– Алексей Владимирович, расскажите, пожалуйста, о своём детстве. Оно пришлось на военные годы. Это как-то повлияло на ваш характер, на судьбу?
– Конечно, на мою судьбу и на моё представление о многих вещах в жизни война произвела самое серьёзное впечатление. Тогда я с мамой и ещё двумя братиками оказался в эвакуации  в совершенно чужой стороне, далеко-далеко от Москвы, в маленьком городе Бугульме. Он находится в Татарии. Вот это – самый невероятный жизненный урок, который я получил. Вернее, это судьба.

Детство моё было счастливым, пока семья жила в Москве. Мама, папа – все на месте. А дальше началась война. Я сегодня благодарю судьбу за дом и людей, которые в нашем доме бывали. Уж не говоря о маме, которую я обожал.

Мама всю войну провела в этом небольшом городе, с тремя детьми, двое из которых были маленькими. Причём быт в Бугульме у нас был деревенский, мы жили в частном секторе, с коровой, курами, русской печкой. Это была жизнь, совсем не похожая на московскую. И в Бугульме, где мама создала свой театр, я впервые начал работать на сцене. Мне тогда было лет пятнадцать. Конечно, Гамлета не играл, просто помогал рабочим сцены. Нужны были деньги, потому что другие кормильцы в семье отсутствовали. Я помогал убирать сцену, открывал-закрывал занавес. Или же, когда гасло электричество, зажигал керосиновые лампы. Деньги за это платили совсем небольшие, но на них можно было что-то купить. В любом случае, жили мы очень-очень бедно. Мама, естественно, продала всё, что у неё было. А потом, когда, слава богу, живыми вернулись в Москву, началась совершенно другая жизнь. Мне пришлось возвращаться в школу, навёрстывать знания по программе. Не потому, что в провинции плохие учителя, боже сохрани. Но там ситуация была совершенно другой, а значит – что-то выучил, что-то нет. В Москве мне учёба очень трудно давалась.

– Никогда больше не возвращались в Бугульму? Не хотелось побывать в местах, где прошло детство?
– Нет, никогда не возвращался, это далеко. Сейчас там всё изменилось. Это уже не тот маленький город, он очень вырос.

– Знаю, что после войны в вашей московской квартире бывали разные знаменитости: Цветаева, Бродский, Солженицын. Даже Анна Ахматова какое-то время жила. Это правда?
– Да, это правда. Она жила у нас на Ордынке. Совершенно невероятный человек! Феноменально образованный, талантливый. Ну что вы!.. Это моя любимая сочинительница стихов, я её абсолютный поклонник. Ужинали, завтракали вместе. В маленькой квартирке нас было много – трое детей, папа Витя, мама и ещё Анна Андреевна. Она жила в моей комнате, которая была настолько маленькой, что там не помещалась настоящая кровать, поэтому соорудили специальную кроватку. А потом я ездил хоронить Анну Андреевну в Ленинград…

– Одним из ваших увлечений была живопись. Это правда, что однажды Анна Андреевна предложила написать её портрет?
– Да, я просто остолбенел от неожиданности. Мы находились с ней в квартире вдвоём. Она сидела на своём обычном месте, в углу дивана, я стоял посередине комнаты. Признаюсь, это были самые счастливые дни и часы – когда я писал лицо любимой поэтессы. С тех пор за портреты больше не брался.

– У вас было ещё одно увлечение – автомобили. Эта страсть появилась в те же времена?
– Тогда все мальчики увлекались автомобилями. Сейчас их много, есть и такие, и сякие, а тогда автомобиль считался роскошью. У нас в семье, конечно, никаких автомобилей не было. Так что это совершенно недоступная мечта! Но потом, когда мужчины вернулись с войны, авто появилось и у нас. Знаешь, эти трофейные машины, они были такие наполовину разбитые… Естественно, принадлежала эта машина не мне, ибо по возрасту не полагалось. Но потихоньку начал ездить, получил права. Потом вообще стал профессиональным шофёром с классными правами. Сейчас таких нет, а тогда они существовали: первая и вторая категории. Помню, когда закончил службу в армии и вернулся во МХАТ, летом случилась гастрольная поездка, и я вёл автобус с четырьмя актёрами по целинным деревням, они там в клубах выступали. Автобус барахлил, нужно было доливать воду в радиатор, потому что выкипала, то, сё… Целый день ковырялся с этим автобусом, чтобы он был на ходу.

– Это правда, что вы служили в армии? Нельзя было как-то уклониться?
– Да, когда я попал в театр, нас, актёров, товарищ Сталин приказал забрать, хотя этого не полагалось. Мы ещё в училище прошли военное дело, и на этом всё должно было закончиться, но он на всякий случай приказал всем идти в армию. Так я стал солдатом. Сначала служили при Театре Красной Армии, есть такая актёрская форма прохождения службы. Приходили поздно, после спектаклей, чем нарушали покой в общежитии, куда нас поселили. И нас оттуда выгнали. Дальше я продолжил служить в армии как обычный военный.

– Военная подготовка как-то помогала вам впоследствии на съёмочных площадках?
– Конечно. В фильме «Летят журавли» съёмки проходили в лесу, где, естественно, складываются сложные условия. Ну, например, нужно снимать эпизод, как я, убитый, падаю в лужу. Представь себе: для того чтобы хорошо снять эту сцену, нужно, чтобы не шёл дождь, чтобы не светило солнце и так далее. Вот я и падал раз за разом, чтобы было похоже на правду. Очень много дублей сделали. Несколько дней подряд снимали.

– Вам от многих ролей приходилось отказываться?
– От очень многих. Я ни разу не позволил себе сниматься где попало. Тут важно, кто режиссёр, кто оператор… Например, Сергея Урусевского, который снял «Летят журавли», я всегда считал и буду считать самым великим оператором из тех, с кем мне посчастливилось работать. Я его обожал и готов был сниматься с ним день и ночь.



– Фильм «Москва слезам не верит» снимал другой оператор, однако вы тоже с большой любовью отзываетесь об этой работе.
– «Москва слезам не верит» – это совсем другое дело. Фильм снял прекрасный режиссёр и мой большой друг Владимир Меньшов. Я его очень люблю и очень благодарен ему за эту работу. Он сочинил много такого, чего не было в сценарии. Я не имею в виду новые монологи. Он придумывал, знаешь, какие-то незначительные, на первый взгляд, эпизоды, находил  важные детали, интересные нюансы. В театре это сделать трудно, а в кино – возможно. Ведь когда работаешь с режиссёром, который является близким человеком и твоим единомышленником, то можно попробовать сделать нечто большее, чем заложено в роли. Мне это гораздо приятнее, чем работать с таким, знаешь ли, режиссёром-командиром: иди сюда, сделай то… С таким много не наработаешь.

– Как вы узнали о том, что фильм получил «Оскар»? Не жалеете о том, что не прошли по знаменитой красной дорожке?
– А в Америку вообще никого из съёмочной группы не пустили. Режиссёр, по идее, должен был лететь за призом, но ничего не вышло – из-за склок на «Мосфильме». В Голливуде в результате произошла интересная история. Когда со сцены объявили, что награду получил советский фильм, то на сцену поднялся никому не известный человек. Огромный зал, масса публики сидит, а за «Оскаром» выходит какой-то дядя. Ведущий спрашивает: «Как мне вас называть?» И выяснилось, что он не режиссёр, не актёр – он никто, просто сотрудник советского посольства. И зал начал хохотать, особенно те, кто понимал по-русски. В результате награду за фильм «Москва слезам не верит» получил посторонний человек. Слава богу, он честно переслал Меньшову и документ, и статуэтку.



– Вы не раз говорили, что вашим тылом и поддержкой всегда и во всём являются жена и дочь. Маше повезло, что она, с её проблемами, родилась именно в вашей семье. Ведь многие не выдерживают подобных испытаний, а вы не опустили руки. Делали и делаете для неё всё возможное. Где вы находите силы?
– За это я должен поклониться моей жене Гитане, Машиной маме. Она, конечно, удивительный человек. С того самого момента, когда выяснилось, что Маша больна, Гитана дарит ей колоссальное внимание, любовь и заботу. Маша, конечно, меня тоже поразила. Сегодня она – пишущий человек, день и ночь печатает, сочиняет, придумывает сценарии. (Дочь Баталова и актрисы цирка Гитаны Леонтенко Мария с рождения страдает детским церебральным параличом. Окончила сценарный факультет ВГИКа, занимается литературным трудом. – Ред.). Совершенно невероятное преодоление. Естественно, это стоит ей огромных усилий. И, конечно, как вы догадываетесь, всё это с самого начала лежало на плечах её мамы. Я-то всё равно на работу ходил и всякими делами занимался, а Гитана находится с ней неотрывно уже много лет. Это очень непросто.

– А как вы с Гитаной познакомились? Свадьба была пышной?
– Какая там пышная свадьба! Я где-то снимался, она приехала на гастроли с цирком… По-моему, где-то в Крыму. Она в каком-то городе работала, а я неподалёку снимался. Поэтому смог приехать, чтобы оформить отношения. Но никакого празднования не проводили. Потом у нас ещё долгое время были довольно странные отношения. Гитана регулярно ездила на гастроли. Цирк же не может работать в одном городе, он всё время переезжает. Это вечные бродяги. И даже в такой ситуации мы с ней умудрялись видеться каким-то невероятным образом. Допустим, их программа приезжает в Ленинград, а я там снимаюсь. Вот так и встречались. Потом они вновь куда-то уезжали, и трудно было даже предположить, когда нас снова сведут обстоятельства.

– Это Гитана научила вас ходить по канату? Ведь в фильме «Три толстяка» у вас не было дублёров, а трюки вы выполняли самые отчаянные.
– Вы угадали – именно она научила. И именно по-настоящему. Где бы мы ни жили в то время, у нас везде был натянут канат – на балконе, в прихожей и так далее. Каждый день после съёмок я ходил дома по канату, Гитана заставляла меня это делать, а иначе я бы не справился. Скажу честно, это очень трудно. А потом канат был натянут уже на «Ленфильме».

– После того как фильм вышел, больше не пришлось ходить по канату?
– Нет, слава богу. Это очень неприятно, когда нога-то стоит на чём-то тонком и металлическом. А в ботинках ходить неудобно, потому что они соскальзывают.

– Как думаете, у вас есть ангел-хранитель, который оберегал в тяжёлых ситуациях, помогал на съёмочных площадках во время выполнения трюков?
– Конечно, я в этом уверен! Столько всего случалось на съёмках и вообще в жизни! Можно было и шею свернуть, и руки-ноги поломать. Сегодня ты всё придумал и просчитал, как выполнить трюк, чтобы не разбиться во время съёмок, а завтра требования уже другие, и твоё знание ничего не стоит, надо как-то выкручиваться.

– Есть вещи, о которых вы жалеете?
– Я очень жалею, что не успел снять ещё какую-нибудь картину как режиссёр. А ведь были всякие планы, было желание. Но когда стал преподавать в институте кинематографии (Алексей Баталов – профессор ВГИКа. – Ред.) – тут уж надо было думать совсем о других вещах: о завтрашней лекции, о работе со студентами. Это уже другой поворот, другая ответственность! Я часто жалею о том, чего не сделал. Вообще, по мере того как старею, появляется много претензий к себе. Их гораздо больше, чем похвал. Правда! Но я думаю, это у всех так. Что поделать, время прошло, и шанс упущен.