Дядя Ваня ползёт
23.11.2014 22:40
Скоро из тюрьмы вернётся глава семьи

Дядя Ваня ползётСергей опаздывал на худсовет в театр, где назначили смотреть эскизы его декораций для нового спектакля. Он буквально выбежал из дома в дождь. И вдруг звонит мне с улицы – проходя мимо соседнего дома, поднял из лужи груду распечатанных конвертов, из которых торчали письма и деньги. «Адрес на шестом этаже, – кричит он в трубку. – Женщина уронила из окна, наверное. Мне некогда подниматься! Запиши номер квартиры, поднимись и скажи, чтобы она не волновалась, вечером я всё это принесу».

Я обещала, пошла туда, но на мои звонки никто не открыл. На двери висел список фамилий – кому сколько звонков, жильцы коммуналок знают эту систему. Один звонок – «общий», для почтальона, домоуправа, милиции и прочего. Затем: Петров – звонить два раза, Сидоров – три, Кукушкина – четыре и так далее. Увы, я нажала раз тридцать, никто не подошёл к двери, даже придуманная мной любопытная Кукушкина не встала с дивана.

Вечером мы снова уже вдвоём пошли в этот дом. Серёжа не мог успокоиться – вдруг эти деньги последние у человека. Нет, не открыли. Слышим – по квартире ходят, даже голоса доносятся из комнат, но никто не идёт. Что за секретная квартира, что за странная публика туда набилась? Чем её напугали?

И тут Серёжа догадался, что делать. Он выдержал минутную паузу, а потом сразу нажал пятый или шестой звонок из списка. Дверь сразу открыли. Уже разговорившись с жильцами, которые скоро все подтянулись в прихожую, мы узнали, что при таком количестве жильцов – 17 человек – никто не хочет даром трудиться. Первый звонок уже всем сказал, кого хотят видеть, – и больше никто к двери не подойдёт. Нужна долгая пауза.

Рассказ о деньгах в луже развеселил жильцов, но помочь соседке никто не захотел. Твердили, что она съехала с ума и не выйдет к нам. И что такое деньги, она, наверное, уже не помнит. Закончилась эта история моим звонком в собес, где записали адрес и сказали, что приедут.

Слово «соседи» многозначно. Живут в следующем доме или на другом этаже, через дом на той же улице, в комнате рядом, за стенкой, за шкафом, за занавеской. Чего мы с вами не видели? Важно, что за тип тебе попался по соседству.

Моё раннее воспоминание: «Врачиха» – так её звали – говорит на кухне мне, восьмилетней:
– Думаешь, у тебя отца нет? А кто же тебе алименты присылает?

И хихикает.

Вечером передаю этот вопрос маме. В коридоре шум. Вижу – отчим несёт Врачиху за шиворот, открывает её лбом дверь к ней в комнату и забрасывает туда ношу. Она визжит, но никто из соседей не придёт на помощь: она каждому глаза на его «правду» открыла.

Другая картинка сама выплывает на слово «соседка». Нюра, официантка в шашлычной возле зоопарка, идёт на кухню впереди меня, навстречу ей – беременная студентка Валя из угловой комнаты. Нюра бьёт её кулаком в живот и сразу бросается к двери своей комнаты, чуть-чуть открывает и кричит якобы своей гостье:
– Зин-Зин, видела? Видела, как она меня по лицу ударила?

Если беременная пожалуется в милицию, Нюра скажет: у неё были гости, они свидетели, кто кого ударил.

Такой у неё был досуг. Ещё любила на кухне рассказать нам, сколько у неё денег и где спрятаны. Соль рассказа в том, что муж-таксист давно ищет, но не находит её «банк» под холодильником.

Но самая незабываемая сцена – это царапанье во входную дверь. Все слышат, но никто не идёт открывать. Знаем: дядь Ваня ползёт, старый рабочий, мастер на заводе, вот так напивается к вечеру. Это отец беременной Вали и муж тёть Кати. Ей уже стукнули в дверь комнаты, и вот она идёт открывать, маленькая, щуплая, недавно с ткацкой фабрики на пенсию вышла. Открыла дверь, дядя Ваня долго вползал на пять ступенек, теперь ему одолевать длинный коридор в одиночестве, помочь некому, он мужчина квадратный и тяжёлый, а жена хрупкая.

У них комната восемь метров, и они очень дорожат ею, фанерным гардеробом и венским стулом, тоже из фанеры, который уже седока не держит, но свёрток, авоську положить можно. Раньше у них ещё мебель была, но дядя Ваня всю её по очереди вынес во двор, отдавая долги за бутылки и чекушки. Теперь тёть Катя дрожит за кровать-развалюху, последнее, что осталось. Недавно она уже отбила во дворе покрывало с этой кровати и свою подушку. Дядь Ваня спит без всего.

– Ну что, комунис сранай, – начинает она сопроводительную речь, – надралси, банкрут клятый?

На вопрос мужа, почему «банкрут», она спрашивает: а что это значит? Услышав, что это потеря всего нажитого, радуется: ну? И начинает перечислять всё пропитое барахло.

А «комунисом» прозвала мужа, так как он часто хвастается, что член «КПС».

Ущемить супругу дядь Ваня может лишь одним способом – выкинуть её очередного кота. Что и делает регулярно. Куда он их девает, неизвестно. Лишь мы сочувствуем тёть Кате, когда она смотрит на нового и вздыхает:
– Мурзик таракан не ел, а энтот ест.

Я кое-что понимаю в собаках, а котов не держала, но «энтого» запомнила. Он караулил всех идущих по коридору за каждым углом. А так как поворотов с углами до кухни было четыре, то все держали ухо востро. Несёшь горячую кастрюлю в комнату, а из-за угла над тобой под самый потолок взлетает кот и того гляди шмякнется к тебе в суп.

Ещё в квартире жил дедушка, который побирался в церкви. Его сын сидел в тюрьме – в третий раз по глупости, а жена Ольга и четверо детей были нашими соседями. Ольга была горничной в гостинице и с работы бежала скорее варить котёл супа для детей. Я немного помогала им с уроками. Эту семью нахальная Нюра не трогала: скоро из тюрьмы вернётся глава семьи, да и у хозяйки тоже рука тяжёлая, и нечего с этой голытьбой связываться, так она рассудила.

Вот так мы жили-жили, и вдруг – всем повестки идти в исполком за ордерами на отдельные квартиры. Оказалось, соседнему дому, как-то связанному с комсомолом, наша воронья слободка с видом на Кремль срочно понадобилась под гостиницу. Нам экстренно раздали адреса на окраину столицы и дали короткий срок на переезд. Запомнились мне только слёзы тёти Кати:
– У энтих квартира с лоджие, а нам дали без лоджие.

Нинэль ЛОГИНОВА
Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №46, ноябрь 2014 года