– Евгений Александрович, примите наши соболезнования. Я скорблю вместе с вами.
– Спасибо, Олег. Ты же бывал у нас, знал Ирочку. И вот видишь, как получилось…

– А сейчас уже известно, что же произошло? Пишут разное: оборвался трос, провалился пол в лифте.
– Ох, пока и сам ничего не знаю, идёт следствие. Кто виноват? Пока неясно. Ирина много жаловалась в разные инстанции на то, что лифт плохо работает, но никому до этого не было дела. И вот такая трагедия… Очень сложно даже осознать произошедшее. Как дальше жить, мы с женой не знаем. Сможем ли привыкнуть? Конечно, нет. Говорить о личном мне пока трудно.
(Остальная часть интервью записана ранее.)

– Евгений Александрович, вы помните свой последний рабочий день в качестве диктора?
– Конечно. В 1991 году после августовского путча, как обычно, зашёл в студию программы «Время». Переоделся в костюм, меня загримировали. Сел за стол дикторов перед телекамерами, начал просматривать тексты, которые предстояло читать в эфире. Вдруг на всю студию по громкой связи раздался визгливый голос режиссёра программы Татьяны Петровской: «Так, Евгений, вставай, ты сегодня не работаешь. Ты вообще больше не работаешь. Вести сегодняшнюю программу будет Шахноза Ганиева».

Что я тогда испытал – словами не передать. Удивление, стыд, позор… Это было дикое унижение: со мной вот так поступили при всех, прямо перед эфиром. В конце концов, могли вызвать в кабинет и объяснить: «Евгений, политическая ситуация в стране изменилась, мы теперь делаем ставку не на дикторов, а на журналистов, которые могут писать себе тексты». Хотя это ерунда, всё равно им тексты писали редакторы, и в итоге они стали такими же дикторами, только плохими – с плохой дикцией и плохим русским языком.

– Я заметил, что в последние годы прежних дикторов всё чаще приглашают вести разные мероприятия. Как думаете, почему?
– Люди хотят видеть нас на своих праздниках, чтобы прозвучал голос страны, голос державы! А кто это может сделать лучше нас? Не нынешние же телеведущие, у которых другие задачи. Они не обладают теми данными, которые есть у нас: голос, манера подачи, стиль. Когда Девятого мая на празднике Победы я объявляю: «Внимание! Говорит и показывает Москва! Смотрите, слушайте Поклонную гору», – у людей на глазах слёзы. Ко мне подходят ветераны, благодарят: «После того, как вы это сказали, мы по-настоящему поняли, что начался День Победы!» Понимаете, важно создать атмосферу, настроение.

– Откуда у вас такая любовь к работе диктора?
– Эта профессия нравилась мне с детства. Тогда, в пятидесятые, телевидение только зарождалось, все слушали радио. Я знал всех дикторов по голосам: Левитан, Высоцкая, Шумаков, Тобиаш, Толстова, Оленина, Халатова… Мне с детства говорили, что у меня какой-то особый, поставленный голос, как у диктора. Такое чувство, что моя профессия предопределена свыше, хотя путь к ней оказался извилист.

После окончания Московского финансово-экономического института поехал в Якутскую АССР, в город Мирный. Тогда в моде была таёжная романтика, молодёжь отправлялась в малоосвоенные места – строить Саяно-Шушенскую ГЭС, прокладывать БАМ. Ну и мы с друзьями поехали. И меня пригласили заниматься в студию при местном телевидении. А когда уже вернулся в Москву, в Институте повышения квалификации намекнули: «А не хотели бы вы попробовать себя диктором?» Пришёл на радио. Тогда ещё были живы корифеи, голоса которых меня так завораживали в детстве. И вот, послушав, как я читаю, Георгий Сергеевич Шумаков сказал: «Нет, голубчик, иди-ка ты на телевидение». Я давай отнекиваться: боюсь, стесняюсь… Как я смогу находиться рядом с такими людьми? А тогда на телевидении уже работали корифеи: Игорь Кириллов, Валентина Леонтьева, Нина Кондратова, Анна Шилова – и, конечно, я не представлял себя среди них. Но Шумаков успокоил: «Ничего-ничего, иди. Я позвоню Кириллову, чтобы он тебя в обиду не дал». И меня взяли без конкурса. Это был 1977 год.

– Какую передачу поручили вести?
– Сразу поставили на прямой эфир программы «Время». Ведь сначала эфир идёт на Дальний Восток – это называется «Система «Орбита», – и на него обычно ставят начинающих. Я дико волновался, но весь текст, который мне дали в последний момент, прочёл с листа правильно. Помню, с ужасом увидел на листке имя принца Королевства Лаунгпхабанг и Королевства Лаос: Суфанувонг. Но выговорил правильно. Игорь Леонидович Кириллов действительно всячески посодействовал, чтобы меня взяли в отдел. Так что могу смело назвать его своим крёстным отцом в профессии, мы много лет дружим.

– Я наслышан об интригах на советском телевидении. Коллектив вас сразу принял?
– Нет, некоторые работники не сразу: мол, вот только пришёл, а ему уже доверили вести главную программу страны! В глаза улыбались, а за спиной скалили зубы. Но эти разговоры быстро закончились, когда меня похвалила Валентина Леонтьева. Она увидела один из моих первых эфиров в Тюмени, где находилась с концертами, позвонила в редакцию и сказала: «Какой симпатичный и профессиональный человек появился в программе!» Валентина Михайловна была личностью легендарной, к её мнению прислушивались, и её отзыв снял все вопросы. Меня поставили вести «Время» уже и на европейскую часть страны, когда эфир смотрел сам Брежнев.



– Слышал, что Леонтьева в своё время спасла Юрия Николаева, когда его хотели уволить с телевидения из-за пьянства.
– Да, произошла страшная история, когда Юра сел читать программу телепередач, будучи выпившим. Вообще он себе этого никогда не позволял на работе, а тут не рассчитал силы. Его осветители перед эфиром подбили: «Давай по граммульке». Он сначала отнекивался, а те – в обиду: «Конечно, ты же звезда, не хочешь с нами!» Ну и выпил. Сел под софит, жарко, его и развезло. Я сам этот эфир не видел, но, говорят, у него язык заплетался. Председатель Гостелерадио СССР Сергей Лапин был взбешён, хотел уволить Николаева, но заступилась Леонтьева, потом и Кириллов. Юру оставили. Правда, на некоторое время разжаловали в помощники режиссёра.

Леонтьева вообще всегда всем помогала. Помню, я строил дачу, и мне нужен был облицовочный кирпич, по тем временам страшный дефицит. Выяснил, что его можно достать на Голицынском кирпичном заводе. Обратился за помощью к Валентине Михайловне, она говорит: «Поеду, если ты мне на своей даче выделишь комнату, чтобы я могла там отдыхать». – «Валентина Михайловна, какой разговор, сделаем». И мы поехали с ней на этот завод. Когда вошли в кабинет директора, произошла немая сцена. «Как эти люди здесь оказались? Зачем?» – можно было прочесть на его лице. Увидеть живьём Леонтьеву! А она села в кресло и попросила выделить кирпич. «Мы не имеем права продавать напрямую с завода, – ответил директор, – но для вас найдём возможность». И я получил кирпича столько, сколько надо, да такого качественного! Комнату Леонтьевой я на даче выделил, но она так ни разу и не приехала. Сначала я долго строил дачу, а потом не приглашал, потому что не было нормальных условий – даже представить не мог, чтобы сама Леонтьева ходила в туалет на улице! В общем, не сложилось.

– Кстати, сама Валентина Михайловна рассказывала мне, что кто-то из дикторов на спор пустил в народ слух, будто она – агент ЦРУ. Якобы чтобы проверить, насколько быстро слух распространится. Потом её из-за этого сняли на какое-то время с эфиров.

– Валентина Михайловна окончила студию при МХАТе и была способна на разные выдумки. Действительно, слух о её работе в ЦРУ одно время ходил в народе – это случилось, когда у неё возникла пауза в работе на ТВ. И Валентина Михайловна вместо того, чтобы игнорировать, начала сама подогревать этот слух – видимо, с целью привлечь внимание к своей падающей популярности. Стала говорить, что чуть ли не выбросилась из окна с криком: «Да здравствует ЦРУ!» Мол, её разоблачили, она и выбросилась… Порой она жила в своих фантазиях. Кстати, тот перерыв в работе быстро закончился, подоспела передача «От всей души», которую она потом вела много лет. До уровня Валентины Михайловны из числа ведущих вряд ли кто-нибудь поднимется. Она ведь до конца жизни помнила фамилии всех своих героев! Это же надо запомнить и выговорить: например, Абдулгарип Абдулхаликович.

– После смерти Леонтьевой все узнали о её непростых отношениях с сыном. Вы с ним знакомы? Что же там на самом деле произошло?
– Это настоящая трагедия – она так и не нашла с сыном общий язык. Одно время очень хотела, чтобы мы с Митей подружились, чтобы я на него положительно повлиял. Я тогда сказал: «Валентина Михайловна, мы не можем с ним дружить. Во-первых, у нас большая разница в возрасте. Во-вторых, мы по духу не близки». Никакой дружбы не получилось, потому что он совершенно другой человек, воспитан совсем в иных традициях, избалованный. Не очень хорошо относился к матери, хотя всю жизнь жил за её счёт. Леонтьева металась, пыталась выстроить с ним отношения, но не получалось. Упустила сына в детстве, когда телевидение заменило ей реальную жизнь. Когда её бросил муж, он сказал: «Если бы знал, что женюсь на телевидении, я бы на тебе никогда не женился!» Она ведь день и ночь торчала на работе, кому это понравится?

– Дикторы всегда работали в прямом эфире. Наверняка случались внештатные ситуации.
– Что бы ни произошло в студии, ты должен сохранять спокойное лицо и продолжать читать текст. Бывало, что-то взрывалось, падало. Или за камерой редакторы, операторы шепчутся, смеются. Тебя тоже разбирает смех, но ты должен читать официальное обращение Политбюро. Помню, идёт эфир, рядом сидит спортивный комментатор Наум Дымарский на крутящемся стуле, и вдруг этот стул из-под него – вжик! – и падает. Голова остаётся в кадре. Все в ужасе. А он – голова на уровне стола – как ни в чём не бывало продолжает читать.

Были и ситуации пострашнее. На экране Брежнев читает доклад. Вдруг появляется картинка из какого-то фильма, где священник машет кадилом, а речь Леонида Ильича по-прежнему звучит! Произошла техническая накладка. Потом, конечно, всем влепили выговор, кого-то уволили.

С именем Брежнева связана ещё одна драма. В программе «Время» работал диктор Виктор Ткаченко. И вот однажды в аппаратной, когда на экране выступал Брежнев, Витя выключил звук на мониторе, взял бумагу с докладом и стал читать голосом генерального секретаря – хотел посмешить тех, кто сидел в аппаратной. Кто-то из своих на него донёс, Ткаченко на несколько лет уволили с телевидения.

Однажды, совсем по глупости, пострадал ещё один популярный тогда диктор, Евгений Смирнов. Он был красавцем, многие девушки Советского Союза писали ему письма, объяснялись в любви. А одна совсем уж наглая особа проходу не давала, поджидала на проходной и даже у дома – неадекватная была, истерики устраивала. И вот как-то раз заявилась к Евгению в квартиру, ну тот не выдержал и спустил её с лестницы – так его довела! А эта девушка оказалась дочкой какого-то чиновника. Разразился скандал, Смирнова навсегда уволили с ЦТ.



– А вас поклонницы одолевали?
– Да, и ко мне являлись. Однажды, когда меня не было дома, в дверь позвонили. Жена открывает – на пороге стоит женщина: «Здравствуйте, я сестра Евгения Кочергина». Супруга подумала: мало ли, может, двоюродная, которую она не знает. Уже хотела пустить в дом, а та и говорит: «А ещё у меня есть сёстры – Аза Лихитченко и Анна Шатилова». Тут сразу стало понятно, что женщина неадекватная. Супруга уговорами отправила её домой.

Мне повезло – моя жена Нина, с которой мы вместе уже больше тридцати пяти лет, всегда с пониманием относилась к нашей профессии и к таким поклонницам, никогда не ревновала, не устраивала сцен. Она по образованию инженер, но в своё время оставила работу, чтобы полностью посвятить себя семье.

– У зрителей создавалось впечатление, что дикторы дружили с чиновниками, получали спецпайки, были на обеспечении. Это правда?
– Нет! Я лично никогда не дружил с представителями власти и, если кого и видел, то только издалека, в зале, когда вёл концерты. У нас была единственная привилегия – посещать секцию одежды в ГУМе, где одевались члены Политбюро. Хотя, конечно, нас узнавали, и иногда это помогало в магазинах в эпоху тотального дефицита. Но главной привилегией я считаю то, что довелось общаться с яркими людьми. Например, часто вспоминаю Людмилу Зыкину, мы с ней были в хороших отношениях. Помню, она мне говорила: «Женька, а чего ты сегодня такой красивый?» – «Потому что влюблён», – отвечаю. Она, с любопытством: «А в кого?» – «В вас!» Она хохочет: «Да ну тебя к чёрту!» Так мы подшучивали друг над другом. Большой души была, жаль, что сейчас всё свели к её бриллиантам и любовникам. Смотрел урывками сериал о ней – не очень интересно, даже малой доли не рассказали, что это был за человек. Ну да, она любила украшения: сапфиры россыпью, бриллианты… Одна наша диктор смеялась: «Люстры в ушах у Зыкиной». Но она же артистка высочайшего уровня, такая величественная – ей серебряное колечко, что ли, на пальчик надевать? Зато была необычайно проста в общении. Мы с ней много ездили по стране, и я видел, как она выступала и в лесу на деревянной сцене, и на стройках.

– Евгений Александрович, давайте вспомним те трагические августовские дни 1991 года, когда вы прочли в эфире обращение ГКЧП. Как это получилось?
– Я работал в Кишинёве на благотворительном телемарафоне, позвонили из ЦК КПСС: «Бросайте всё и срочно прилетайте в Москву». И вот ранним утром девятнадцатого августа сижу дома, готовлюсь к предстоящему эфиру. А вечером мы с женой хотели отметить годовщину свадьбы, она у нас тоже девятнадцатого. Смотрю в окно – танки едут. Ничего понять не могу: что случилось? Вдруг звонят из программы «Время»: «Приезжай!» Прибегаю в телецентр, мне дают бумагу, и мы с Верой Шебеко читаем с листа в прямом эфире информацию о ГКЧП. Сами ничего не понимаем, но ведь это наша работа! Ну а потом на нас же и свалили: «Да им хоть смертный приговор дай прочитать, они всё сделают». Такую чушь несли! Мне звонили домой с какими-то угрозами. В телецентре корреспонденты программы «Время» потом лебезили перед начальством: дескать, а мы не такие, мы с самого начала знали, что происходит. Но всё это ерунда, в первый день путча никто не понимал, что же на самом деле творится. После пресловутого августа 1991 года всех дикторов и уволили.

– Сейчас жалеете, что тогда лишились работы?
– Нет! Совсем без работы я не остался. Меня по-прежнему зовут вести концерты в Колонном зале Дома Союзов, торжественные государственные мероприятия. Иногда замещаю в Кремле на вручении наград диктора Евгения Хорошевцева. В Георгиевском зале, слева от золотых ворот, через которые входит президент, стоит маленький пульт – вот там и находится диктор. Объявляет официально: «Президент Российской Федерации Владимир Путин». Ну а потом читает фамилии награждённых. Денег за это мне не платят, но зато сколько чести!.. Иногда захожу в телецентр «Останкино», и хотя там многое изменилось, некоторые места вызывают ностальгию: по молодости, по работе, по ушедшим коллегам – Нонне Бодровой, Анне Шиловой, Валентине Леонтьевой. Но за то, что так произошло в нашей жизни, обиды ни на кого не держу.