С Павлом мы были знакомы давно, а в 2002 году встретились на рынке, разговорились. Паша сказал, что два года назад у него умерла жена, дочери сейчас 17 лет. Я уже давно была разведена. Живу в отдалённом районе города – он попросил разрешения приехать в гости, я согласилась. И началось у меня чудное время.

Он приехал с букетом хризантем и коробкой конфет – и приезжал так раз в неделю. Конфетно-букетный период продолжался очень долго. Я тоже дарила ему подарки. Отношения были очень хорошими. Мы сблизились, с работы он летел ко мне, говорил, что душой отогрелся. А чего надо человеку? Обстиранный, обвязанный, накормленный, идёт на работу – берёт с собой домашнюю еду.

Одно мешало – Пашина дочь Вика почему-то была против наших отношений, всё время вставляла палки в колёса, хотя постоянно приезжала ко мне: то есть захочет, то помыться надо, то у неё неразделённая любовь – сопли ей вытирала.

Я сказала Паше:
– Не хочет Вика, чтобы мы были вместе, значит, уходи.
– Лира, будет так, как мне надо, – ответил он.

Кошельки у нас были разные, я у него денег не просила. На питание давала, как договорились, за электричество тоже не брала, хотя набегало много. Но отношения же были хорошими, как взять с дорогого человека какие-то деньги?

Мы с Пашей встретились в октябре, а на Новый год он сделал мне предложение. Я подумала и ответила: нет, пусть всё будет как есть. Во-первых, тогда уже много прочитала о своей болезни: сначала трость, потом костыли, потом коляска, а потом полная неподвижность. Я не имею права связывать человека по рукам и ногам. А во-вторых, Паша сам сказал, что наш брак будет как бы фиктивным – мол, он одинокий волк и жить со мной постоянно не собирается. Заявил, что станет приезжать три раза в неделю.

У него были квартира и дачный домик с хорошим земельным участком, и Паша сделал «доброе» дело – освободил Вике квартиру для самостоятельной жизни, а сам жил то у меня, то в домике, занимался огородом.

Его дочь рано начала самостоятельную жизнь. Стирать ещё не умела, зато ухажёров меняла как перчатки. Я ей как-то сказала:
– Вика, мама умерла – теперь всё можно?
– Да, – просто ответила она.

Так и жила. А ухажёры у неё были такие: один бездельник, другой книгу украл, выставил на продажу, третий пьёт, громко включает музыку. Редко кто из них работал. Сама Вика переходила с места на место, потому что по характеру скандальная – со всеми переругается и увольняется.

Ещё один ухажёр набил ей морду, выбил зуб. Она звонит мне ночью:
– Тётя Лира, можно приеду к вам? Я сейчас в милиции.
– Почему не к папе? – спрашиваю.
– Он будет ругаться.

Явилась в два часа, я её накормила-напоила, уложила спать. Оно мне было надо? Но не возмущалась, ведь с Павлом жили хорошо, я ему доверяла, дала ключи от квартиры.

Когда сама не смогла мыть полы, Паша предложил свои услуги – за деньги. Получаю пенсию – сразу откладываю ему определённую сумму за мытьё полов, на питание. Но когда я просила у него, причём в долг, приходилось долго уговаривать. Как-то у меня сломался тонометр, одолжил на него деньги, но потом долго канючил: когда отдашь?

У меня I группа инвалидности, постепенно пенсия повышалась, и я перестала занимать деньги у Паши.

Вика с очередным парнем уехала во Владивосток, через полтора года они поженились. Свадьба была в нашем городе, причём невеста поехала в загс от меня. Паша предлагал дочери ехать из её квартиры или из дачного домика, но Вика сказала:
– Только от тёти Лиры!

Потом молодые приезжали ко мне много раз, ночевали. Пожив какое-то время по съёмным квартирам, решили купить в ипотеку свою. Во Владивостоке малосемейка стоит дорого. Какие-то деньги у них были, что-то дали бабушка и дедушка мужа, Паша тоже взял кредит – дочь же, надо помочь. После этого у Паши с деньгами стало туго, хотя как бывший военный пенсию получает хорошую.

Теперь уже ему пришлось занимать у меня. Когда были деньги, одалживала без вопросов. Отдавал частями – долг в тысячу рублей мог разделиться на три раза. Часто говорил: мне проще занять у тебя, чем у брата. Иногда я и сама предлагала.

Вика набрала потребительских кредитов и везде в банках дала номер моего домашнего телефона – без моего разрешения. Я стала ругаться: как это так? Она не может заплатить по кредиту, а из банка звонят мне; у меня давление двести, головокружение, не могу от спальни до кухни дойти, а никому дела нет. У бабушки и дедушки Викиного мужа тоже есть домашний телефон, но их номер банкам давать нельзя, они, видите ли, больные. А я, блин, здоровая!

Тут Вика забеременела, даже стала тяжело ходить, её муж говорит, что она симулянтка, хочет уволиться и не работать. То на сохранение ляжет, то больничный возьмёт. Гасить кредиты нечем, её муж платит по ипотеке, да и есть что-то надо.

Банки меня просто атаковали, звонят в любое время дня и ночи. Но причём здесь я? Я, что ли, брала кредиты? Нет. Так почему должна отвечать за чьи-то долги? Поговорила с одним из клерков, спросила, что можно сделать, чтобы мне не звонили, тот ответил – убрать ваш номер из договора и написать другой.

Уговорила Пашу поехать к Вике, потом съездить с ней в банк и сделать всё необходимое, чтобы от меня отстали. Он позвонил дочери и принялся материть её и ещё не родившегося ребёнка такими словами, что я пришла в ужас.

– Паша, ты сошёл с ума, – говорю. – Там ребёнок и так держится на честном слове, а ты такие вещи говоришь! Если с ним что случится, виноват будешь только ты.

Поехать-то он к Вике поехал, только ничего для меня не сделал. А поступил так, как сказала дочь.

Приехал через несколько дней ко мне – должен был привезти хлеб и сметану, за которые я заплатила за две недели вперёд, – наорал и сказал:
– Не нравится, что звонят из банков? Перережь телефонный провод, и дело с концом!
– Дурак ты, – спрашиваю, – или родом так?

Ушёл, ключи не отдал. А я на целую неделю осталась без хлеба – социальный работник в это время находилась в отпуске.

Это уже был не Паша, так подло он никогда со мной не поступал. Он ведь стучал пяткой в грудь, говорил моей подруге, социальному работнику, моему сыну, что никогда меня не бросит. А теперь прячется. Подруга мне звонит, спрашивает:
– Лира, почему Пашка обходит мой дом стороной?

– Боится, что его свяжут, приволокут ко мне и заставят тут жить.

Раньше мы говорили на эту тему, я сказала: Паша, надумаешь уйти – скажи прямо. Увы, нет у человека мужества.

Через два месяца собрала пакет с его вещами, вложила в него письмо, в котором написала всё, что думаю о нём и его дочери. Пакет ему отнесла социальный работник.

Очень обидно. 11,5 лет стирала ему штаны, а он так нагадил в душу.

Ключи от моей квартиры Паша отдал социальному работнику, а деньги, которые занимал, – нет. Богатей дальше, Паша, а я не обеднею. Ты Скорпион, а это обо всём говорит.

Я живу в своей двухкомнатной тюрьме с удобствами, никуда не выхожу, да и ко мне никто не ходит. Подруга бывает редко: сама болеет. Социальный работник и ещё одна женщина-уборщица приходят работать, а не беседовать со мной. Сын с внуком тоже бывают редко, всё время заняты.

Вика, вы с папой лишили меня трёхразового общения в неделю. Ну, ничего, трудности закаляют. Только очень обидно и больно.

Паша, после того как ты помыл меня холодной водой, стали болеть надпочечники, под глазами появились чёрные полукружья. Спасибо, добавил ещё одну болячку к моему букету, а ведь можно было согреть воду, бойлер есть. На 23 февраля, Паша, я подарила тебе хорошее одеяло, бывшее в употреблении всего одну зиму. Я не меркантильная, ты знаешь. Но с 65-летием ты меня даже открыткой не поздравил.

Вика, возможно, ты прочитаешь эту газету и обязательно узнаешь себя и своего папочку, увидишь, как сильно он тебя любит.

Паша, ты одной жирной чертой перечеркнул всё хорошее, что было между нами. Тебе и твоей дочке должно быть стыдно!

До чего же трудно выкинуть из жизни 11,5 лет, тем более в моём возрасте. А из банков так и продолжают звонить.