– Наргиз, вы помните, какие колыбельные вам пела мама?
– Честно говоря, мама никогда не пела мне колыбельных песен. Объясню почему: она часто брала меня с собой на гастроли, и колыбельной для меня было то, что происходило на сцене в тот момент, когда я засыпала за кулисами. Помню ещё такой момент из детства: когда меня укладывали в кровать, родители включали магнитофон. И вот однажды, когда я только-только уснула, папа выключил музыку, тихо, чтобы не мешала мне спать, – и в этот момент я проснулась. Тогда-то окончательно стало ясно, что без музыки я никуда.

– А с вашими детьми так же было?
– Примерно. Хотя я и не таскала их на гастроли, у нас дома всегда звучала музыка, они тоже привыкли под неё засыпать и просыпаться. Когда дети были маленькие, я вообще никуда не ездила, сидела с ними. Мы уже жили в Нью-Йорке. Если у кого-то в доме обязательно должны быть утюг и стиральная машина, то в нашем должна звучать музыка.

– И когда на ваше жилище обрушился ураган «Сэнди», первое, что вы потом включили, – это музыкальный центр?
– К сожалению, нет. После урагана уже нечего было включать. Сейчас это смешно вспоминать, но тогда всё выглядело очень печально. Ведь мы живём в десяти минутах ходьбы от океана, от дома остался один костяк… Да ещё так совпало, что как раз в то время мой отец попал в больницу с четвёртой стадией рака, и мы с мамой не отходили от него двадцать четыре часа в сутки… Увы, его не удалось спасти, он буквально сгорел за семь месяцев.

– Но вы смогли всё это пережить. Вас же не испугать трудностями?
– Да, так и есть. Считаю, что у всего есть причины, испытания даются нам для чего-то. И раз этот ураган обрушился на нас, что ж, значит, так было угодно. Это была своеобразная чистка, возможность начать абсолютно новую жизнь. И, кстати, так и произошло.

– Часто говорят, что надо пережить разные трудности, закалиться в них, чтобы потом начался новый этап в жизни.
– Именно! Есть хорошая поговорка: чёрная полоса иногда бывает взлётной. Вот со мной так и было.

– А почему вы уехали в Америку? Не нравилось в Узбекистане?
– Это было решение родителей. И сначала они поговаривали об этом как о возможном варианте, а потом поставили меня перед фактом. А мне-то, в принципе, неплохо жилось на родине. Мы не могли сказать, что в Узбекистане нас что-то не устраивало, – никакого притеснения, карьера складывалась успешно… Просто решили, что там будет лучше, и уехали. Папин брат к тому времени уже шесть лет жил в Америке.

– А каким был музыкальный путь в США?
– Не могу сказать, что сразу оказалась в шоколаде, но буквально через пару лет уже могла работать по своей профессии, то есть петь. Я пела в русском ресторане, и долгое время это было моим основным заработком в Нью-Йорке. Я не могу жаловаться на судьбу и не стыжусь этой работы, потому что ресторан даёт такую школу, какую не даст никакой колледж или институт. Но помимо выступлений в клубах и ресторанах мне всё время хотелось делать какие-то личные проекты, чтобы, как говорится, рутина не засосала. И эти попытки удавались: у меня были две группы, судьба одной из них сложилась просто замечательно – мы дошли до такого уровня, что открывали концерты на очень престижных площадках Нью-Йорка, выступали вместе с группами «Би-2», «Звери», «Мумий Тролль». То есть у меня, кроме версий песен других исполнителей, накопилось очень много собственного, авторского материала. Мы с группой записали кучу хорошей музыки.

– Чем вас привлёк проект «Голос»? Не секрет, что на российском телевидении царит попса, и продюсеры говорят, что вынуждены отдавать предпочтение этому жанру, поскольку он собирает большую аудиторию. Но «Голос» показал, что всё не так: проект популярен как раз потому, что тут, помимо одарённых певцов, можно, наконец, услышать настоящую музыку, включая джаз и рок.
– Вот это меня и привлекает. Как вы, наверное, поняли, я не отношусь к людям, которые, чтобы войти в какие-то заветные двери, отступят от своих принципов, сойдут со своего пути. Не могу сказать: «Никогда не стану петь попсу», – мне и в ресторанах иногда приходилось петь не то, что нравится, а то, что хотели слышать люди. Но рок для меня – совсем другое. Это не то, что я приобрела в процессе жизни, а то, что всегда живёт внутри меня. Можно сказать, я с ним родилась.

– А какие ещё стили музыки вам близки?
– Ещё, пожалуй, музыка в стиле этно. Причём абсолютно разная, ведь у каждого народа своя неповторимая мелодика, и чем древнее её корни, тем лучше. И рок, и этническая музыка – очень живые жанры, они всегда ценятся и будут цениться. Это то, что меня всю жизнь трогает и цепляет.

– А меня трогают и цепляют ваши наколки, очень красиво и стильно. Но это же ужасно больно! Как вы только могли вытерпеть такое?
– Ну, это не так уж страшно, я спокойно переношу боль, наверное, у меня пониженный болевой порог. Вполне терпимо. Неужели думаете, что если бы мне было ужасно больно, я бы так себя истязала?

– Не знаю. Некоторые используют такой приём: перекрывают одну боль другой, душевную – физической.
– Это точно не про меня, я не мазохистка! Я просто люблю боди-арт, рисунки на теле, считаю это очень красивым. Тем более что я тоже художник и тоже делаю татуировки. Но не себе, конечно. Два с половиной года я работала в салоне в Нью-Йорке, занималась татуировками и пирсингом.

– Вы как-то сказали в телеинтервью на шоу «Голос», что каждая татуировка связана с каким-то важным событием вашей жизни. Самая заметная и очень красивая тату – у вас на голове. А что она означает и с чем связана?
– Я сделала её в момент жуткого увлечения буддизмом, его волшебной философией. Всю жизнь я искала себя и до сих пор ищу. Но поняла, что более комфортно мне всё-таки в язычестве – наверное, это мои корни. И мои бабушки, прабабушки – тоже оттуда.

– А какую татушку вы сделали, когда поняли, что влюбились в Фила, вашего мужа?
– До встречи с ним у меня вообще не было татуировок. А, нет! Была одна – знак «Ом». Этот древний индийский символ означает мир, мудрость и божественную энергию. Но вам любой художник скажет, что изображать любимых или татуировать их имена на своём теле – очень плохая примета, вы непременно расстанетесь! Да и зачем? Я знала, что Фил – это мой человек и он всегда будет со мной.

– А сердечко на груди, которое зрители видели на вашем выступлении, оно для кого?
– О, эта тату посвящена одному из моих самых любимых исполнителей – Мэрилину Мэнсону. Несколько лет назад он выпустил песню под названием Heart-Shaped Glasses – «Очки в форме сердец», и на обложке альбома было изображено красное сердце, скручивающееся в спираль, ну а я сделала его чёрным. Мне вообще кажется, что я такой родилась, с таким внутренним миром – вся в татуировках, пирсинге, и в какой-то момент просто воспроизвела это на себе. Я не отношусь ни к какой субкультуре, я не панк и не гот – я сама по себе! И на моём теле много всяких знаков. Например, от бедра до стопы правой ноги изображена птица Феникс – символ вечного обновления и победы над смертью.

– Вы говорили, что раньше носили стильные дреды (волосы, спутанные в косички. – Ред.). Почему решили от них избавиться?
– Желание побриться наголо появилось очень давно. Мне всегда казалось, что самые красивые и выразительные женщины – лысые. Но у меня были длиннющие волосы и дреды почти до колен. А за ними нужен особый уход: раз в месяц их надо распутывать и приводить голову в порядок. В какой-то момент меня это жутко достало, и я от них избавилась. Иногда жалею об этом: дреды были очень красивые, настоящие, а не искусственные, как сейчас многие делают. Я вообще против всего искусственного: накладных ногтей, силиконовых губ, груди и остальных атрибутов «настоящей блондинки». Даже не говорите со мной об этом! Хотя в Нью-Йорке у меня есть пара подружек из этой серии, и они обе очень хорошие.

– Но вы, наверное, заметили, что в России более консервативное общество. А что вам тут особенно режет глаз?
– Более всего меня поразило, что здесь двадцатилетняя девочка уже считается старухой, особенно в шоу-бизнесе. Я своими ушами слышала: «Двадцать лет? О, всё, уже поздно – старая». Да как это поздно? Мама дорогая! Ну а всё остальное меня в принципе не может особенно удивить, ведь я двадцать пять лет прожила сначала в СССР, а потом в СНГ и уехала взрослым, сложившимся человеком. По большому счёту, наше общество не особо изменилось.

– А что вы сказали бы женщинам, которые считают, что их личная жизнь не сложилась?
– Я бы пожелала им, чтобы они поскорее освободились от всего этого бреда! В России очень красивые женщины, одни из самых красивых в мире. Никогда нельзя ставить на себе крест, и возраст ничему не помеха – ни бизнесу, ни личной жизни. Ничто не может быть помехой! Мужчины, хотя и кажутся разными, во многом очень похожи, где бы они ни жили, и они любят свободных женщин. Ещё хочется сказать так: милые мои, дорогие дурочки, никогда не пытайтесь удержать мужчину, рожая от него ребёнка! Это большое заблуждение, которое, к сожалению, не работает. Если мужчина пожелает уйти, он всё равно уйдёт. Мне хочется прямо огромными буквами написать на рекламных щитах, которые стоят вдоль дорог: «Женщины, забудьте про свой возраст!» Я не терплю стереотипов, которыми напичканы современные девчонки: что надо обязательно в двадцать лет выйти замуж за олигарха, иначе потом ты никому не будешь нужна. Это полный бред!



– В вашей группе поддержки есть один молодой человек необычной внешности, в очках. Он из Америки?
– Нет, он из Москвы. Это мой хороший друг, очень скромный человек – диджей KukaMystic.

– Говорят, что на «Голосе» обстановка достаточно нервная: все очень переживают, у участников часто бывают нервные срывы, психозы. Вам удаётся этого избежать?
– Ещё какие психозы бывают! Со мной это случилось, когда узнала, что буду петь песню Владимира Преснякова «Замок из дождя». Я даже представить не могла, как её надо петь и как она прозвучит в моём исполнении. Но поскольку я пою с четырёх лет и это единственное, что умею делать, я себе сказала: ты всё-таки профессионал. Отбросила в сторону все капризы – и спела!

– Но вы дали этой песне свою энергию, и она стала другой.
– Не знаю, не знаю, я так толком её и не прочувствовала. Тем более что ужасно волновалась за свою – как же её назвать? – соперницу, за Аню Александрову, с которой мы пели дуэтом. У неё всё время был какой-то жуткий страх плюс ещё проблемы с голосом, её волнение передалось и мне. Да и, признаться, я не чувствовала себя комфортно в этой песне – ну не моя она!

– Ваш наставник специально так сделал?
– Затрудняюсь ответить. Не знаю, чем руководствовался Леонид Агутин, когда выбирал эту песню для нашего дуэта. Но, слава богу, что этот кошмарный сон уже в прошлом.

– Вы не разочаровались, что выбрали в качестве наставника Агутина?
– Нет, ни в коем разе! По духу он мне ближе всех, я хорошо помню его манеру исполнения и поведения на сцене, его раскрепощённость, босые ноги… На этой музыке я росла! Ещё мне всегда казалось, что он очень простой в общении человек, без всякого пафоса, без короны на голове – без всего этого звёздного мусора.

– А с какими-то закулисными интригами на проекте не приходилось сталкиваться?
– Нет, я ничего такого не наблюдала. В нашей группе все очень трепетно относятся друг к другу, мы постоянно шлём друг другу эсэмэски и всё время на связи. Пока мне всё нравится!

– Вы, наверное, понимаете, насколько популярны стали в стране благодаря участию в «Голосе». И, вероятно, сейчас получили хорошую возможность развернуться, работать с большой аудиторией, которая вас уже очень любит. Готовы к этому?
– Готова и с удовольствием буду этим заниматься!

– А как же муж, семья?
– Мой муж живёт не на Марсе – есть самолёты, всё решаемо. Если даже я не смогу в ближайшее время приехать домой, они с детьми приедут меня навестить, хотя бы на недельку.

– Ваш муж говорит по-русски?
– Он практически всё понимает и говорит по-русски, правда, у него очень смешно получается. Когда он разговаривает с моей мамой, я просто по полу катаюсь от смеха! А сейчас каждый день воет мне в трубку: «Я больше не могу! Я должен увидеть тебя! Я приеду к тебе хотя бы на пару дней!» – «Ну приезжай», – отвечаю. У нас правда очень трепетные отношения. Могу смело заявить: я по-настоящему влюбилась только тогда, когда встретила этого человека – моего мужа. Мы с Филом вместе уже пятнадцать лет, и за все мои двести семьдесят пять тысяч браков именно этот – настоящий!