– Антон, говорят, вы не очень любите давать интервью. Почему?
– Во-первых, потому, что часто спраши;вают одно и то же, а это скучно. Во-вторых, потом приходится долго возиться с текстом. Понимаю, что и вам тяжело расшифровывать: говоришь одно – на бумаге получается совсем другое. Но если уж берёшься, надо доводить дело до конца.

– Каждый из нас родом из детства. А вы из своего что-нибудь помните? Что сильнее всего повлияло на вас в детстве?
– Как все, ходил в детский сад, потом – в школу. Школа находилась на другом конце города, приходилось рано вставать и выходить из дома более чем за час. Автобусы зимой не всегда ходили, и путь был, мягко говоря, нелёгкий.

А повлияло то, что я вырос в провинции, в городе Карачеве (Брянская область. – Ред.), в девяностые годы. Есть было нечего, мы буквально выживали, но зато вокруг были настоящие люди, без понтов. Я жил с бабушкой и дедом, рос достаточно вольно: приходил и уходил из дома, когда хотел.

– Вы, кажется, учились в ПТУ?
– Я его окончил и потом ещё год работал слесарем на заводе. К восьми утра, как и любой другой мужичок в городе, проходил через контрольно-пропускной пункт и отрабатывал восьмичасовую смену. И это, конечно, дало мне большую практику. Замечательное было время!

– А потом стали актёром. Как это получилось?
– Просто было огромное желание вырваться из невежества, буквально вытащить себя за волосы, чтобы стать человеком. Потому что, как мне кажется, в каждом из нас есть творческое начало, и именно оно отличает нас от животных.

– Но чтобы вытащить себя из невежества, надо сначала это невежество осознать.
– Меня не покидает чувство собственного несовершенства. Наверное, это один из главных двигателей развития, потому что я себя не устраиваю, не нравлюсь себе. Работа над собой должна происходить ежедневно. Все хотят спасти мир и даже наверняка знают, как это сделать, только почему-то всегда забывают начать с себя.

– А как появилось желание поступать именно в театральный вуз?
– В училище у меня была очень хорошая преподавательница литературы, с которой мы вместе сочиняли для КВН, и она посоветовала поехать в Москву, попробовать силы. Я поехал и поступил, и очень ей благодарен за эту идею.

– Вас всегда как-то особенно отмечают критики. Вот и о последних ролях – в «Бесах» и «Куприне» – много писали.
– Меня это меньше всего интересует, потому что в нашей стране конструктивной критики нет! Такой, которая бы помогала развивать потенциал актёра или другое творческое начало, я не встречал. Эти люди умеют либо всё изничтожать, либо, наоборот, петь дифирамбы. Критиковать, не переходя на личности, у нас могут единицы. А остальные меня даже не волнуют, они кормятся за счёт чужого творчества, да ещё навязывают своё мнение простым людям, которые такового не имеют. И в результате получается: «Пастернака не читал, но осуждаю!» Стадный рефлекс.

– Тогда какую критику вы хотели бы услышать?
– Не нужно ругать или хвалить, надо просто объяснить, как сделать лучше, за счёт чего? Подсказать, где пути для развития. Причём сделать это достаточно мягко и деликатно, а не так: «Я-то знаю, как, а вот ты не знаешь!» Попробуйте тогда сделать, если вам со стороны виднее. Но зачастую такие люди даже не могут себе представить, насколько это невероятно тяжело морально, не говоря уже о физике и химии. (Улыбается.)

– А для кого вы работаете?
– Для людей. Для тех, кто хочет услышать и узнать что-то новое, кто способен читать не только передний план, как говорится. Поверьте, мне и самому неинтересно делать роль поверхностно или играть по шаблону. Никакого желания и охоты так работать не возникает. Посредством нашей профессии, с каждой новой ролью, можно в первую очередь что-то понять про себя. И если хотя бы нескольких человек моя работа по-настоящему впечатляет, цель достигнута.

– Роль Петра Верховенского, которого вы сыграли в экранизации романа Достоевского, довольно сложная: отрицательный персонаж с сильным характером, злобный в своей уверенности. Какие инструменты в себе задействовали?
– Мне интересно то, чего ещё не исследовал: как бы я представил тот или иной характер, исполнил ту или иную роль? Меня влечёт неизвестность – противна заданность, хотя в нашей профессии она проявляется как ни в какой другой. Я стараюсь уйти от этого, пытаюсь задействовать в себе, в своём актёрском организме, что-то новое. Материал Достоевского это позволяет – так почему было не пуститься в такое, можно сказать, садистское плавание?

– А режиссёры вам всегда позволяют быть свободным в исполнении того или иного характера?
– Это сложный процесс. Большая удача, когда удаётся сочетать режиссёрский замысел, текст драматурга и плюс ещё добавить к этому что-то своё.

– А что «своё»?
– Личное высказывание – в зависимости от обстоятельств и материала. Всё равно без твоего внутреннего огня это «блюдо» не приготовить. Все задачи ясны: драматург или писатель дали материал, режиссёр взялся его организовать, он знает как. А актёр как бы двигается по этим флажкам, но при этом прокладывает свою колею, по которой затем идёт зритель.

– Что было в роли Верховенского абсолютно новым, какие вы сделали для себя открытия? Если можно это вообще как-то облечь в слова.
– Раньше я не касался материала, который позволил бы настолько беспощадно отнестись к самому себе. Ведь раз уж выбрал эту профессию – нужно существовать в ней бесстрашным образом! А, сколько я замечаю, очень многие себя жалеют и берегут: не расплескать бы… Может быть, я никого не осуждаю, но не могу существовать при температуре тридцать шесть и шесть. А Достоевский, мне кажется, вообще начинается с тридцати восьми и выше.

– Это именно та температура, когда человек выходит из зоны комфорта?
– Актёрская профессия не подразумевает комфорта и какого-то вальяжного существования. К себе отношусь иронично. Если хотя бы на секунду серьёзно представить себя в этом мире, можно потеряться в нём навсегда.

– Как же всё это сочетать с семейной жизнью, детьми?
– Надо переключаться и уметь владеть собой. Я представляю этот механизм как коробку передач внутри себя, где нужно вовремя переключать скорости.



– А как вы готовитесь к роли? Ведь у вас растут двое малышей.
– Когда готовлюсь, то всё-таки стараюсь быть один. Запираюсь на своём любимом балкончике и работаю, пишу, учу. Эта зона – моё личное пространство, где я занимаюсь исследованием и подготовкой.

– Там же пишете стихи?
– Именно.

– В вас как-то удивительно сочетается способность и к интровертной и к экстравертной деятельности. Я имею в виду стихи и вашу публичную актёрскую профессию.
– Да потому что скучно заниматься чем-то одним.

– Вы назвали свою первую книжку «Её. Стихи». Почему «её»?
– Тут имеется в виду отношение к особам женского рода. Это – страна, мать, любимая, муза.

– Как долго готовили сборник?
– Долго. К моменту, когда книгой занялось издательство, я оставил в ней в основном стихи 2013 года. Я беспощадно отношусь и к себе, и к своему творчеству и если осмелился «Её» напечатать и показать людям – значит, уверен в ней.

– Знаю, что у вас есть басни, и довольно смешные.
– И басни, и «лошадиный» цикл стихов. По существу это монологи о лошадиных профессиях, где о себе рассказывают рабочий конь, цирковая лошадь, старая кляча. Там есть монолог пони и песнь морского конька. А сейчас вот пишу детский цикл – и, честно говоря, идёт с трудом!

– Выступаете со стихами?
– Недавно был концерт в московском доме музыки. Приятной новостью стало то, что мы собрали полный зал. Люди пришли послушать стихи, а не только посмотреть на актёра Шагина. С 2010 года мы вместе с музыкантом Александром Жеделёвым из Эстонии выступаем на местном фестивале в Таллине, в Русском театре. Это происходит во дворе театра, на открытом воздухе, и там по-настоящему творческая атмосфера.

– А почему именно в Таллине?
– Потому что я люблю этот город. Оттуда родом моя жена, там родились мои дети Матвей и Полина. Это вообще первая в моей жизни заграница, и мы бываем там с семьёй пару раз в году.

– Судя по всему, жена вас очень поддерживает.
– Разумеется. Ника – мудрый и тонкий человек, и вряд ли бы без неё вообще что-то вышло, уверяю вас.

– А вы могли бы сыграть в немом кино?
– Я бы с удовольствием это сделал! Ведь слова – всё равно маскировка. Да я и по жизни не очень люблю разговаривать – поэтому, наверное, и стараюсь выразить что-то на бумаге и не потеряться за актёрством, лицедейством. Говорить можно без конца, но нас, людей, отличают дела.

– Очень часто родители думают, что дают своим детям всё самое лучшее – водят их в различные студии, театры, музеи, записывают в спортивные секции. А дети потом вырастают и говорят, что им на всё это наплевать. Как считаете, Антон, что прежде всего нужно дать ребёнку?
– Возможность выбора, я полагаю. Чего он хочет – пойти в театр или погонять в футбол? У нас все знают, как надо снять кино, как сыграть, как писать, как воспитывать и так далее. А я считаю, что каждый человек должен сам понять, как это делать. И, по возможности, без чрезвычайной любви к себе. Когда мы перестанем думать только о себе – тогда и сдвинемся с мёртвой точки. Другого пути не вижу.

– Ваши дети стали для вас открытием в каком-то смысле?
– Конечно. Не только открытием, но и большой радостью. Матвею сейчас шесть лет, и он постоянно что-то придумывает.

– Сын бывает у вас в театре?
– Недавно он смотрел «Пер Гюнт». Но не полностью – всё-таки это не детская пьеса, даже несмотря на сказочных троллей. И «Бесов», кстати, посмотрел. Было интересно за ним наблюдать. Он потихоньку делает для себя какие-то открытия.

– Где вы в данный момент снимаетесь?
– Сейчас приостановились съёмки картины «Тевье-молочник», где я играю персонажа по имени Перчик. Проект снимался на Украине, работает над ним очень интересный режиссёр Владимир Лерт, у нас сложились очень хорошие отношения. Надеюсь, в ближайшем будущем съёмки возобновятся.

– Это полнометражное кино?
– Да. И ещё в Питере продолжаются съёмки фильма «Борец» с Алексеем Чадовым и Оксаной Акиньшиной. Я играю человека по прозвищу Акула, полного антагониста главного героя, – это некое животное, жестокое и беспощадное.

– Вам прямо везёт на отрицательные роли!
– Это мой осознанный выбор. «Хорошие мальчики» уже сыграны, интересно менять образ, в этом суть профессии.

– Если выпадет отпуск, куда отправитесь?
– Это могут быть совершенно неожиданные места – как Россия, так и заграничка. Но точно, что мы поедем семьёй, все вместе. И определённо это будет отдых пополам с работой – с писанием, чтением. Пока внутренний «моторчик» не остановится, нужно двигаться вперёд.