Я пулей взлетела на третий этаж. За мной еле поспевал на поводке стареющий кавказец Тарзан.

Такой короткой прогулки у него никогда не было. Хозяйка отсутствовала целый день, приехала в половине двенадцатого ночи, притащила с собой эту жуть, бросила в прихожей, а его, Тарзана, единственного любимца, вывела по нужде на пятнадцать минут! Неужели эти вопли раздаются из его родной квартиры, где он всегда следил за порядком и благополучием?

За дверью нас встречал шестимесячный щенок ризеншнауцера. Длинные нескладные лапы-ходули, озорной вибрирующий короткий хвостик, висящие треугольники ушей. Кто сможет поверить, что при рождении ему дано имя Бродяга Верный Страж?

– Не годится такое имя для рабочей собаки, – заявил на первом же занятии со щенком мой тренер Валера, имея в виду первую половину имени.

Я растерялась и стала размышлять. Бродяга – от глагола бродить. Бродят где? По лесу, парку, бульвару, по Бродвею, наконец. Бродвей! Главное для породистого пса при перемене имени – сохранить первую букву. Так сказала заводчица, когда я её предупредила, что изменю кличку собаки. Я буду называть тебя Бродвей!

Хотя, как ни меняй имя, а что заложено в собаке при рождении, то и останется. Бродяга – он и есть бродяга. Любимая команда для него – «Гуляй!». А верным стражем был и пока остаётся кавказец Тарзан.

Прихожу домой с работы и вижу в прихожей обгрызенный угол тумбочки. Бродвей сидит и смотрит честными глазами-вишнями. Строго выговариваю ему:
– Чья это работа, кто постарался?

Щенок тычется в меня мордой. Мол, чего это ты из-за пустяков кипятишься? Я его – к тумбочке:
– Вот, смотри, морда позорная, ты набезобразничал?

А он в отказ: «Знать ничего не знаю, не один я тут живу», – и на кошку хитро косится. Дескать, невинно пострадаю, но стукачом не стану, не скажу мамке, что серая мурлыка приложилась к тумбочке. Она вон и боковину дивана когтями в хлам порвала, а я – ничего, я нем как рыба.

Насчёт дивана он прав. Кошкиных лап дело. А тумбочка ей не по зубам. Вернее, не по когтям. Тут явно поработали собачьи клыки. Но вот ведь какой фрукт: на старшего брата Тарзана стрелки не переводит, понимает, что в таком случае и по шее может схлопотать: кавказец Тарзан вдвое крупнее, и нрав у него суровый.

– Нет, ты иди сюда, сквозняк бесхвостый. Посмотри, что ты натворил!

Бродик сопит из-под стола и демонстративно терзает резиновый мячик. Мне, мол, твоя тумбочка до лампочки, у меня есть что погрызть. Не пойман – не вор. Кошка виновата, и всё тут!

Я весь вечер дулась, занимаясь домашними делами. Он и так и этак ходил кругами, в глаза заглядывал. Я была непреклонна. Тогда он снова забился под стол, изобразил мировую скорбь
.
Наступил поздний вечер, я легла спать. Бродвей неслышно подошёл, положил морду рядом с подушкой и тихонько засопел мне в ухо: «Я больше не буду… Давай мириться».

Обняла его бородатую башку, прижалась щекой. Не умею я долго сердиться на ребёнка, даже если это собачий сын.

Собачьи университеты – это отдельный этап жизни. Ходить в школу Бродвей любит. Там, как и в человеческой, существуют различные предметы. Уроки послушания, уроки защиты, уроки охраны, уроки поиска предмета по запаху. Так много нужно знать и уметь спортивно-служебной собаке!

Бродвею уже полтора года, и кое-что из этой науки он освоил. На дворе лето, жара и надоедливые мошки, которые так и лезут в глаза, уши и раскрытую пасть. Однако неумолимый тренер требует, чтобы собака работала в любую погоду. Разморённый июльским солнцем Бродик привязан тросом к дереву, по-щенячьи визгливо лает и вяло жуёт защитный рукав, надетый на руку тренера.
– А ну-ка, выходи сюда, – говорит мне Валера.

Я пока не понимаю, зачем нужна, но выхожу и встаю рядом с ним неподалёку от собаки. Внезапно тренер замахивается на меня хлыстом и резко дёргает за руку. От неожиданности вскрикиваю и совершенно натурально пугаюсь.
Вот тут я впервые увидела, как глаза моего Бродвея полыхнули зелёными молниями, в лае появились глубокие басы, а мышцы напряглись в отчаянном рывке. Трос резко натянулся и раздался звонкий щелчок. Это треснул карабин, и пёс в длинном прыжке уже повис в воздухе.

Валера профессионально падает на землю и кувырком уходит из-под удара. Я тоже понимаю, что без специального защитного костюма он отчаянно рискует. Я могу остановить собаку командой, но только открываю рот, как тренер кричит мне с земли:
– Молчи! Работаем!

Потом, когда он сумел-таки поймать собаку на рукав и достойно закончил упражнение, объяснил мне:
– Это моя работа. Зачем останавливать собаку, если она всё делает абсолютно правильно? А карабин я сейчас заменю. Есть у меня проверенный, матёрого бульмастифа держал. Надену костюм, попробуем ещё разок. Кажется, мы нашли, чем расшевелить этого сонного балбеса.

Карабин пристёгнут, трос натянут, Бродвей рвётся в бой, я снова выхожу вперёд. В собачьем лае мне слышится злое отчаяние: «Куда же ты, балда? Вернись! Я бьюсь как лев, спасаю тебя, а ты снова туда лезешь!»
Тренер сграбастал меня в охапку, пёс дёрнулся в отчаянном рывке и… Конец проверенному карабину!

– Гад же ты, Бродик, подлый гад! – шутливо бранится Валера, стягивая с себя костюм. – Однако, хорош, зараза.

Пёс смотрит на него, умилительно склонив голову набок. Если бы он мог говорить, то мы бы услышали: «Это тебе за балбеса! Нечего было к моей хозяйке лапы протягивать! Она, конечно, дурочка, суёт нос куда не следует, но я её всё равно в обиду не дам».

– Всё снаряжение мне изуродовал, – ворчит тренер, – не с чем больше работать. Дуйте домой от греха подальше. Жду вас завтра!

Мы возвращаемся домой по тенистой аллее. Бродвей чинно вышагивает рядом. Поводок для этого уже давно не нужен, а вот намордник, несмотря на жару, надет. Пёс поднимает морду и вопросительно смотрит на меня. Знаю, дорогой, чего ты хочешь. Даю заветную команду:
– Гуляй!

Чёрная бестия задорно скачет к кустам, хлопая ушами и смешно, по-заячьи, вскидывая задние лапы. Гуляй, бродяга. Гуляй, мой верный страж.