой я работал и много общался, да и сейчас общаюсь. То есть получается – это контакт «через колено», а не то чтобы я прямо её дружок.

– Ну, Пелагея тебе помогла как наставница?
– Безусловно да, но есть нюансы… Как тебе сказать… Есть такой странный момент: мы, участники «Голоса», – как бы одна компания, один коллектив. Но те ребята, с которыми я пережил слепое прослушивание и оказался у Агутина, те первые четырнадцать человек, пережившие эту «катастрофу», – их заменить, конечно, сложно. Это был настоящий, непридуманный стресс. Люди, которые выкарабкались и в итоге оказались с тобой в одной лодке, навсегда остались твоей командой. Поэтому переход в команду Пелагеи – странная эмоциональная штука. Я не чувствую себя здесь в команде – это просто классные ребята, мне с ними тоже интересно. За время проекта я познакомился и с ребятами из команд Билана, Градского. Мы друг с другом общаемся, и всё давно перемешалось. Но если говорить о Команде и Наставнике – то это люди, которые были со мной с самого начала.

А что касается Пелагеи, она абсолютно адекватная: придумывает новые задания, ставит новые задачи, и мы их вместе решаем, находим общий язык. Мне интересно всё, что она думает, меня всё устраивает. Я просто как-то немножко эмоционально состарился, что ли… Или потерял девственность…

– Но это же только твои эмоции?
– Да, такие вот у меня ощущения. После последнего эфира (имеется в виду выпуск, в котором Антон исполнил песню Агутина «Ты вернёшься опять». – Ред.) возникло полное опустошение, я не получил для себя внутреннего отклика. Понравилось мне или не понравилось – я даже не понял. Для меня ничего не произошло: не проиграл и не победил – ну и что, фигня какая-то! Это неприятно: никакого удовольствия, просто устал.

– А это можно сравнить с влюблённостью: когда сначала испытываешь море эмоций, а потом – ничего.
– Даже не знаю… Сначала на проекте «Голос» я прикрывался цинизмом, думал: «Да что за хрень – надо пойти и всех там сделать!» Потом, на слепых прослушиваниях, я понял, что тут всё по-настоящему. И притвориться, будто бы тебе всё равно, не получится. Нельзя обмануть себя и спеть так, будто ты поёшь в привычных условиях. Меня действительно трясло, и я действительно переживал – был очень острый момент. На следующих этапах конкурса думал: «Да какая разница, с кем петь и что? Мне по фигу – я просто пришёл сюда баллы набрать». Но нет! Ведь это живые люди вокруг, и кого-то из них я люблю, кого-то не люблю – возникают реальные эмоции. А ведь эмоции – самое важное.

– Ваш дуэт с Алёной Тойминцевой был одним из самых крутых – по импульсу, по нерву, по драматургии и по какому-то абсолютному слиянию в этой композиции Рэя Чарльза. Казалось, вы совсем не были озабочены условиями конкурса, тем, что кто-то из вас в следующие пять минут вылетит из проекта. Это так?
– Мы уже много говорили про наш дуэт. Это был один из тех моментов, когда всё получается, потому что всё стоит на своих местах. Это даже не наша заслуга. Просто так случилось, нам повезло – с музыкой в основном так и происходит. Другой вопрос, что мы с Алёной оказались подготовлены к выступлению на таком уровне. У нас хватило для этого прочности. Нашего старания тут не так уж много, ведь мы делали привычные для себя вещи – делали то, что нам нравится, не прыгали выше головы. Я совершенно чётко осознавал, что в этом дуэте выполняю роль поддержки. Я тут лишь для того, чтобы дать второму человеку возможность сделать всё красиво. Это было приятно, и у меня ни на секунду не возникла мысль: «А зачем это я стараюсь ради другого?» В какой-то момент сам так решил – когда понял, что у человека всё получается так, как мне нравится. И тогда перестало иметь значение, кто главный. Главный всё равно я! И это был восхитительный момент, потому что я редко пою в каких-то дуэтах, а наш дуэт получился уникальным. Может, будет в моей жизни ещё с десяток дуэтов, из которых, дай бог, два-три окажутся интересными. Очень правильный дуэт, короче!

– Вы на своих концертах будете радовать зрителей таким… «десертом»?
– Алёна уже приезжала к нам петь на акустические концерты, мы с ней эту композицию иногда исполняем – в шутку, так сказать.

– Расскажи немного о своём ослике.
– Ну здрасьте! Уже все знают про ослика: я подарил его в день знакомства своей жене Юле, и вот теперь таскаю с собой. По-разному бывает: иногда это просто плюшевый ослик, а иногда – важная персона. Я сейчас немножко в каком-то расстройстве нахожусь относительно всяких мелочей…

– Почему?
– Жизнь – она такая… Об ослике тяжело говорить…

– А к Новому году что-нибудь записываешь?
– Как эти ребята, Филипп и Николай, я снялся в «Новогоднем огоньке». Но, надеюсь, удалось сделать это как-то по-своему. Посмотрим, что получится на выходе.