Маленькая Катя смотрела в окно, ждала родителей. Конец сентября, на улице ещё тепло, но темнеет уже быстро, и бабушка её одну гулять не отпускает. Двор в окружении четырёх блочных многоэтажек все называли «собачьей площадкой». Только вот собаки у Кати не было, вернее, раньше она была, чёрная, лохматая, и звали её Муха. Катя вздохнула: вообще-то раньше всё по-другому было.

Была маленькая деревенька в Тверской области, дом, окружённый садом, Муха, коза Машка, куры и утки. Можно было высунуться из окошка и прямо с ветки сорвать зелёное кисленькое яблочко, а потом выйти за ограду и побежать к речке. Побултыхаться в тёплой водичке и босиком домой вернуться. Правда, воду приходилось из колодца таскать, по нужде в деревянный сарайчик во дворе бегать, а зимой печку топить. Но зато какие вкуснейшие пирожки бабушка в этой печке пекла!

Но мама с папой решили вдруг жизнь изменить. Причин было много. Кате скоро в первый класс идти, а в деревне школы уже давно нет, да и кому она тут нужна: одни старики да старухи остались. Ближайшая – только в райцентре, 80 километров ехать. Мама с папой там работали, три часа туда, три часа обратно. Вставали в пять, возвращались за полночь. А тут ещё бабушка болеть стала, то сердце прихватит, то спину свернёт.

– Всё, сил моих больше нет, – сказала мама. – Надо в город переезжать.

Бабушка охнула, всплеснула руками и опустилась на лавку у печки.

– Лидочка, да что же ты задумала! Федя, сынок, скажи ты ей!

Папа курил и угрюмо молчал.

– Не поеду я никуда! Тут помирать буду! – заплакала бабушка.
– Ну что вы говорите – «помирать»! – рассердилась мама. – В городе врачи, если что, помогут, а здесь пока фельдшер будет добираться, только на поминки и успеет!
– А хозяйство как же! Всё бросить?
– Мама, вы о Кате подумайте! Ей учиться надо, в школу ходить, в институт поступить, а не кур кормить!

Бабушка жалобно всхлипывала, а мама полоскала посуду в тазике и гремела тарелками так, будто эта несчастная утварь во всём виновата. Наконец и папа подал голос:
– В Тверь ехать смысла нет. Шило на мыло менять. В Москву поедем.

Дом продали, птиц и козу Машку – тоже. Муху соседу деду Петру отдали, он обещал её кормить и не обижать. Кате уезжать было жаль, но, с другой стороны, так хотелось в Москве побывать, она ведь её только на картинках в журналах видела. Они старые были, ещё довоенные, бабушка их на чердаке хранила. Дома в Москве огромные, из красного кирпича построены, а крыши золотые, и на каждой остроконечной башенке звёздочка сияет. И люди там все весёлые, целыми днями хороводы водят, песни поют и смеются. Да и само слово очень красивое, если его произнести медленно и с растяжечкой: Ма-а-ас-с-сква-а-а… Во рту даже сладко становится, словно карамельку земляничную сосёшь.

Вот так Катя и очутилась на седьмом этаже новостройки в районе, расположенном на юго-востоке столицы, под названием Капотня. Квартира была однокомнатная, но просторная, с большой кухней. Умелец папа поставил посреди комнаты перегородку, и получилась как бы «двушка». Как говорится, на что хватило, то и купили. А ещё родители обзавелись фургончиком, решили бизнесом заняться. По области ездили и продукты у селян покупали, а потом свеженьким, экологически чистым провиантом на рынке торговали. Вставали с рассветом, возвращались с закатом, всё как обычно.

– Ничего, вот денег заработаем, и жизнь наладится, – твердила мама. – Ипотеку возьмём, квартиру поменяем, к морю в санаторий поедем. А может, даже и в Турцию, мир посмотрим!
– Магазинчик откроем, Катюшку на фигурное катание отдадим, – мечтал папа.
– Дожить бы… – ворчала бабушка.

А Кате, в общем-то, всё нравилось. Школа рядом, прямо за домом. Там было весело и интересно, друзья и подружки у неё появились, а ещё в субботу к ним настоящие артисты приезжали и кукольный театр показывали. Учительница сказала, чтобы деньги сдавали: когда каникулы начнутся, их в зоопарк повезут и на Красную площадь, Кремль покажут. Катя очень этого ждала, в центр города родители её ещё не возили: всё некогда. Вот только одно плохо – вид с балкона подкачал, вокруг одни многоэтажки-близняшки оконными стёклами поблёскивают, а зелени и деревьев совсем нет. Но по вечерам вдалеке на фоне тёмного неба ярко горел и полыхал красным пламенем высоченный факел нефтеперерабатывающего завода, и Кате он представлялся волшебным и загадочным цветком. Она как зачарованная часами глядела на этот гигантский алый мак, он становился то больше, то меньше, а его огненные лепестки плясали на ветру словно живые.

– Катюша, окошко закрой, – простонала лежавшая на диване бабушка. – Воздух какой спёртый, дышать совсем не могу.
– Бабуля, а можно я во двор погулять пойду?
– Нельзя, внученька. Мама сказала, в Москве детки одни на улице не гуляют.

Прапор Лёха устало брёл домой. День для участкового Петрова выдался суетный и хлопотный. С самого раннего утра по сигналу законопослушных граждан пошёл он проверять одну «нехорошую» квартиру. Сдавали её вроде бы родственникам из провинции, а на деле проживала там бригада строителей из Узбекистана. Двадцать сонных, помятых и плохо мытых парней смиренно взирали на сурового представителя власти, половина из них по-русски ни одного слова не понимала. Пока документы проверял и представителей миграционной службы ждал, полдня прошло. Потом по злачным местам вверенного ему района прошёлся, посмотрел, всё ли в порядке. А в отделении его бабулька заплаканная поджидала. Ограбили её! Повесила она коврик с вышитыми оленями во дворе на солнышке посушиться и в магазин пошла, а вернулась – нет его.

– Это же всё, что мне на память о мамочке осталось! Она его даже в войну не продала, сохранила! – рыдала старушка. – Сынок, Христа ради прошу, отыщи коврик-то мой!

Лёха, чертыхаясь на все лады, пошёл очевидцев преступления опрашивать и поеденный молью раритет искать. К вечеру сокровище было обнаружено на помойке. Нечто человекообразное, неопределённого пола и возраста, завернувшись в коврик, как в одеяло, мирно дрыхло в недрах большого мусорного бака. За всеми этими делами Лёха не то что позавтракать, даже пообедать не успел. Только в отделении присел, чай заварил и булочку ко рту поднёс – из центральной диспетчерской позвонили: по адресу Братиславская, 10, убийство происходит. И оперативная группа уже едет!

Лёха все бросил, табельное оружие из сейфа схватил и туда же побежал. Правда, не так всё трагично оказалось, ситуация, в общем-то, даже анекдотичная. Муж с работы раньше вернулся и жену с сердечным дружком застал. Схватил, что первое ему под руку подвернулось, а была это табуретка, и кинулся на обидчика. Но тот тоже парень не промах, утюгом принялся отбиваться. Шум, крик, мужики мутузят друг друга, баба визжит: «Убивают!» – вот соседи «02» и вызвали. А потом уже «скорая» подъехала и всех пострадавших с увечьями разной степени тяжести по больницам развезла.

Повеселились от души! Только вот Лёхе не до смеха было, последний инцидент его окончательно доконал.

Участковый Петров вышел из метро, прошёл мимо ларьков с шаурмой и курицей гриль, закрытого павильона игральных автоматов, устало вздохнул и подумал: «Одной головной болью меньше стало», – и свернул во двор. Остановился у собачьей площадки, задумался. Темнело уже, в окнах многоэтажных домов огни горят, люди с работы вернулись, телевизор смотрят, ужинать садятся, вон как вкусно жареной картошечкой и котлетками из открытых форточек веет. А его дома никто не ждёт, жена Наташка и тёща на все выходные на дачу уехали последние дары лета собирать.

Лёха ещё чуток постоял, отметил, что красный факел над нефтеперегонным заводом пылает и чадит сегодня как-то уж особенно сильно, и повернул к магазину. Бутылку водки взял, пива, закуски кое-какой и двинул обратно в родное отделение. Сели они с мужиками, кто уже смену закончил, выпить чуток и за жизнь покалякать. После первых 50 грамм Лёхе хорошо сделалось, после ста – ещё лучше, даже усталость прошла. Но после 150 голова заболела, а когда ещё и пивка лизнул – такая вдруг тоска накатила, хоть волком вой. Лёха уронил голову на служебный стол и тихо проговорил:
– Наташка мне изменяет.
– Да ладно! – присвистнул старлей Чистяков. – Точно знаешь?
– Ну, так… – неохотно начал Лёха. – Её уже два раза до дома шеф подвозил. Она говорит, что ему просто по пути. А я всё думаю, какие дела могут быть у мужика на «Лексусе» у нас в Капотне? Прямо шкурой чую, что-то нечисто тут!
– Так ты мент или не мент? Проследи! – посоветовал Чистяков.
– Они сейчас на дачу уехали, вроде как картошку копать, а Наташка все купальники с собой взяла. И платье вечернее! Вот скажи, зачем оно ей там?

Лёха одним махом опрокинул в себя стакан водки и с жаром продолжил:
– Да ещё тёща, сволочь… Я тут пришёл с дежурства, прилёг на диван передохнуть и слышу – она на кухне Наташке мозги промывает: «Да зачем он тебе нужен, голытьба! Денег у него нет и не будет!»
– Так ты только начал на районе работать. Сколько тебе, двадцать пять? Молодой! Поднимешься ещё, – попытался успокоить его Чистяков. – Не в Пырловке какой-нибудь, в Москве живём!

– Да это не жизнь, а сплошное выживание!

Во дворе, в самом центре собачей площадки, стояли два парня лет двадцати и задумчиво курили.

– С утра до самого вечера в этом сраном офисе торчу, а денег ноль! – полноватый блондин раздражённо размахивал и постукивал по коленям скрученным собачьим поводком.
– Знаешь, Серёга, – худощавый чернявый парень смачно сплюнул на землю, – вы, москвичи, совсем зажрались. У тебя две квартиры, а ты всё ноешь!
– Так они не мои! Здесь – родителей, а на Таганке – бабкина!
– Ну так бабка же не вечная, ласты склеит, тебе всё достанется.
– Ага, дождёшься, она ещё всех нас переживёт, – Серега печально скрёб загривок. – Не, Арик, не жизнь это… Вот сейчас везде орут: лихие девяностые, ужас, кошмар… А ведь тогда круто было! Все на раз-два такие бабки поднимали!
– Да, крутились, – согласно кивнул Арик. – Так и сейчас тоже можно!
– Фигня! Где? Всё куплено и поделено! Игровые клубы и те закрыли! А у нас на работе менеджер один каждый месяц там реальное бабло заколачивал! Себе и девчонке путёвку в Италию купил!
– Это тот, который с клиентов под заказы нал собирал и в автоматы просаживал? – хихикнул Арик. – Так ты рассказывал, его вроде бы посадили?
– Нет, у него дядька в прокуратуре, отмазали, – совсем сник Серёга. – Теперь грузчиком у нас на складе бесплатно работает, долги покрывает.

Парни дружно затоптали окурки в землю и неспешно двинули в сторону автомобильной стоянки.

– Сейчас, конечно, одним махом не разбогатеешь, – со знанием дела рассуждал Арик, – свой бизнес начинать или фирму открывать смысла нет. Будешь, как лох, горбатиться и налоговиков кормить! Но ты пойми, брат, мы же в Москве, тут деньги везде, только фишку просечь надо!
– Умный, да? И что, например? – огрызнулся Серёга.
– Ну, например… – задумчиво прищурился Арик.

Серёга свистнул и громко крикнул: «Орс, ко мне!» Огромный ротвейлер вприпрыжку спешил на зов, радостно крутил хвостом-обрубком, норовил встать на задние лапы и зализать от всей души нос любимого хозяина.

– Фу, Орс, фу! Сидеть! – с трудом уворачивался от собачьей ласки Серёга.
– А вот тебе и вариант, – Арик дружески потрепал Орса за ухо, пёс от удовольствия даже заскулил. – Про собачьи бои слыхал? У моего старшего брата приятель есть, Аслан, так он конкретно этим занимается. А там тотализатор и ставки нешуточные!
– Ну, не знаю, – скривился Серега. – Он ведь маленький ещё, года нет, и добрый.
– Нормальный такой малыш, килограммов семьдесят весит! И хорошо, что молодой, уже сейчас надо натаскивать, тренировать, злить! Прикинь, какой боец вырастет!

На автомобильной стоянке притормозил и остановился небольшой фургончик, на боку красовалась надпись «Свежие продукты из Подмосковья!». Мужик и баба, по виду совсем затрапезные крестьяне, стали выгружать деревянные ящики, рассовывать кульки и свёртки по объёмным клетчатым сумкам.

– О, гляди, какие лошары! А туда же… бизнесмены хреновы, – презрительно фыркнул Арик. – Пошли, Орсом их пугнём! Так, для пробы…

Парни остановились у фургона, Арик несильно, но с вызовом несколько раз пнул переднее колесо.

– Эй, граждане, а разрешение на торговлю у вас имеется?

Мужик с бабой разогнулись и удивлённо захлопали глазами.

– Я спрашиваю, разрешение из санэпидстанции и ветеринарные справки есть? Сроки реализации товара соблюдаете? Налоги платите или как? – Арик откровенно и с удовольствием глумился над сельскими предпринимателями.

Мужик сурово насупился и нервно задышал в свои пышные усы.

– Всё у нас есть.
– Да? Тогда показывайте! – Арик весело рассмеялся. – А лучше собачку нашу косточкой угостите!

Мужик спешно, всем телом, нырнул в кузов фургона, а вынырнул, зажав в кулаке железный ломик.

– Я вас сейчас вот этим угощу!

Первым на поднятую с угрозой вверх руку отреагировал Орс, он зарычал, оскалил мощные клыки и рванулся вперёд.

– Фу, Орс! Фу, нельзя! – Серёга вцепился в поводок двумя руками и со всей силы тянул на себя.

Мужик и баба в ужасе вжались в борт своего транспортного средства, Орс всё не мог успокоиться и хрипло лаял, Серёга судорожно наматывал поводок на кулак, только Арик сохранял спокойствие и, видимо, был очень доволен.

– Ну смотрите у меня! Мы сейчас не при исполнении, но не сегодня завтра за вами люди в форме придут, – важно проговорил он.

Лёха Сидоров, слегка покачиваясь, шёл домой. Выпил он прилично. Стыдно, конечно, но что ж делать, мент – тоже человек, а не киборг из сплава чугуна и стали. Возле автомобильной стоянки стало ему совсем плохо. Лёха споткнулся и, чтобы не упасть, опёрся рукой о какой-то фургончик. Тут же, как из-под земли, перед ним появилась тётка в цветастой кофте и истошно заголосила:
– Товарищ милиционер, вы уж простите мужа моего, он не со зла… Думал, шпана какая-то за так пристаёт. Мы ж не знали, что они ваши сотрудники!

Лёха тряс головой и ничего не понимал, его мутило, а перед глазами расплывались разноцветные круги.

– И все документы у нас в порядке, – мрачно пробубнил усатый мужик.

Лёха наконец-то собрался с силами и с трудом проговорил:
– Участковый уполномоченный Сидоров.
– Ой, так вы наш участковый! Вот радость-то, вот и познакомились! – тётка заулыбалась и, не переставая размазывать слёзы по лицу, полезла в большую сумку и суетливо сунула Лёхе в руки большой газетный свёрток, перепачканный кровью. – Это вам!
– Да не надо… – Лёха двумя руками отталкивал щедрое подношение.
– Берите, берите! Говядинка свежая, парная! Жена вам чего-нибудь вкусненького сготовит! – тараторила тётка.

Катя первая услышала, как пришли папа и мама. Она радостно бросилась в коридор встречать родителей. Мама затаскивала в коридор объёмные сумки и натужно пыхтела, походя погладила Катю по голове и пошла на кухню.

– Папа, а нас на каникулы в зоопарк повезут и Кремль покажут. Учительница сказала, чтоб по тысяче рублей на экскурсию сдали, – Катя обняла, обхватила двумя руками отца за талию.

Папа улыбнулся и чмокнул её в макушку, но глаза у него были грустные и лицо какое-то хмурое.

– Это ты у мамки своей проси, она у нас богатая, деньги на ветер так и швыряет!
– А ты только и умеешь дубиной махать! – крикнула с кухни мама.
– А ты зачем ему самый лучший кусок отдала? – заорал папа. – Такой по весу тысячи на три тянет!
– Тут Москва, тут с властью дружить надо, а не крыситься! – парировала мама.

Из комнаты, шаркая тапочками, охая и ахая при каждом шаге, вышла бабушка.

– Сыночка, как плохо-то мне. Дышать совсем не могу, мочи нет…
– Таблетку какую-нибудь принять надо, – отозвался папа.
– И зачем мы только сюда приехали! Вы, поди, думали, тут всё мёдом мазано, райская жизнь вас ждёт, – продолжала причитать бабушка, – а сами целыми днями пропадаете невесть где, домой вернётесь – и грызётесь как собаки.

Папа устало опустился на табуретку в коридоре и силился стащить с ноги сапог.

– Мама, бога ради, отстань, и так никаких сил нет. Пожрать бы да спать лечь.

Катя обняла папу за шею.

– Я так Москву посмотреть хочу. Я же ещё ничего не видела.
– А чё на неё смотреть-то, вот она вокруг, – вздохнул папа.

Серёга и Арик опять стояли в самом центре «собачьей площадки», крутили в руках сигаретки и всё никак по домам разойтись не могли.
– Орс твой реально молодец! Как он этих шавок бездомных на пустыре разогнал, только клочья летели! Срочно натаскивать его надо! – восхищался Арик.

Серёга погладил пса между ушами, Орс недовольно тряхнул крупной головой и исподлобья с упрёком глянул на хозяина.

– Голодный он, вот и злой, – ответил Серёга. – Домой надо идти, а так неохота…
– Ну, давай по последней курнём и пойдём, – предложил Арик. – Дай зажигалку, а то моя сдохла.

Серёга долго рылся в карманах, но огнива так и не нашёл.

– Потерял, наверное, где-то, – он глубоко вздохнул и громко чихнул. – Слушай, сегодня на нефтеперегонке точно сбесились, палят так, что дышать невозможно.

Над ними на фоне тёмных облаков полыхал красный факел. Языки пламени рвались ввысь, словно было тесно им на бренной земле, и своей яростной, устрашающей мощью стремились они захватить всё небо над районом, городом, да и над всей землёй.

– О, смотри, идёт кто-то! Ща прикурим, – воскликнул Арик.

В темноте перед ними материализовалась мужская фигура, вроде бы военный, в форме и с фуражкой на голове.

– Эй, командир, огонька не будет? – крикнул Арик.

Катя долго не могла уснуть, за перегородкой в унисон мирно дышали родители, рядом беспокойно ворочалась и храпела бабушка, а она всё думала и думала. Как же так получается: ехала она в прекрасный и радостный город со сладким именем, а выходит, города такого и нет… Катя от огорчения даже тихонечко всплакнула, но потом уснула, и приснился ей удивительный сон.

Катя бежала по полю, слева и справа был лес. А само поле было большое-пребольшое, трава зелёная, мягкая, шелковистая, гладила по коленкам, словно кошечка лапкой. А далеко впереди Катя увидела город. Белый город! Крыши домов там были золочёные, а окна – из цветного стекла. И вдруг взошло солнце, и всё засверкало, заискрилось яркими красками. Белые городские стены сначала стали нежно-розовыми, потом на смену пришёл кораллово-красный оттенок, а затем алый, сочный, как свежая кровь. Солнце поднималось всё выше и выше, золотой свет проникал сквозь лазурь облаков. И алые стрелы-всполохи разлетались в разные стороны, всё сияло и переливалось. Катя бежала и бежала, так хотелось быстрее попасть туда, а про себя повторяла: «Это она, это она!»

Лёха всё никак до дома добраться не мог. На улице совсем темно было, но тепло и сухо. Решил прямо через собачью площадку пройти, угол до подъезда срезать.
– Эй, командир, огонька не будет?

Лёха оглянулся. Двое парней, плотный блондин и худощавый брюнет, да ещё псина огромная.

– Огонёчка, говорю, не будет? – повторил чернявый парень.

Лёха остановился и полез в карман за зажигалкой. Собака закрутила носом, утробно заурчала, натянула поводок и всем телом устремилась к пакету с мясом.

– А почему собака без наморд… ик, – начал Лёха, но вместо этого громко икнул.

Парни заржали.

– О, командир, так ты накомандирился! – смеясь, прокомментировал брюнет.

Лёха несколько раз сглотнул воздух, попытался повторить строго и чётко:
– Почему собака бойцовской породы без намордника? И вы, граждане, кто такие? Документы предъявите.

Парни всё веселились и лыбились, но уже не так добродушно и уверенно.

– Да ты чё, командир, мы же шутим!
– Документы, говорю, предъявите!
– Да я в этом доме живу, – махнул блондин рукой влево. – Собаку вывел погулять. Какие с собой документы?
– Разберёмся. Ваши? – повернулся Лёха к брюнету.

Парень сощурил глаза, оглядел Лёху с ног до головы и презрительно сплюнул.
– Ты права не качай, не при исполнении. Иди, отдыхай, еле на ногах стоишь. Как бы тебе самому твоё ментовское начальство задницу не надрало!

Никто уже не улыбался. Стояли втроём посреди двора и смотрели друг на друга. Лёха как-то вдруг сразу протрезвел:
– Значит, так, сейчас все пройдём в пятьдесят шестое отделение для выяснения личностей.

Чернявый лениво зевнул и повернулся уходить.
– Стоять! – закричал прапорщик Сидоров.

Сказочный Катин сон продолжался. Она всё бежала и бежала, но до волшебного города было ещё далеко, а на пути перед ней расстилалось поле красных цветов. Они были высокие, почти с Катю ростом, и каждый лепесток – как её ладошка. «Это же маки!» – узнала их Катя по картинке из букваря. Катя потянулась к одному, чтобы понюхать. Внутри на чёрном коврике из тычинок была маленькая мама, она смеялась, танцевала и махала Кате рукой. Катя помахала ей в ответ и заглянула в другой цветок. Там был папа, он тоже ей улыбался. Потом она увидела бабушку и деда Петра, подружек из класса и соседа по парте Мишку. Цветов было очень много, но некоторые ещё не распустились. Кате было интересно узнать, кто ждёт её там, внутри. «Как бы их открыть?» – подумала Катя. Она попробовала, но ничего не получилось. Потом в одном из открытых цветков она увидела свою любимую чёрную лохматую собаку Муху. Она лаяла на Катю, точно так же, как прошлым летом в деревне, когда не хотела пускать Катю купаться в озере. Катя испугалась. Неожиданно подул сильный ветер. Лепестки маков ожили, зашевелились, задвигались от ветра так, что Кате показалось, будто это не Муха, а цветы лают на неё. И волшебный город мечты тоже вдруг подёрнулся мутной серой рябью. Позолота на крышах потрескалась и стала осыпаться песчаными ручейками, разноцветные стёклышки на окнах звонко лопались, а с крепостных стен потекла густая алая краска. Город медленно таял, угасал прямо на глазах, а потом взял и исчез.
«Наверное, дальше я не пойду, незачем», – решила Катя.

Катя проснулась. Во дворе громко лаяла собака. «Странно, прямо как во сне», – подумала Катя. Она встала с постели и подошла к окну. Внизу на хорошо освещённой собачьей площадке дрались двое мужчин, а третий держал за ошейник большую собаку. С седьмого этажа Кате было хорошо видно: сначала они вместе упали, потом один вывернулся, вскочил на ноги и стал бить противника ногами. Тот, что был внизу, схватил его за ногу, и они снова оказались на земле. А собака всё лаяла и лаяла, рвалась с поводка.

Сидорову наконец удалось оказаться наверху. Телом он прижал противника к земле, а правой рукой пытался расстегнуть и вытянуть ремень, чтобы скрутить ему руки.

– Серёга, ты чё смотришь! Он меня сейчас покалечит! Спускай Орса! – верещал придавленный к земле Арик.

Команды «взять» Сидоров не услышал. Огромная собачья туша навалилась на него всего и сразу. Мощная челюсть ротвейлера сомкнулась на шее чуть ниже затылка. Сидоров уткнулся лицом в землю. Правая его рука была под животом слева, там, где находилось табельное оружие. Из последних сил перекатился на левый бок, вытянул пистолет из кобуры, откинул правую руку и несколько раз выстрелил высоко вверх.

Катя всё видела. Тот, что был сначала внизу и которого пинали, потом победил. Он сел на противника верхом. А потом большая собака прыгнула ему на спину, и он снова упал. Потом был салют. Три раза. Так подумала Катя. А потом она увидела, как, распахнув все свои лепестки, ей в лицо летит красный мак, и он становится всё больше и больше. А внутри у него маленькая мама, и она что-то кричит и машет руками. Но Катя её не слышит, потому что красный цветок накрывает ей сначала лицо, голову, потом её всю, и она оказывается внутри.

Газетная заметка:
«Сегодня около полуночи в районе Капотни на прапорщика А.А. Сидорова было совершено нападение. В целях самообороны им было использовано табельное оружие. Было сделано три предупредительных выстрела в воздух. Происходящее наблюдала из окна своей квартиры семилетняя девочка Екатерина Сазонова. По нелепой случайности одна из пуль пробила стекло на седьмом этаже, и девочка получила проникающее пулевое ранение в голову. В результате черепно-мозговой травмы она скончалась до приезда бригады «Скорой помощи». Прапорщик А.А. Сидоров в настоящее время находится в отделении реанимации ГБ №7 г. Москвы. По делу ведётся следствие».