Четыре года назад мы из частного дома переехали в квартиру. Большинство соседей я не знаю и, если честно, не стремлюсь узнать. Общаюсь с соседями по тамбуру, есть ещё человек пять знакомых – здороваемся, можем перекинуться парой слов.

И вот одна бабец, а по совместительству соседка по этажу, с самого начала на меня взъелась. Она очень высокомерная одинокая баба, живёт с дочкой, которой за тридцать.

Всё началось, когда мы только въехали в квартиру. Будучи в наушниках, я не услышала, что за мной шла эта мадам, – вошла в лифт и, не подождав её, нажала на кнопку своего этажа. Я и знать не знала, что она моя соседка! А мадам разжала двери, вломилась в лифт и всё время, пока поднимались, громко возмущалась, что я специально хотела её придавить, что я хамло и невежа. Хотя я сказала ей, что поступила так не нарочно.

С тех пор при виде меня она демонстративно делает морду кирпичом, и если иду к лифту, разворачивается и чешет пешком.

А однажды был такой случай: она вошла в лифт, я – следом. Бабец нажала кнопку, и меня прижало дверьми – вроде как отомстила. Ну я отскочила, спустилась пешком по лестнице, дел-то.

В общем, я её игнорирую, мне она по барабану, а вот я ей – явно нет. То пожаловалась управдомше, что не видела, чтобы я мыла полы на этаже, то заявила, что мы курим в подъезде, хотя я вообще не курю, а муж – только на балконе.

Наша управдом – вылитая Шурочка из «Служебного романа». Постоянно меня вылавливает, чтобы сообщить какой-нибудь очередной бред. Задолбала, хоть мимо неё не ходи, как прицепится – прямо плачь. Вид, что ли, у меня лоховской? То за хлебом попросит сходить, то советами по выращиванию детей задерёт.

Например, гуляю с коляской, дочь Лерка спит. Идёт управдомша и как давай орать своим командирским голосом:
– Све-е-ета! А ну подойди сюда!
– Ребёнок спит, – говорю ей.

Нет, всё равно плетётся следом и начинает:
– Света, ты почему так себя ведёшь?
– Как, – спрашиваю, – я себя веду?
– С соседями не здороваешься. Татьяна Викторовна (та чудо-соседка) жалуется на тебя. Разве можно так? Она сказала, что ты хамло и, наверное, из деревни, лицо при встрече воротишь. Прекращай себя так вести, извинись и здоровайся.

Ну просто офигеть! Я так отстала от жизни? В чём заключается моё хамство? Кому и что я должна?

– Здороваюсь с теми, с кем считаю нужным, – отвечаю. – Тем более что эта женщина изначально на меня ополчилась. Всё-то я ей покоя не даю, прямо спать и жрать, бедная, не может. Чего эта Татьяна Викторовна прицепилась ко мне как банный лист? И я же хамка?

Управдомша на это заявила, что если уж я поселилась в их доме, то обязана считаться со всеми соседями и уважать всех.
– Это ты к нам приехала, а значит, должна искать пути дружбы и общения.
– А на хрена, – говорю, – это общение? Мне есть с кем общаться.

Тётка-управдомша сказала, что я веду себя как хамло, не уважаю старших и что земля круглая и всё возвращается.

Я правда чего-то не понимаю? В чём моя вина? Я вообще мирный человек, правда, пока не доведут – после этого мирно уже никак не разойтись.

Однажды «Шурочка» довела меня до белого каления со своим собранием жильцов. Я была на девятом месяце, сама себе не рада, а она через день собрания проводит, всё что-то обсуждает – а чего ей ещё на пенсии делать?

Иду как-то домой – а она с бабкой-заместительницей у подъезда меня подстерегает. И давай отчитывать, что на собрания не хожу. Тут уж меня понесло. Сказала: отмотайтесь от меня, достали, и выорала им всё, что думала, потом даже трясло.
Месяца три не трогали и вот снова прицепились.

Управдомша шпыняет пятилетних пацанов – то за хлебом пошлёт, то спросит, почему не здороваешься. И со мной, тридцатилетней бабой, так же себя ведёт. Просто у меня язык в одном месте, вот и весь сказ, не могу её осадить. Со всеми стараюсь общаться вежливо, корректно.

Ещё случай был. Эта «Шурочка» заставила меня взять её вонючие кабачки – чтобы я ими ребёнка кормила и не смела ему давать питание из банок.

– Гнилое обрежешь, – сказала, – остальное сваришь.

И давай мне их из окна кидать, чтобы не отвертелась. Ну я взяла, только чтобы отстала, а потом выбросила – ещё не хватало в гнили колупаться. Уж могу себе позволить купить нормальный кабачок на рынке.

Помню, заехал к нам в гости один знакомый, очень колоритный товарищ, здоровый как буйвол, весь в наколках. Прошёл в подъезд мимо сбора на скамье – нашей домовой администрации.

Из подъезда я вышла с ним, чтобы подбросил до магазина. Администрация проводила нас взглядом, в котором читался немой укор.

На обратном пути они меня подозвали и принялись отчитывать: что за проходимцев вожу в наш дом? Чтобы больше не водила! И знаю ли я, что такое количество наколок носят только зэки? (На самом деле знакомый просто любит татуировки.) Не хватало им ещё зэков в подъезде, чтобы квартиры их обокрал.

– А почему вы ему это не высказали? – спрашиваю. – Навалились бы на него да и забили клюками.

И это они ещё не знают, что у моего мужа есть судимость. Наверное, тут же стали бы собирать подписи на выселение.

Наверное, проблема в том, что мне проще постоять, послушать весь их бред, покивать и пойти по своим делам, чем включаться в дискуссию и отстаивать свои права.

Не могу сказать, что при необходимости не постою за себя. Но когда лезут вроде как с лучшими намереньями или с просьбой – очень трудно отказать.

Давно заметила, что у женщин постарше есть склонность меня воспитывать. Почему-то меня считают молодой, тупенькой и совершенно беспомощной. Хотя те, кто со мной близко общаются, так не думают. Может, дело в том, что моя мама – женщина-гром, всю жизнь пыталась меня строить? Может быть, теперь у меня подсознательный страх перед старшими женщинами?