Она бросит взгляд на пакет и лёгким голосом – подозрительно лёгким голосом – скажет:
– Это что там у тебя, черника?
– Ага! – беспечно кивну я. – Хочешь?
– Нет, спасибо, – снова взгляд искоса на пакет, и – провокаторским вкрадчивым голосом: – Какие молодцы вы с мужем, разведали черничные места, съездили с утра… В следующий раз и меня прихватите, на мою бедность.
– Знаешь, я купила чернику у бабулек на рыночке, – признаюсь я, – тут, рядом.

Роза разочарована:
– Да-а-а? Странно. А почему бы вам самим не съездить за черникой? Своя машина. По крайней мере, твоему мужу почему бы не съездить? Пусть берёт пример с других мужиков: они артели сколачивают, не на машинах, так на электричке едут. Все выходные прочёсывают болота, кормят комаров. Вон, знакомая жалуется: «Мой-то вёдрами, вёдрами таскает, не знаю, куда девать».

– У него работа тяжёлая, у станка, в горячем цехе, – заступаюсь я. – Пусть хоть в выходные отдохнёт. И потом ты же знаешь: у него недавно был миокардит, воспаление сердечной мышцы.

Где-то прочитала: объяснять свои поступки – значит оправдываться, а оправдываться – значит признавать свою вину. И всё равно оправдываюсь.

– Воспаление хитрости у него! – не выдерживает Роза. – Сачок он первостатейный. Вот распустила ты первого мужа – он от тебя ушёл, и этого распустишь – тоже уйдёт. Мужиков нужно что? Мужиков нужно держать в узде, – Роза в доказательство сжимает острый кулачок, так что костяшки белеют. Демонстрирует, как бы она держала – в узде.
– Невозможно переделать человека, которому пятьдесят лет, – миролюбиво говорю я. – Совершенно никчёмное, зряшное и неблагодарное занятие. Жизнь – такая короткая штука, много ли нам осталось, нужно жить мирно, притираться друг к другу. Сосуществовать.
– Ну давай, давай. Миротворица. Пацифистка. После снова будешь бегать ко мне плакаться в плечико. «Роз, посоветуй, Роз, помоги…»

Было такое дело. Я и не подозревала, что спустя десять лет можно этим попрекать.

После черники с молоком Роза теплеет, добреет. Закрашивает фиолетовый от ягоды рот яркой помадой. Энергично сжимает и разжимает губы, растушёвывая помаду, критически рассматривает себя в зеркале.

– Ну как там, – спрашивает благодушно, – твоя дочка? Всё ещё со своим прилипалой живёт? Это же надо было найти такое сокровище. Дочка у тебя трудяжка, а он сел ей на шею и ножки свесил. И ты терпишь этот мезальянс?
– Ей двадцать пять лет, – сухо напоминаю я. – Сами разберутся, не маленькие.
– Да хоть сорок пять! – горячо всплёскивает руками Роза. – Дети – они до седины дети, им всю дорогу, всю жизнь нужна поддержка, подсказка, крепкий тыл. Родители должны всю жизнь детьми руководить, как маленьких, за ручку вести. Вот направляли бы меня в своё время родители на путь истинный – всё сложилось бы по-другому. Ох, смотри, проморгаешь ситуацию. У других-то дочерей мама – первая советчица и подружка. У других сыновья – отрезанный ломоть, а у тебя – дочь. Как не родные. Вон, угодила ты в больницу, дочка к тебе с передачей только через два дня пришла. Так ты и лежала в палате, в чём на «скорой» увезли: в костюме джерси.

Откуда всезнающей Розе известен этот случай? Да, было такое. Потом выяснилось: когда сообщали о болезни, мобильник брала не дочка, а гостившая у неё племянница, она забыла дочке передать.

И всё равно я хватаю ртом воздух, как рыба, задыхаюсь, от возмущения не могу найти нужных слов. Это удар под дых. Я так и не научилась его держать. У других это как-то получается, называется – поставить обидчика на место. Отшить. Отбрить. А у меня – нет.

Роза всю жизнь прожила без семьи, у неё нет ни мужа, ни детей, а туда же, читает мне лекции на тему «Счастливая семейная жизнь». Обожглась на своём молоке и дует на чужую воду.

Но если я ей об этом скажу – это будет удар под дых с моей стороны. И всё же наберусь духа и выскажу всё, что накопилось. Грубо, чтобы навсегда отбить у неё привычку бесцеремонно – да чего там, хамски – лезть в мои дела. Хватит!

– Ну как тебе черника? – отважно спрашиваю я. – Самая сласть, самый сок, правда? Нужно есть больше, пока она молодая. Для глаз полезно и для пищеварения. Ещё месяц – и будет дешевле, но безвкусная, водянистая, раскисшая.

– А я чего говорю, – оживляется Роза. – Стащи своего бегемота с дивана, ведро в зубы – и на болота. Он у тебя что, на откорме? Хочет победить в конкурсе «Мисс Самая Толстая Задница»? Так пусть не волнуется: первый приз железно его. Нет, в самом деле, почему бы вам не съездить за черникой? Своя машина… Распустила, распустила ты своего благоверного донельзя. Не завидую: каково с таким жить? Как ты сама только что сказала: не жить, а существовать? Прямо в точку!

– Сосуществовать! Это разные вещи!

Я хватаю ртом воздух, как рыба на берегу.