– Дмитрий, о чём фильм?
– С одной стороны, это вроде бы детский фильм, а с другой – он и на взрослых рассчитан тоже. Фильм снимает режиссёр Анна Чернакова. Другой её фильм, «Собачий рай», с удовольствием смотрели и дети, и взрослые. Там есть над чем задуматься. «Перелётные дети» – это тоже разновозрастная история. В её основе – фантазии девочки, которая отправляет свою маму на подвиги в разные времена, разные эпохи. И рядом с мамой присутствует некий человек, которого зовут Мовэ – по-французски «плохой». Это и есть мой персонаж. И всё, что с ним происходит, – тоже её фантазии. Девочка увидела, как один мужчина кокетничает с её мамой, и, понятно, невзлюбила его. Персонаж перекочевал в её фантазии. На протяжении всей истории Мовэ пытается украсть у девочки волшебное колёсико. Мой персонаж – хулиган-мимикрист, мгновенно превращающийся в человека, наиболее соответствующего эпохе, в которую попадет. Он подстраивается под любое общество, любую ситуацию. И всё время старается что-нибудь стибрить – от серебряных ложек до императорских жезлов Петра Первого.

– Сложно играть в детском фильме?
– Я либо играю, либо не играю. А в чём именно – детском кино, боевике или ином фильме – не имеет значения. Также не имеет значения и формат – сериал это или полнометражный художественный фильм. Я просто делаю свою работу. Но здесь вдобавок очень интересная история, можно хулиганить и фантазировать. Ведь Мовэ бесконечно перевоплощается, и благодаря этому у меня много материала внутри одной роли. При этом меняется всё: и декорации, и костюмы – ведь они должны соответствовать тому времени, в которое попадает герой. А куда он попадёт – зависит от фантазии девочки. Конечно, есть некая условность в костюмах и декорациях, но мне интересно сниматься, потому что это – хорошая, добрая история, мудрая и светлая, и здесь есть что играть. Много шуток, юмора, хулиганства, можно даже похохотать, и я с удовольствием делаю это.

– В фильме снимаются две девочки. Вы воспринимаете их как детей или всё же как партнёров?
– Конечно, это прежде всего коллеги, партнёры. С одной стороны, у детей нет такой заштампованности, как у взрослых артистов, а с другой – им на площадке трудно. Потому что киносъёмки – это сидение на одном месте в течение десяти часов, и дай бог, если из этого времени ты работаешь в кадре хотя бы минут сорок. Тут требуются мобильность и умение мгновенно включиться в ситуацию. Детям это сложно – быть всё время в тонусе и при этом ждать, пока поставят свет, принесут реквизит, покрасят стену, поправят звук. А потом – раз! – надо вскочить и войти в кадр. Детям не всегда это удаётся с первого раза. Поэтому приходится делать больше дублей, помогать, чтобы они «проснулись» в кадре. Или, наоборот, успокоились.

– Взрослый актёр этому обучен, а ребёнок всё делает с чистого листа, и при этом он не должен выбиваться из рабочего процесса. Как удаётся этого достичь?
– Я вам открою большой секрет: в кино может сниматься любой человек, даже далёкий от этой профессии. Если только он не вызывает отторжения у зрителя и если он фотогеничен. Любого можно научить находиться в кадре от десяти секунд до пяти минут, выучить эпизод, развести его, помочь человеку что-то сделать в кадре, а потом смонтировать – вот и всё. Это можно сделать даже с ребёнком. Кино – не театр. Оно снисходительней к актёрскому непрофессионализму.

– Не портит ли детей ранний опыт в публичной профессии?
– Всё очень индивидуально. Вообще-то дети, которые снимаются в кино, испытывают большие нагрузки, им тяжело, и особой радости они не ощущают. Да и особой славы не будет. Поскольку прошли времена советского кинематографа, когда ребёнок становился известным, сыграв Буратино, Мальвину или Артемона. Сейчас к этому относятся гораздо спокойнее.



– Вы снимаетесь в сказке. А в вашей жизни случаются чудеса?
– Чудеса существуют, и они происходят со всеми, это исторический факт. Достаточно почитать Библию, жития святых. Это даже не волшебство, а Божья воля. Человеческое сознание не в состоянии её анализировать.

– Какие ваши любимые детские фильмы?
– Я очень любил «Приключения Буратино». И, конечно, «Неуловимых мстителей», «Тайну двух океанов», сказки «Снежная королева», «Морозко». А в юности для меня одним из потрясений стал фильм Мельникова «Старший сын».

– У вас нет ощущения, что взрослое население планеты потихоньку впадает в детство? Мы же видим, какие фильмы собирают самую большую кассу. Это всё сказки для взрослых. Может, мы все становимся более наивными?
– Это не наивность, это отупение. Мы потребляем жвачку, которую сейчас в массе своей производит кинематограф, и особенно телевидение. А жвачка – это очень вредный продукт, она вырабатывает желудочный сок, который, образуясь в пустом желудке, приводит к неприятностям. К сожалению, массовый кинематограф и создаёт в подавляющем большинстве случаев вот эту вредную для мозга, души и сердца жвачку. Никакого отношения к искусству это не имеет. Трюки, компьютерная графика, монстры и злодеи – словом, обман. Там нет души, света, там нет героя, который не уничтожает, а создаёт, и на которого хочется быть похожим.

– Вам удаётся оградить сына Елисея от влияния телевидения, компьютеров?
– Да, пока удаётся. Сын изредка смотрит по телевизору мультфильмы, в основном наши, российские или советские. А компьютера у него нет. И планшета нет. Есть телефон, который работает только для связи. Понятно, что от современных технологий никуда не деться. Но я считаю, что многие дети тратят своё время на компьютерные игры только потому, что родители не имеют возможности с ними заниматься. Таковы реалии сегодняшнего дня. Хотя в нашей семье другая беда: у Елисея есть няни, и он с ними проводит времени больше, чем со мной и мамой. Но по крайней мере не за компьютерными играми. Компьютеры – это большая беда для юного поколения.

– А знакомые режиссёры не просят у вас Елисея в какие-нибудь кинопроекты?
– Нет, никто не пристаёт ко мне с этим, и хорошо. Сыну это и не нужно.

– Известно, что вы серьёзно занимаетесь музыкой. Расскажите о вашей музыкальной карьере. Какие у вас новости?
– Это настолько серьёзное дело, что я могу себе позволить уже не сниматься в кино вообще! Соглашаюсь на съёмки, только если мне что-то очень сильно понравится, даже если это не денежный проект, как «Перелётные дети». А то, что мы создаём на музыкальном поприще, продолжает расти. (Дмитрий выступает сольно и со стрит-рок-группой «КарТуш» под руководством Андрея Вертузаева. – Ред.). Недавно дали в Тверской области концерт на стадионе. Мы первый раз по-настоящему «взяли» стадион – там было тысяч пять зрителей. Доработались до той степени взаимодействия, когда артисты начинают дышать со зрителями в унисон. Это было здорово! В конце концерта началось настоящее братание со зрительным залом, чего раньше не происходило. Это меня очень радует.

– Какие композиции в вашем музыкальном репертуаре?
– У нас появляются различные произведения, в этом году прибавилось много песен, посвящённых Великой Отечественной войне. При этом у нас много духовой музыки – почти церковных песнопений. Это красивые композиции в нашей обработке. Странное, ни на что не похожее действо, которое оказалось очень востребованным у зрителя. Мы регулярно возим нашу программу по стране. География – от Южно-Сахалинска до западного побережья США. И потихоньку её расширяем, поскольку интерес к нам увеличивается. Довольно часто играем в Москве.

– Куда поедете с гастролями в ближайшее время?
– В Иркутск. До этого были Волгодонск, Волгоград. Что впереди – не знаю. Гастролями нашего коллектива занимаются специальные люди. Обычно мне звонят и спрашивают: «Едем?» Я говорю: «Едем!»

– Дмитрий, а какие у вас театральные новости?
– Последняя моя театральная радость – это премьера спектакля «Лунин, или Страна рабов» в «Другом Театре» – так называется театр, который является дочерним проектом знаменитого «Квартета И». Поставил спектакль Александр Огарёв. Я уже тридцать лет в профессии, но не знал такого способа существования на сцене. Так что это моё личное открытие, моя радость. У меня блистательные партнёры – молодые ребята, гениальный артист Сергей Колтаков, которого я обожаю. В этом спектакле я два часа нахожусь на сцене. То есть выхожу – и только через два часа ухожу. Очень интересно.



– В прессе проходила информация о том, что вы с супругой Ольгой Дроздовой преподаёте актёрское мастерство студентам. Расскажите, пожалуйста, об этом.
– Скоро исполнится два года, как мы с супругой занимаемся педагогикой – учим детей в Институте современного искусства. Ведём актёрский курс. Оказалось, что быть преподавателем гораздо интереснее, чем я мог себе представить. С того момента, как мы с Ольгой предстали в этом качестве, наша жизнь поделилась ровно пополам. Одна часть – это институт и дети, вторая – всё остальное, включая нашу семью, театр, кино, музыку. Оказалось, что радость, которую ты испытываешь за детей, когда у них что-то получается, – она светлее и глубже, нежели та радость, которую ты испытываешь при личных достижениях. Педагогика в нашей жизни занимает серьёзное место. Три раза в неделю мы с Ольгой работаем в институте – учим, читаем, обсуждаем, репетируем. И поскольку студенты – это уже практически наши дети, все их проблемы приходится брать на себя. А все они периодически болеют, влюбляются и так далее.

– Говорят, что есть три стадии развития профессионализма: ученик, мастер и наставник. Это уже высшее состояние, когда ты столько умеешь, что можешь и должен отдавать. Видимо, вы с супругой вышли на высший уровень профессионализма.
– Возможно, но это не означает, что наше развитие остановилось. Каждому из нас можно совершенствоваться всю жизнь и не достичь желаемого. Но, слава богу, нам с супругой есть что отдавать. Есть понимание профессии и понимание, что такое человек вообще. Вот этими ключевыми знаниями – о жизни и профессии – хочется поделиться с детьми.

– А современные дети восприимчивы к тому, что им дают?
– Многое из того, что мы им сейчас говорим, они до конца не понимают, не чувствуют. Но всё равно что-то останется. И те, кому это действительно нужно, в нужный момент всё вспомнят и используют.

– Понятно, что вы с Ольгой для студентов вдвойне авторитетны – и как педагоги, и как успешные артисты. А когда их пилят родители – это совсем другое…
– Да, конечно, педагоги – это совсем другое. Очень хорошо, что мы с Ольгой действующие актёры и у ребят есть возможность видеть нас на сцене. Потом мы можем им сказать: «Давайте с вами попытаемся сделать что-то подобное». Они могут сравнивать себя и нас, что называется, здесь и сейчас – и это очень хорошо. Наши студенты очень любят ходить на спектакли, но не только на наши с Ольгой, а вообще – в театр. Мы заставляем их читать, думать, рассуждать.

– И что читают ваши студенты?
– На первом же курсе, когда студентов только набрали, мы дали им список литературы, в котором есть всё, включая советскую классику: Астафьев, Распутин, Васильев, Трифонов – всех сейчас и не назову. То есть те произведения, которые они могли пропустить только потому, что в школе их сейчас не изучают. Советуем смотреть классику кино, но особенно – театра, потому что спектакли уходят, их не вернуть. В каком-то смысле настраиваем им мозги.

– Дмитрий, вы давно уже состоявшийся актёр, но, может, у вас есть мечта о роли, сыграть которую не удалось?
– Я много чего сыграл, поскольку мне и в институте, и после института давали лучшие роли классического мирового театрального репертуара. Грех жаловаться. Поэтому, возможно, и нет такой мечты. Сейчас мне интересно одно – чтобы люди, которые приходят на мои концерты, спектакли, смотрят фильмы с моим участием, улыбались и чувствовали себя немножко добрее, меньше отвлекались на суету, осуждение, гнев и всякие глупости. Вот и всё. А кого я при этом играю, не имеет никакого значения.