И вот мы, трое деревенских ребятишек – сёстры в белых фартуках, брат в белой рубашке – сидим на высокой галёрке оперного театра и слушаем «Пиковую даму».

С музыкой Чайковского мы знакомы, в доме есть пианино, которое папа купил маме после моего рождения. Мама учила нас, своих семерых детей и других сельских ребятишек, играть серьёзную классическую музыку, если видела в глазах заинтересованность. Суть происходящего на сцене нам тоже понятна: главное богатство нашего дома – потрясающая библиотека, собранная папой, не пылится на полках, её активно читают-перечитывают.

Видно плоховато, точнее, вообще ничего не видно за спинами впереди сидящих взрослых, но мы счастливы. Затаив дыхание, слушаем знакомую музыку Чайковского, удивительные голоса артистов.

Быстро и совершенно неожиданно наступает первый антракт. Раздосадованные, мы не встаём со своих мест, боимся опоздать к началу второго действия. Ждём. Молчим, боясь расплескать сокровище, спрятанное в глубине души, – впечатление от дивной музыки, волшебного вокала, жутковато-мистических образов героев.

И вдруг моего плеча касается тёплая лёгкая рука. Поднимаю голову – строгие серые глаза, форменный костюм. Контролёр. «Пройдите со мной, пожалуйста». Мы ничего не понимаем – вот же наши билеты, вот, если надо, номерки из гардероба. Что мы сделали не так? Может, детям без взрослых нельзя? Вот ужас – третий звонок! На наш панический лепет женщина лишь подносит палец к губам.

Мы спускаемся по лестнице и оказываемся в партере. Фея, переодетая контролёром, проводит нас к третьему ряду и усаживает на свободные места в самой середине. Сцена прямо перед нами, мы сидим впереди шикарно одетой публики, ничто теперь не мешает наслаждаться произведением двух гениев. Я ищу взглядом добрую волшебницу, чтобы поблагодарить, но она, как и принято у фей, растаяла в воздухе.

До сих пор вспоминаю эту милую женщину. Как она нас разглядела, маленьких, на галёрке? Как поняла, что для нас это не просто рядовой поход в театр, а чудо? Наверное, она и не придала значения этому крошечному эпизоду в своей рабочей практике. А я вот помню. Уже шестьдесят один год помню.