– Павел, какие у вас самые яркие детские воспоминания?
– Моё детство нельзя назвать прямо-таки счастливым. Я жил в маленьком городке, родители меня полностью запрягали, чтобы не оставалось времени гуливанить, общаться с друзьями, бить окна и так далее. Если честно, я толком и не помню те годы, у меня мало детских фотографий – может быть, две или три. Да и вообще – забыл своё детство, будто его и не было.

– Чем же таким занимали родители, чтобы вы не хулиганили?
– Отец отдал меня в спорт, а мама отправила в хореографию, в музыкальную школу. Ещё параллельно брал частные уроки вокала. Но, конечно, всё равно успевал заниматься и всем остальным, что в этом возрасте делают подростки.

– Ну а пение или спорт доставляли хоть какое-то удовольствие?
– Никакого. Хотя спорт – исключение. В те времена это было весело. Но всё остальное как-то не особо нравилось. Правда, у хореографии есть один плюс: в секции нас было двое мальчиков на сорок девочек. Причём второй парень вскоре ушёл, я остался один на один с кучей девчонок. Тоже весело!

– Это происходило в казахстанском Чимкенте, вашем родном городе?
– Нет, уже в Бердске, небольшом городе недалеко от Новосибирска.



– А как семья там оказалась?
– Во времена СССР Чимкент был большим красивым городом, мы жили в центре, и всё у нас складывалось хорошо. Огромная квартира – семья-то большая, мама с папой и трое детей. Но в какой-то момент отношение к русским изменилось, и мы решили перебраться в Бердск. Сначала съездили в Москву, но ничего не смогли купить за те деньги, которые у нас остались. Неделю добирались до столицы, а когда доехали, в стране всё изменилось – произошла девальвация рубля.

– А что вас подтолкнуло ехать из Бердска дальше, в Новосибирск? Причём без родителей?
– В Бердске вообще нечем и негде заниматься, никаких институтов, ничего. Все мои одноклассники сейчас либо сидят, либо умерли, либо жёстко наркоманят. И я поехал в Новосибирск учиться.

– Там же заработали свои первые деньги?
– Нет, первые деньги заработал ещё в одиннадцать лет. Мы жили в частном доме, у соседей были ребята чуть младше меня. Ну вот я с ними договорился: дал два ведра и тряпки, поставил на перекрёстке со светофором, а когда подъезжала машина, просил, чтобы они подбегали и мыли. Сам подходил к водителю, говорил: «Здрасьте, добрый день…» – и начинал убалтывать. То есть во мне уже тогда присутствовала коммерческая жилка, я занимался финансами, вёл бухгалтерию. Просто так родители подросткам денег не давали, нам приходилось самим зарабатывать на жвачки и сигареты. Помню, сигареты продавали поштучно, и я понимал, что покупать их таким образом совершенно невыгодно – два рубля за штуку получалось. Покупал пачку и уже сам распродавал её поштучно.

– Знаю, что в Новосибирске вам приходилось трудиться разнорабочим, чтобы как-то прожить. Попробовали себя в качестве курьера, грузчика…
– Это правда, но самые интересные подработки у меня были в Москве – и уже после того, как я начал сниматься. Где-то в 2008 или 2009 году в кино наступил кризис, у нас остановились все проекты. Только-только вышел фильм «На игре», где я сыграл одну из главных ролей, меня уже стали на улице узнавать. И всё – после этого сел на задницу! А я живу в Москве, в съёмной квартире. Делать нечего, полез в интернет искать работу. Сначала устроился курьером. Ко всему пытался относиться позитивно – думал: неважно, какая у тебя работа, всё равно от неё нужно получать удовольствие, иначе можно вообще с ума сойти. Сказал себе тогда: «Какие плюсы в работе курьера? Наверное, таким образом можно хорошо узнать Москву». И приступил к работе. Это было нечто! Целый день в метро, на автобусе, потом ещё пешком минут тридцать. Когда мне это надоело, устроился на вокзал – помогал носить вещи. Знаете, на вокзалах есть особые люди, которые подбегают к пассажирам и радостно спрашивают: «Здрасьте, вам помочь?»

– Вероятно, уже тогда актёра Павла Прилучного многие узнавали в лицо.
– Да, случалось и такое. Но вообще я не стремился быть узнанным, натягивал шапку на глаза, обматывался шарфом, потому что татуха на шее – это, конечно, подлость, по ней меня сразу легко вычислить. Ну пару раз меня прямо жёстко начинали расспрашивать: «А что ты тут делаешь?» – «Ничего, – говорю, – работаю. Давайте идите, идите». Чаевых у меня к вечеру, конечно, набегало больше, чем у других.

Но самая жесть началась, когда устроился на программу вроде «Алло, ТВ!». Помните телепередачи, где ведущий призывает: «Позвони и скажи такое-то слово»? Для артиста как бы не очень хорошо сниматься в таких программах, но платили хорошие деньги. Поехал, прошёл кастинг, меня приняли. А там эфир шёл по системе «Орбита», за ночь программа выходила три раза – в двенадцать ночи, в три и шесть утра. Я тогда учился в ГИТИСе, в девять нужно идти на занятия. Блин, вот это была жесть! Мне мало звонили в эфир, зато у меня оказался большой рейтинг по просмотру, только из-за этого и держали. Все директоры ржали, когда эту программу отсматривали… Ничего, девять месяцев как-то пережил.

– А почему вы так настойчиво шли к ГИТИСу, так стремились стать актёром? Кому-то хотели что-то доказать?
– Я учился в трёх институтах. Сначала окончил Новосибирское государственное театральное училище. Затем три года отучился в школе-студии МХАТ. Не окончив её, перевёлся в ГИТИС, причём на режиссёрский факультет, и тоже отучился три года. А насчёт амбиций… Нет, никогда никому ничего не хотел доказать. Даже не знаю, как так получилось, что стал артистом. Я хорошо бил лица, ну немного пел и танцевал – это всё, что умел делать после школы. Сверхзадач себе не ставил, просто хотелось освоить что-то новое, получить интересную профессию.

– Пока мы разговариваем, я разглядываю татуировку на вашей шее. Пытаюсь включить воображение, но никак не пойму, что она означает. Штрих-код какой-то.
– DOC – аббревиатура. Эти три буквы обычно написаны у американских заключённых сзади на робах. Какой-то идиотизм, если честно. Сделал татушку очень давно. Что-то стукнуло в голову, и я фиганул её себе на шею.

– А известная голливудская актриса Никки Рид, глядя на вас, сделала себе на руке татуировку «Прилучный».
– Может, о чём-то другом поговорим? Ну так хорошо общаемся!

– У вас был роман с Никки. Чем всё закончилось?
– У нас хорошие отношения.



– Долго раздумывали перед тем, как предложить руку и сердце актрисе Агате Муцениеце?
– Ну, а чего думать-то? Если человек тебе подходит, если с ним удобно, если понимаете друг друга с полуслова, то надо его брать, держать за шею и никуда от себя не отпускать.

– В детстве за многими девчонками ухлёстывали?
– В основном они за мной. Я никогда не любил первым подавать какие-то знаки. Обычно делал так, что девушки сами ко мне подходили. Как-то умел заинтересовать.

– Ну всё-таки с одной из девушек у вас случилось первая любовь?
– Да, помню, в детском саду целовался с девочкой Ритой. Она уже тогда была моделью: мама возила её в Новосибирск, и та снималась в какой-то рекламе. У неё были огромные глаза и длиннющие кудрявые светлые волосы, это всё, что я о ней помню.

Много потом было девушек, я раньше был страшный бабник, прямо вот жёсткий. Одно время вёл школьную дискотеку, ставил музыку. Кто в школе самый крутой? Конечно, диджей. А когда стал учиться в театральном, вёл программы в одном новосибирском клубе и через день имел общение с пьяными девушками. Поэтому к моменту встречи с Агатой я уже прекрасно понимал, что мне нужно и кого я ищу. Когда встретил её – сразу понял: ну вот, собственно, и всё. Пора заканчивать.



– А чем Агата отличается от других девушек, с которыми у вас были отношения?
– Она спокойная. Знаете, мои последние четыре девушки были нерусскими. Одна из Эстонии, другая из Латвии, третья из Америки, и Агата тоже из Латвии. Стал думать: почему так выходит? Ведь не специально же таких выбираю. И понял: с русскими девчонками сложно, они вынесут тебе весь мозг, они безумно ревнивые. И ещё – все какие-то громкие. С одной стороны, это, конечно, клёво. На начальном этапе любви такое может нравиться, но в длительных отношениях… Я сам взрывной, и если меня что-то не устраивает, быстро воспламеняюсь. Поэтому мне нужен спокойный человек, который в такие минуты сможет меня погасить. А с русскими девушками всё получалось как-то очень жёстко.

– У Агаты наверняка очень много поклонников. Ревнуете?
– Первого марта у жены был день рождения; попросила меня сходить в магазин и купить сок. Выхожу из квартиры и вижу, что весь подъезд с девятого по первый этаж разукрашен, на каждой ступеньке прилагательные: «красивая», умная» и так далее. И ещё на каждом лестничном пролёте стихотворения, конфетти всякие… Весь подъезд оказался просто засран! Но это хорошо. Плохо, когда этого нет.

– То есть у вас ревность отсутствует. А Агата ревнивая?
– Вообще нет! Хотя, может быть, просто делает вид. Но нет, не думаю.

– Зритель особенно полюбил вас после сериала «Мажор». Как вам досталась главная роль?
– Я когда-то работал вместе с продюсером фильма Александром Цекало и очень ему понравился. Он, подшучивая, говорил: «Клянусь, я сделаю с тобой проект! Знаю, что ты можешь многое!» И вот года через полтора звонит и говорит: «Прилучный, я такой сценарий нашёл!» Ну, пришли мне посмотреть, говорю. Оказывается, написал русский автор. Когда я прочитал, то испытал шок: настолько всё круто придумано! Перезвонил Саше: «Я бы, конечно, хотел сниматься. Возьмёшь?» Он такой: «Нет-нет-нет, что ты!» Через неделю звонит и говорит: «Приходи на читку». Нас, кстати, много на пробах собралось. Но в итоге меня утвердили на главную роль.



– Как долго снимали сериал?
– Полгода. Отсняли сто десять смен, из них сто семь – с моим участием. Для понимания: обычно у артиста двадцать-тридцать смен, а тут сто семь! Это очень много. Ты чуть ли не каждый день на площадке. У меня вообще не было выходных, ни одного, всё фигачили и фигачили.

– Знаю, что все трюки исполняли без дублёров.
– Да, это один из опаснейших фильмов, в которых я снимался. Одна сцена с горящим домом чего стоит! Дом реально пылал, там всё падало и рушилось, нас мазали специальной мазью, чтобы не обгорели. Пожар тушили, потом снова разжигали, опять тушили и так далее.

И вот финальный момент. Я должен выскочить из горящего дома, а тот – полыхнуть как следует. Камера стоит напротив двери. Пиротехники подожгли дом и, видимо, перестарались – не могу выбежать! Кричу: «Завязывайте с огнём, вы чего? Остановитесь, не могу выбежать!» А позади меня уже всё начинает падать. Ну, пришлось выбить дверь ногой. Едва жизни не лишился! Так что всякое бывает на площадке. Сегодня выжил, а завтра не повезёт – сгоришь.

– А есть роли, о которых мечтаете? Может быть, видите себя героем исторических драм?
– Я не гонюсь ни за какими особыми ролями. Просто хочется, чтобы у меня была постоянная работа в кино. Терпеть не могу ощущение непостоянности: то у тебя есть проект, то полгода сидишь дома… Это вообще жопа! Я хочу, чтобы у меня была постоянная работа, любая, – вот и всё. А я сделаю её интересной. Потому что мужчина вообще не может без работы, это очень тяжело.

– У вас есть режиссёрское образование. Не думали сами снимать кино?
– Сначала мне нужно достроить дачу. Потом буду снимать игровое кино и вообще как-то чесаться. Просто недавно купил участок в тридцати километрах от Москвы, там так шикарно, фантастически! Рядом озеро, лес, так клёво! И вот решил построить дом. Но это оказалось очень сложно. Артисты на стройке – как девушки, их обманывают по полной программе. Потому что когда видят известного человека – всё, сразу задирают цены до небес. И я езжу на стройку с айпадом, чтобы проверять цены и видеть, где меня накалывают. Ищу в интернете информацию, например: «Как закладывают фундамент?» Всё выучу, приезжаю и начинаю проверять: «Нет, ребята, это неправильно сделали». Рабочие ничего не говорят, смотрят на меня так – мол, человек вроде разбирается. В общем, гоняю их как следует.