СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Юлия Пересильд: До сих пор помню, как бегала по студии, кричала и ругалась
Юлия Пересильд: До сих пор помню, как бегала по студии, кричала и ругалась
01.02.2016 15:14
Юлия ПересильдС Юлией Пересильд мы встретились после репетиции нового спектакля. Молодая талантливая актриса давно известна зрителям ролями в Театре на Малой Бронной и Театре наций, а широкой аудитории – по кино- и телеработам, таким как «Край», «Битва за Севастополь» и «Людмила Гурченко». Она чем-то похожа на своих скромных героинь, образы которых создала на сцене и экране: Юлия не любит светских мероприятий и фотосессий. И, кстати, до сих пор ездит в метро.

– Юлия, а дочек водите на спектакли и съёмки?
– Да, но чаще – старшую. На съёмках «Битвы за Севастополь» она очень подружилась с режиссёром Сергеем Мокрицким. Мы снимали сцену, где меня закапывали в землю: вырыли могилку, положили и зарыли. Потом, конечно, откопали, но всех трясло, меня особенно. Ужас! Всё это время дочка сидела перед режиссёрским монитором. Серёжа у неё спрашивает: «Ну что, как ты думаешь, получилось? Или нужно ещё раз снять?» А та отвечает: «Думаю, нужно». Всем было безумно страшно, ну представьте – заживо похоронить! А моя дочь заявляет: «Давайте ещё один дубль!» Вообще мне нравится её чувство юмора. Недавно сказала: «Прихожу в школу, одноклассники спрашивают: «Ты не родственница той Пересильд?» – «Да, это мама моя». В общем, тебе это слышать не надо, мам, но они мне сказали, что ты – хорошая актриса и ты им нравишься».

– Учась в ГИТИСе, вы жили в общежитии. Что особенно запомнилось?
– О, да много чего! И по пожарному тросу на пятый этаж поднимались, и в чемодане друг друга проносили, и пожар пережили, и драки были, и исповедальные беседы, и жёсткие шутки. ГИТИС – калейдоскоп воспоминаний, бесценный опыт. Мы с нашим мастером Олегом Кудряшовым, руководителем курса, проводили двадцать часов в сутки. Не то что некоторые – три часа поучились и на «Ламборгини» поехали за город. Так иногда тоже учатся в некоторых театральных вузах. Это было жёстко, серьёзно, страшно – впечатлений миллион. Однажды даже чуть вуз не подожгли – у нас был Женя Ткачук, который придумал этюд про вагантов. Представьте: вечер, все педагоги ушли, а мы с горящими факелами стали носиться вдоль окон. Было эффектно, но потом всех чуть не выгнали! Желание, чтобы театр переворачивал душу, не оставлял равнодушным, чуть не привело нас к отчислению. Чего мы только не вытворяли! (Улыбается.) У нас были уникальные педагоги. А благодаря Кудряшову я стала тем, кем стала, это была мощнейшая платформа!

– Кого ещё можете назвать из актёров и режиссёров, кто на вас повлиял?
– Евгений Миронов. Он настолько профессиональный человек, что, даже если ты просто стоишь рядом, уже учишься. Если не быть идиотом, можно у него очень многому научиться. Только не надо воспринимать его замечания в штыки. Наоборот, если сделал тебе замечание, надо это принять как счастье.

alt

– Вы не служите ни в одном театре. Почему?
– Это принципиальное решение, я считаю, что репертуарный театр губителен для молодых художников. В Театре наций, которым руководит Миронов, нет труппы – это совершенно новый тип театра, он имеет тысячи лиц, в этом его прелесть и отличие от всех других. Там бесчисленное количество режиссёров. В Театре на Малой Бронной я тоже играю, но не принадлежу ему. Чем больше и разнообразнее материал, тем мне интереснее.

– Вы верите в судьбу? Или всё, что с нами происходит, – цепь случайностей?
– Думаю, это одно и то же, ведь мы не знаем свою судьбу, значит, она для нас – случайность. Но если лежать на диване и ничего не делать, глупо ждать чего-то от судьбы. Хотя… После окончания ГИТИСа я именно что лежала на диване и в седьмой раз пересматривала фильм Кирилла Серебренникова «Изображая жертву». И в этот момент мне позвонили и сказали: «Здравствуйте! Можете ли вы сегодня вечером встретиться в кафе с Серебренниковым?» Я, конечно, обалдела. В такие моменты всегда вспоминаю замечательную фразу Гоголя: твоё от тебя не уйдёт.

– Жаль, что не все талантливые люди у нас известны и популярны.
– Популярность и успех – разные вещи, так же как популярность и профессия. Вот бывают музыкальные джемы (совместные импровизации музыкантов. – Ред.), а если бы существовали актёрские, думаю, мои однокурсники оказались бы на несколько голов выше тех, кто сейчас мелькает на экране! Я знаю, кто из наших чего стоит, мы, «кудряши», то есть студенты курса Олега Кудряшова в ГИТИСе, чем-то похожи. Нас воспитал мастер и передал нам своё тайное знание о музыке в театре, её значении и использовании. Я такими критериями, как популярность, не мыслю, потому что тогда нужно ходить по всем тусовкам, показам и так далее. Конечно, ничего плохого в этом нет – как говорится, кому что нравится. Просто мы идём другим путём, так научил мастер: для нас мысль и процесс гораздо интереснее, чем то, что об этом скажут. Знаете, когда попадаю на какую-нибудь тусовку, всегда испытываю шок, хотя по-своему это очень интересно. В какой-то момент, когда собравшиеся говорят: «Я такой популярный!» – «А я ещё популярнее!» – «А я – ещё!» – начинаю думать: «А почему же я ни одной из ваших ролей не знаю? Что вы сыграли? Где?» Нет ответа, зато «популярность» зашкаливает. Ведь что делает актёр? Играет роли. А если их нет?



– Чем для вас стала работа в сериале «Людмила Гурченко»?
– Это был адский труд, сложнейшее испытание. Я поняла, что за всё надо бороться. Дело не в роли, просто вся организационная часть оказалась невероятно тяжёлой. Когда мне говорят: «Ой, знаете, всё-таки ваш номер «Пять минут» не так хорош, как в «Карнавальной ночи», – я сижу, ничего не отвечаю. Я-то знаю, сколько было потрачено сил на создание этой «ночи», в каких условиях пришлось работать, когда мы делали этот номер. Что тут скажешь? Вспоминаю тот день: как я орала и бегала по павильону, плакала и с кем-то ругалась, в кого-то бросала реквизитом и хотела убить, кричала: «Чтоб вы все сдохли!» Но вот сижу и отвечаю на критическое замечание: «Да-да, вы правы».

Съёмки в этом сериале стали для меня испытанием, но очень полезным. Во-первых, я в такое, наверное, больше не сунусь. Во-вторых, нужно понимать, что чудо случается очень редко. В-третьих, это была хорошая проверка на вшивость. Я сразу увидела свои слабые места: чего не умею, в чём сильнее, в чём слабее. Я совершила очень много ошибок. Это такое творческое сито – многое просеялось.

– Когда почувствовали, что к вам пришёл успех?
– Не было такого, чтобы наутро проснулась знаменитой. Признание, безусловно, очень приятно. Но, поверьте, намного приятнее, когда ты после спектакля встречаешься с человеком, который тебя ждёт, чтобы поговорить и сказать что-нибудь хорошее. Или когда получаешь письма. То есть когда происходит непосредственный контакт с людьми. Дело не в популярности – я даже боюсь этого слова, потому что оно какое-то бездуховное, что ли, здесь больше ответственности, нежели чего-то приятного. Мне больше нравится, когда меня не узнают.

– Это правда, что вы до сих пор ездите в метро?
– Да, хотя у меня есть машина. Но это тоже принципиальная позиция – не хочу отрываться от реальности.

– А вообще вас узнают на улице?
– Иногда. Я приблизительно представляю своего зрителя. Бывает, мне вручают визитку, а я потом смотрю – это какой-нибудь заведующий литературной частью, или член Союза художников, или сотрудник Третьяковской галереи. И думаю: «Боже! Почему я не попросила организовать экскурсию?» А недавно ко мне после спектакля подошли девочки, студентки факультета экологии МГУ. Как с ними было интересно пообщаться! Не могу сказать, что у меня масса поклонников среди современных ребят. Наверное, в тусовке молодых кинематографистов я не совсем свой человек, но, если честно, не очень к этому и стремлюсь.



– Вы являетесь «ангелом» благотворительного фонда «Галчонок», который занимается проблемами детей с детским церебральным параличом.
– Я пришла к ним три года назад, когда они только открылись и заявили о себе. Познакомилась с учредителем. Недавно мы сделали спектакль «Стиховаренье», на него пришли и наши детки, и семьи, купившие билеты. Спектакль, декорации, реквизит – всё было сделано по-домашнему. В конце представления мы всех детей накормили вареньем, и они пришли от этого в  восторг, как будто ни разу в жизни не ели варенья! (Смеётся.) Мы не думали, что детям настолько понравится. Кстати, вареньем всех кормит бабушка, в этом году её сыграла Чулпан Хаматова. Мне бы хотелось, чтобы эту роль всегда играла знаковая персона, которую все любят, уважают, ценят. Потом подходили взрослые со слезами: «Ой, ну у вас вот эта бабушка – это всё!» Был момент, когда вроде и плакать хочется, и в то же время смешно.

– Почему именно дети с ДЦП?
– У них органические поражения центральной нервной системы, и ДЦП – лишь часть комплекса заболеваний; тут и аутисты, и дети с другими диагнозами. Дело не в том, что меня всю жизнь волновали именно эти дети, а в том, что я в какой-то момент созрела для того, чтобы моя профессия начала приносить более ощутимую пользу. И если вернуться к разговору о пресловутой популярности, это единственное, что может меня заставить пойти на всякие тусовки.

– А в Голливуде это целая индустрия.
– Я не мечтаю об этом. Ну да, сходила на пробы для очередного «Крепкого орешка», но чтобы прямо так этого хотелось: «А-а-а! Возьмите меня!» – нет. Просто было интересно. Американцы выпускают замечательные фильмы, но общий поток голливудской продукции, который выливается и на нас, мне не импонирует. Никогда они не предложат мне такие роли, какие предложили Алексей Учитель и Павел Чухрай. И никогда не предложат роль, которую я сыграла в «Битве за Севастополь», хотя бы потому, что там свои звёзды, которых они любят. Всегда немного странно, когда американские звёзды играют в русских фильмах.

– У Учителя вы снялись в фильме «Край». А что за роль предложил вам Чухрай?
– Мы уже отсняли материал, пока рабочее название фильма – «Чужой». СССР, Литва, евреи, сороковые годы – я вообще люблю военное и послевоенное время. Может, поэтому я чаще снимаюсь в картинах об этой эпохе?

– А если представить, что вы вдруг на самом деле оказались в том времени, – как бы себя повели?
– Очень трудно ответить на этот вопрос. Конечно, есть соблазн бравурно заявить: «Да я бы!..» Но – не знаю, представить такое нереально, можно только почувствовать, когда попадёшь в эту мясорубку. И самые героические люди могут оказаться на стороне предателей, а самые слабые и беззащитные – стать героями. Кто и кем выйдет из этой ситуации – никогда неизвестно.

– Какие фильмы о Великой Отечественной войне вы больше всего любите?
– «Баллада о солдате», «В бой идут одни старики» – очень люблю фильмы золотого века советского кинематографа. Печально, что молодёжь не смотрит эти картины. Вот мне рассказывают о каком-нибудь американском фильме, а я говорю: вообще-то это лёгкая калька с фильма «Летят журавли» Михаила Калатозова.

alt

– Знаю, что вы перевезли родителей в Москву из родного Пскова. Когда это произошло?
– Десять лет назад, когда ещё училась на четвёртом курсе ГИТИСа. Сначала им было тяжело, но потом привыкли к столице. Они никогда не навязывали мне своего мировоззрения, не пытались наставить на путь истинный, за что я им очень благодарна. Потому что, если бы так было, результат получился бы обратным. Когда мне что-то навязывают, всегда хочу сделать в пику.

– Помните запах детства?
– Думаю, это запах молока. Мы жили в деревне, и я за день выпивала по три литра. Помню, ходили и покупали молоко в трёхлитровых банках, а тогда были проблемы с пластмассовыми крышками, и мы брали такие, которые просто кладёшь сверху на банку и боишься расплескать по дороге до дома – нести-то километр! Идёшь и отпиваешь молоко. А ещё у нас в Псковской области невероятное количество черники. Я жила у бабушки и могла съесть ведро этой ягоды, благодаря чему у меня до сих пор неплохое зрение. Если бы бабушка была жива, я бы её на руках носила! Деревня под Псковом осталась, но мы не были там сто лет.

У нас есть домик в деревне в Калужской области, но вывозить туда детей на лето не всегда получается. В итоге всё равно все едем в Грецию. (Смеётся.) Мне нравится работать на земле. Хотя наверняка это тяжело и не всегда романтично. Но не исключаю, что в будущем займусь чем-нибудь подобным.

– Юлия, а почему вы не любите фотосессии?
– Не факт, что это будет сделано профессионально, а между тем потрачу энное количество времени. И потом, я не уверена, что это каким-то образом повлияет на судьбу. Вот даже взять телефильм о Гурченко – не убеждена, что картина сыграла положительную роль в моей творческой судьбе. Но всё равно это как-то повлияло на жизнь. А делать то, что никак ни на что не влияет… Зачем тратить на это время, ведь жизнь такая короткая. Даже когда помогаешь детям, сомневаясь в конечном результате, понимаешь, что всё равно делаешь это не зря.

Расспрашивала
Дарья ПАРЧИНСКАЯ
Фото: PhotoXPress.ru, из личного архива

Опубликовано в №04, февраль 2016 года