– Ефим Залманович, вы один из самых известных артистов российской эстрады. У вас уже есть всё то, к чему стремятся ваши коллеги: слава, успех, любовь зрителей. А есть что-то такое, чего не хватает успешному артисту Ефиму Шифрину?
– Мне не хватает времени. Я никогда раньше этого не замечал. Всегда казалось: завтра успею! Или: дождусь, когда мне это предложат… А сейчас понимаю, что год передо мной раскинут, как пейзаж. Раньше эти триста шестьдесят пять дней казались необозримыми – я в январе не знал, что меня ждёт в апреле, а тем более в декабре. А теперь я знаю основные моменты каждого очередного года – его основные блоки, туры, путешествия… И понимаю, что зазор между годами такой плотный, что я много чего не успеваю!

– Но ведь всё это – от вашей успешности, востребованности.
– А я не рассматриваю это в корыстных категориях – успешность или неуспешность. Такие понятия хороши на старте карьеры.

– Вы считаете успех корыстью?
– Конечно, успех всегда корыстен! Вот эта фраза пастернаковская: «Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех», – она сегодня многое решает. А мне не надо успеха ради успеха.  Успех ведь бывает дешёвый, бывает купленный, бывает однодневный, бывает сиюминутный… Я не гонюсь просто за успехом – мне хочется, чтобы моя работа приобрела то качество, за которое даже в случае неуспеха было бы не стыдно. Ведь успех – понятие эфемерное. Я могу у одной аудитории его иметь, а у другой – провалиться. А мне бы хотелось, чтобы я сам себя устраивал.

– А что такое успех «по-шифриновски»?
– Это когда я много трудился, а меня за это благодарят.

– И вам до сих пор ради этого приходится много трудиться?
– А как же? Я же не Моцарт! У меня никогда ничего не происходило по щучьему велению – чтобы я к этому тщательно не готовился. И этот алгоритм у меня уже в крови: я должен много потрудиться, чтобы у меня что-то вышло.

– А что вам хотелось бы сделать незамедлительно, не откладывая в долгий ящик, – из того, что всё-таки отложено?
– Я из года в год, например, откладываю одно путешествие.

– Куда?
– Как Остап Бендер грезил о Рио-де-Жанейро, так же я мечтаю о поездке в Южную Америку. Это – единственный континент, на котором я пока не был. И каждый раз ною в ухо своему директору: когда же мой гастрольный график сложится так, чтобы осталось время на путешествие в эти места?

– Так, может, от какой-то работы отказаться ради этой мечты?
– Не получается. Потому что, когда начинаешь всё тщательно взвешивать, всегда получается так, что работа нужнее и важнее, чем мечта.

– Известно, что вы много и серьёзно занимаетесь в спортивном зале, имеете награду «Мистер Фитнес». Но, по-моему, телепроект «Цирк со звёздами» пока остаётся единственным, который показал вас во всей красе. Нет ли у вас сегодня похожих предложений?
– Если бы актёр мог выбирать то, что он хочет и любит, мы бы, наверное, имели совершенно другую картину и в кинематографе, и в наших театрах. Но актёр – очень зависимое существо. Трудно передать, до какой степени! Он никуда не может прийти сам – его должны позвать, а перед этим о нём кто-то должен вспомнить…

– Но ведь известны примеры, когда актёры сами стучат в закрытые двери.
– Да. Есть артисты, которые, не стесняясь, не смущаясь и не краснея, напоминают о себе, заходят в кабинеты, звонят режиссёрам. И среди них были и есть очень достойные люди – просто они умели это делать. Быстрицкая, например, получила роль в «Тихом Доне», потому что сама позвонила Герасимову. Людмила Марковна Гурченко, которую я хорошо знал, мы с ней были в прекрасных отношениях, – никогда не скрывала, что после долгого перерыва сама напоминала о себе, чтобы вернуться в кинематограф, с которым её разлучили почти на двадцать лет. А другие актёры не умеют этого делать. И лично я – из них… Не могу о себе говорить в третьем лице и выгодно себя предлагать. Если я когда-то что-то просил – это вырабатывало во мне такую степень смущения, что, даже получив что-то, я не мог этим пользоваться, так как терял свободу. А когда на меня просто сваливалось что-нибудь, я понимал: это – шанс, награда. И я не имею права сделать это дело плохо.

– А что, к примеру, на вас сваливалось?
– Например, роль в фильме Андрея Кончаловского «Глянец». У меня ведь к тому времени большого опыта в кинематографе не было – я сыграл в паре сериалов и ещё какую-то маленькую рольку в кино.

– Андрей Сергеевич объяснил, почему выбрал именно вас на роль модельера Марка Шифера?
– Он сказал, что для этой роли ему нужен я. Хотя Андрей Сергеевич настолько независимый и свободный человек, что если кто-нибудь из актёров ему действительно не нужен, то он и не будет с ним работать. И мне приятно, что он предпочёл меня. Роль небольшая, но судя по тому, что мне её часто припоминают, она получилась довольно заметной – в силу «фриковости», яркости и нарочитости этого персонажа.

– А чем вам запомнилась работа с Кончаловским?
– С ним мне было необычайно легко. Я его не очень помню на съёмочной площадке. Он умудрялся присутствовать там редкими маленькими замечаниями, чуть-чуть исправлял мой «маршрут» – и я понимал, что двигаюсь по абсолютно знакомой и освоенной дороге. А бывают режиссёры, которые измучивают актёра, да так, что он перестаёт замечать на своём пути светофоры, знаки и всё остальное… Сам я с такими не знаком, но слышал о них от коллег. Меня, к счастью, никто не мучил, хотя у меня есть опыт работы со многими режиссёрами – в кино, театре…

– Вы работали с выдающимися театральными режиссерами – Владимиром Мирзоевым, Романом Виктюком… Трепет ощущали?
– С Мирзоевым мне тоже было очень легко работать. Очень нравится тот персонаж, который получился у нас в спектакле «Дракон». Я играл Бургомистра – это роль комическая. И всем памятно леоновское решение этой роли в фильме Марка Захарова «Убить дракона». Но, слава богу, у нас с Мирзоевым всё получилось другое. Но я фильма-то не видел, поэтому и не маячил передо мной Евгений Павлович Леонов, и я мог делать то, что просил Мирзоев. А вообще убедил себя в том, что режиссёру надо уступать, подчиняться. Есть такие актрисы, которые выходят на сцену или появляются на съёмочной площадке, думая лишь о том, как они выглядят, и даже сами ставят свет… Вот тут начинается ложный путь. Поэтому я взял за правило никогда не спорить с режиссёром.



– А с Романом Григорьевичем Виктюком как работалось?
– С Виктюком бывало трудно. Но только потому, что его решения оказались сложными для меня. Но я никогда не считал, что он не прав. У меня вообще никогда не было оснований не верить своим режиссёрам. Мне везло на них, они все – очень хорошие мастера. И я с теплотой вспоминаю наш спектакль с Виктюком «Любовь с придурком». Я играл с Маковецким и Карпушиной. Это была значительная работа и для Виктюка, и для всех нас. Хотя это спектакль того периода, когда у Виктюка даже своего помещения не было. И мы мотались с этой постановкой по стране, буквально жили с ней в дороге.

– Многие ваши выступления записаны на видео. Пересматриваете свои работы?
– Нет. Очень не люблю на себя смотреть. И я не кокетничаю. Это – пытка для меня. Даже свой четырёхминутный номер не обязательно смотрю до конца – мне лишь важно убедиться, верный ли я взял тон при исполнении. Это единственное, что мне нужно проверить. А вот так сидеть, смотреть на себя и думать: «Какой же всё-таки славный этот парень!» – я не могу.

– А над чем вы сейчас работаете?
– В начале года завершились съёмки нового фильма Владимира Мирзоева. Что будет дальше с этой картиной, я не знаю. Я там сыграл довольно неприятного персонажа – у Мирзоева мне вообще не везёт на приятных людей. Ещё я начал сниматься в одном сериале… Но большего об этом проекте пока сказать не могу – не имею права разглашать подробности, даже в контракте об этом есть пункт. Когда поинтересовался, что плохого, если мы будем рассказывать о будущих проектах, рекламировать их, – мне всё объяснили. Оказывается, между телеканалами сейчас такая конкуренция, что, узнав о новом проекте, они могут спереть друг у друга идею. Мне даже рассказывали, как один канал – правда, не центральный – узнал про какую-то сериальную затею, тут же нашёл деньги и быстренько сделал аналогичный проект. Ужас, что делается!

– Сейчас воюют не только телеканалы, но и ваши коллеги-юмористы. Например, КВН и «Комеди Клаб» друг против друга и вместе – против «Аншлага» и команды Петросяна. Что об этом «сражении» думаете?
– Думаю, что эти войны затихают, потому что проектов Петросяна и Дубовицкой уже почти нет на экране. А КВН и «Комеди» утвердились на этом поле после битвы, в которой никто никого не победил.

– А вам как постоянному участнику передачи «Аншлаг» не обидно такое положение вещей?
– А я уже лет пятнадцать не снимаюсь в «Аншлаге». И в «Кривом зеркале» я никогда не был постоянным участником. Но иногда откликался на Женины (Евгения Петросяна. – Авт.) предложения, если мне нужно было представить публике свой новый номер. Раньше я в «Аншлаге» действительно много снимался, поэтому – видимо, по инерции – меня многие воспринимают как участника этого проекта.

– Вас это расстраивает?
– Нет. Но актёрское самолюбие немножко страдает – ведь за те годы, что я в «Аншлаге» не снимаюсь, я кое-что успел сделать.



– Что вы имеете в виду?
– Например, плотно занялся театром, принял участие в проекте «Цирк со звёздами». Потом: я много писал, в том числе и в социальных сетях. И это занятие не рассматриваю как развлечение – именно в интернете я нашёл тихую радость просветительства.

– А в реальной жизни у вас есть свои радости?
– Вот, например: шесть лет исполнилось моему внуку, которого я обожаю. И я думаю: это такая радость, когда юное существо просто повернёт свою мордочку и это запечатлевается в кадре фотоаппарата!

– Ефим Залманович, вас знают и любят не только в России, но и за границей – в Израиле, Германии. Не было желания поселиться в другой стране? Тем более что ваш отец уже в преклонном возрасте уехал в Израиль, на историческую родину.
– Мой папа и моя семья выбрали такой путь. А я для себя никогда такого пути не определял и над географическим перемещением не задумывался, потому что моя профессия связана с языком, который я считаю родным, – то есть с русским языком. Он может существовать только на русской почве, в русских обстоятельствах. И все остальные доводы в связи с этим я не рассматриваю.