Сейчас не время, любимый
10.07.2014 19:35
Заберите всё, но оставьте мне жизнь!

Сейчас не время, любимыйСо своим бывшим одноклассником Фимой Суровым я столкнулся нос к носу в Ростове и тут же затащил его в кафе. Правда, Ефим отбивался и объяснял, что у него сегодня ещё две встречи и, следовательно, совершенно нет свободного времени. Мол, работа руководит его жизнью.

– Ближайшие два часа ею руковожу я! Лет пятнадцать же не виделись, не меньше! И когда ещё пересечёмся? Всё, «вариант чка»…

Услышав кодовое словосочетание, Фима разулыбался, вытащил из портфеля мобильник и отменил встречи. «Вариант чка» (по-армянски – «без вариантов») стал для нас чем-то вроде пароля. В юности мы были чуть-чуть полиглотами.

После того, как в каждом из нас забулькало по полтора литра пива, а из памяти были извлечены гигабайты воспоминаний, я вдруг вспомнил, что больше десяти лет назад прочёл в газете, что некий Ефим Суров удостоился медали «За воинскую доблесть» 2-й степени, за Чечню. Ещё удивился совпадению – имя и фамилия моего бывшего сокурсника, да и возраст его.

– Не совпадение, – сказал Фима тихо. – Невероятная вещь, но наградили именно меня.

После этих слов пиво пошло мне не в то горло, еле откашлялся. Если составить список мужчин, которым противопоказана служба в Вооружённых силах России, то в первую десятку Суров, конечно, не попал бы, но вот в первой сотне точно мог оказаться. Я не преувеличиваю.

Во-первых, Фима так и не выучил, где у него право, а где лево. Во-вторых, в строю вышагивал, как цапля по болоту – впрочем, здесь могла бы помочь многочасовая муштра. Но вот третий недостаток делал Ефима совершенно непригодным для армии. Чтобы он совершил какое-то действие, Сурова надо было просить, но ни в коем случае не приказывать. Фима был сообразительным пареньком до тех пор, пока на него не начинали давить и требовать, он немедленно терялся и делал всё шиворот навыворот. А что есть основа основ армии, её альфа и омега? Приказ. Невозможно представить, что офицер говорит: «Уважаемый рядовой Суров, а не соизволите ли вы…»

Но всё-таки, если вы заметили, я поместил Ефима не в первую десятку, а в первую сотню. Имелось у него достоинство, которое в армии ценится: Суров метко стрелял, был кандидатом в мастера спорта по стендовой стрельбе. Но Фима и здесь подкачал. Однажды во время занятий по НВП нас повели в тир и вместо мелкокалиберных винтовок вручили настоящие «калаши» плюс по пять патронов каждому. Ефим выбил 49 очков (четыре «десятки» и «девятку»), но вышел из тира глухим. Мы кричали ему в уши, а он удивлённо таращил глаза и разводил руками. Слух восстановился примерно через полчаса.

А ведь в армии солдатам не выдают спортивные винтовки или «мелкашки», там на вооружении как раз автоматы Калашникова.

Военной кафедры в педагогическом институте не было. Понимая, что служба его не просто сломает, а разжуёт, проглотит и переварит, Фима по распределению отправился преподавать в село, несмотря на то что мог прекрасно устроиться в городе. Но сельских педагогов тогда не призывали.

Пять лет, вместо положенных по закону трёх, Ефим отпахал в самой что ни на есть глухомани. Осенью, зимой и весной месил жирную деревенскую грязь резиновыми сапогами и учил литературе и русскому языку мальчиков и девочек, которые в слове «ещё» делали четыре ошибки. Единственным развлечением его «альтернативной службы» было кино по воскресеньям.

В общем, что такое скука смертная и тоска беспросветная, Ефим знал не понаслышке. Поэтому, получив военный билет, он сразу бежал из сельского рая. Преподавать больше не захотел, устроился работать в газету.

В начале 2000-х, когда шла контртеррористическая операция в Чечне, кто-то придумал проект «Российские журналисты в горячих точках». Пусть, мол, щелкопёры побывают на войне, узнают, почём фунт лиха, а о своих впечатлениях расскажут на страницах газет и журналов. К тому времени Ефим дорос до заместителя главного редактора и метил на место главного, глубоко пожилого мужика. И когда проект был обнародован и встал вопрос, кому лететь в Чечню, сотрудники дружно поглядели на Сурова. Здоровый, сильный, высокий журналист, единственный, если не считать старика-главреда, мужчина в коллективе. Действительно, не молодых же девчонок и не пожилых тёток посылать под пули! Так в 40 лет Ефим, ни дня не носивший военную форму и кирзачи, оказался на передовой.

Правда, на передовой – это громко сказано, никто журналистов в самое пекло не бросал. Наоборот, их оберегали, направляли на дальние заставы или тихие блокпосты. Вот только на партизанской войне часто не понять, где фронт, а где тыл. Трижды Ефим ездил в командировки в Чечню, один раз с гуманитарным грузом, сделал пару разворотов в газете и был весьма доволен проектом, даже рассчитывал, что это станет толчком для развития дальнейшей карьеры. Но в четвёртый раз Суров попал как кур в ощип.

Сопровождать журналиста поручили капитану Никонову и сержанту Романенко. Вместе с ними Фима поехал на блокпост, где беседа с солдатами и офицерами завершалась обязательным застольем. Возвращаясь, они напоролись на диверсионную группу противника.

Отряд бойцов, в котором находился Ефим Суров, показался диверсантам лёгкой добычей. Немного понаблюдав за русскими, террористы вычислили командиров и начали операцию. Первым же выстрелом был убит Никонов. Следом за ним полегли старший лейтенант и прапорщик. Диверсанты собирались хладнокровно, как в тире, расстрелять солдат и раствориться в зарослях.

Но тут у них вышла осечка. Не растерявшийся сержант Романенко собрал товарищей, среди которых уже было трое раненых, определил каждому место, откуда стрелять, и организовал оборону. А радист отряда тем временем связался со своими по рации, сообщил о нападении и попросил подкрепления.

– Когда началась пальба, я упал и уткнулся мордой в пыль, – вспоминая, Фима, казалось, всё переживал заново, чувства в нём просто клокотали. – Поворачиваю голову и вижу мёртвого капитана. Не передать словами, какой я почувствовал страх – мрачный, тёмный, парализующий. Внутри не осталось ничего, кроме страха. Мысли примерно такие: «Нет! Не хочу! Почему я? Почему сейчас? Ведь ещё не жил! Только не меня! Заберите всё – карьеру, деньги, но оставьте жизнь!» Потом меня затошнило. Отполз в сторону, в какие-то кусты. Рвало долго…

Как ни странно, но Ефиму полегчало. Страх стал отступать, его остатки вытравил гнев.

Неожиданно для себя Ефим схватил автомат капитана Никонова, вспомнил уроки НВП в школе и институте, снял предохранитель, поставил риску на отметку «стрельба одиночными», встал на колено и нажал спуск. После первого же выстрела он оглох, но это было даже к лучшему. Наплывали сумерки, вспышки вражеских автоматов стали видны отчётливо, и Фима азартно выцеливал стрелков. Вдруг услышал рокот вертолёта – к нему вернулся слух, словно из ушных раковин вытащили беруши. Вертушка дала залп по позиции террористов. Позже на этом месте нашли кучу гильз и бурые пятна: как минимум четыре человека были убиты или ранены. Диверсанты утащили их с собой, но кровавые следы остались. Может быть, и Фима в кого-то попал, всё-таки профессионально занимался стрельбой.

Слышать Суров стал, наверное, на пятой минуте боя. Поменял магазин, перевёл риску на отметку «очередь», начал поливать диверсантов огнём и услышал крик сержанта Романенко:
– Ложись, журналист! Ложись, говорю!

В этот момент Фима вспомнил анекдот про гея на войне. Идёт бомбежка, и молодой красивый командир кричит ему: «Ложись!» – «Не время сейчас, любимый! – ласково отвечает гей офицеру. – Вот война закончится, тогда…» И, повернувшись к сержанту, Ефим захохотал. И смеялся, пока его хохот не потонул в рёве вертолётных винтов.

Позже Фиме пришлось беседовать с командиром части, заполнявшим его наградной лист. И тот рассказал, что, слушая доклад сержанта Романенко о нападении террористов, спросил:
– Как вёл себя журналист?
– Я сначала о нём забыл в суматохе, – признался сержант. – Не до него, честно говоря, было. После того как народ занял оборону, поворачиваюсь, а его в кустах рвёт. Всё понятно, думаю, что с него взять, журналюга. А через пять минут поворачиваюсь – совсем другая картина! Он взял автомат убитого Никонова и шмаляет по кустам. И главное, так профессионально, словно лет двадцать «калаш» из рук не выпускал. Стоит на колене, как в тире, я ему ору: «Ложись!» А он начинает хихикать. Ржёт и ржёт, остановиться не может. Ну, думаю, у мужика истерика.

Тогда Ефим честно рассказал командиру части о причине смеха.

Было принято решение погибших офицеров и прапорщика наградить орденом Мужества посмертно, сержанта Романенко – прижизненно. Все остальные солдаты и сержанты удостоились медали «За воинскую доблесть» 2-й степени, в том числе Ефим Суров. На награждении он был единственным штатским.

Сергей БЕЛИКОВ,
г. Красный Сулин, Ростовская область
Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №26, июль 2014 года