Встречаю я как-то своего грустного соседа и спрашиваю: отчего ты такой грустный, сосед? А он мне отвечает: мол, оттого что устал смеяться.

И я сразу понимаю, по какой такой причине он смеяться устал. Согласитесь, добросовестному филологу, да и обычному человеку с языковым чутьём в нашем современном мире не до смеха. А тем более филологу-слависту.

– И что на этот раз? – спрашиваю.

А он, бедолага, достаёт из кармана скомканную бумагу, разворачивает её брезгливо и говорит: «Вот, смотри – объявление сорвал». Читаю: «Акция!!! Общежитие для славян. 200 рублей – сутки».

И это, можно сказать, вообще ерунда по сравнению с многочисленными перлами, имеющимися в его коллекции. Но мне и от этой ерунды пока ещё смешно, и я тут же добавляю в его коллекцию: женщина разговаривает по телефону: «Шо, я себе работу не найду? Я же молдаванка, а славяне сейчас везде требуются».

Он же после этого совсем скукожился. А я ему говорю: «Да ладно, не грусти! Как там «попа» по-чешски будет?» Кстати, рекомендую, очень смешное слово для русскоговорящего человека, только я его время от времени забываю, но как вспомню – всегда смеюсь. («Прдел»; аналогично русскому слову «предел», то есть «край». – Ред.)

Вот и тогда засмеялась, и сосед, заразившись моим славянским смехом, предложил зайти к нему выпить чаю по-славянски, с вареньем, с баранками и обязательно чтоб из блюдца.

Ой, шо это с нами? Кажется, мы уподобляемся тем самым авторам объявления про общежитие, в смысле «славянского», но как-то выживать надо. И если кто-то считает, что смех – лучшая защита, то я – среди вас.

Кстати, насчёт выживания. Сидим мы с ним, значит, на кухне, чай пьём, а он вдруг спрашивает:
– Тебе кости нужны? – и морозилку распахнул, полную костей.

И я в очередной раз вижу, что он очень даже неплохо устроился, поскольку владеет всеми славянскими языками и не чурается никакой работы, связанной с ними. Это помимо банального преподавания в одном из университетов.

И специалистов таких совсем немного. И вот почему переводчики со славянских языков не могут позволить себе какой-то узкой специализации – например, переводить только технические тексты или только литературные произведения. Они должны свободно владеть лексикой из всех областей жизни и смерти. А насчёт костей – так это он на каком-то заводе руководил установкой пресса для их размельчения. Инструкция – на словацком, наладчик – из Гданьска, плюс рабочие, которые славянами числятся. Вот и пришлось ему самому впрягаться. Хорошо, он не чистый гуманитарий, кран запросто починить может.

Ну так вот, сидим мы, баранки жуём, а он никак с костями не угомонится. Бери, говорит, кости хорошие, говяжьи, все в мясе, мне одному не обглодать. А я ему говорю: вот заболеешь – будешь бульон варить из них.

И тут срабатывает его языковое чутьё, и он реагирует на слово «заболеешь»: вспоминает о посещении Института Сербского. Кстати, тоже славянское название.

Человека там одного, предположительно хорвата, проверяли на вменяемость в момент совершения преступления. И хотя человек этот требовал самого Македонского, пригласили моего соседа.

Он приехал и сходу разобрался. Хорват оказался македонцем. И хотелось ему на своём родном языке поговорить, душу излить. А сосед мой… Что это я всё – сосед да сосед. Он, как вы смогли уже убедиться, уважаемый человек, Сергей Сергеич его зовут. Так вот, Сергей Сергеич даже очень обрадовался македонцу, потому как и сам по-македонски давно не разговаривал. Кстати, некоторые изверги считают, что македонский – это диалект болгарского, но Сергей Сергеич к ним не относится.

В общем, поболтали они о том о сём, а потом песню македонскую затянули. Македонец слезу пустил, а Сергей Сергеич обнял его. Тут доктора не выдержали, развели их. Говорят: что это вы нам больного совсем расстроили, вы артист или переводчик, в конце концов?

А македонец, по мнению Сергей Сергеича, оказался вполне нормальным, хотя признали его ненормальным, то есть невменяемым на момент совершения преступления. И Сергей Сергеич был сильно возмущён.

Вот скажите: что тут ненормального, когда человек приезжает в Россию к любимой девушке, у него тут же крадут все деньги и документы, и происходит это в квартире той самой девушки, которая и сама куда-то пропадает? И остаётся он один в чужой квартире. А через пару дней приезжают настоящие хозяева, а он в это время сидит, смотрит их старый телевизор и ест их несчастные консервы. И это называется кража со взломом? Он, конечно, немного побил хозяев и даже связал их чуть-чуть, но как-то ему надо было выбираться…

А потом он понял, что без документов – никуда, и стал требовать российский паспорт. И что тут такого ненормального? Нормальное человеческое желание – македонец хочет стать гражданином России. Его, конечно, отовсюду футболили, вот он и ходил, хулиганил от безысходности, пока его не задержали.

В общем, дай бог ему счастья. Я-то хочу вам поведать, в какую мы с Сергей Сергеичем историю вляпались, прихлёбывая чай из блюдечек и ведя неторопливую беседу.

А беседу нашу прервал телефонный звонок. Звонили Сергей Сергеичу так, как обычно звонят в «Скорую помощь».

– Срочно? Вопрос жизни и смерти? – повторял Сергей Сергеич за звонящим, многозначительно глядя на меня. – Что это значит – «какой-то ваш язык»?! Вы что, шутите?! Вы уж определитесь, с какого языка вам перевод нужен! С румынского? Нет, простите, ничем помочь не могу! – лицо Сергей Сергеича из красного медленно превращалось в багровое. – Вы мне угрожаете?! – он продолжал багроветь, рискуя стать необратимо фиолетовым. – Можете убить меня! – кричал он. – Но румынский язык не станет от этого славянским! Ах, вы не уверены?! – Сергей Сергеич не выдерживает и отключает псевдославянского наглеца.

– Румынские террористы? – я пытаюсь вытащить Сергей Сергеича из мира абсурда.
– Нам на кафедру так недавно звонили, – вспоминает очередной славянский бред Сергей Сергеич. – Срочно требовали переводчика с венгерского. Тоже угрожали, помощник депутата какого-то.

И телефон опять зазвонил.

– Да о чём тут думать?! – заорал Сергей Сергеич. – Я вам сказал, не о чем тут думать! Что-о-о? Ско-олько? Пять тысяч за десять минут работы? Включая кофе? – наши взгляды встретились, и я зажестикулировала руками и ногами: мол, соглашайся. – Хорошо, подумаю. Перезвоните.
– От такой работы не отказываются, – строго сказала я.
– И он мне говорит, что не отказываются.
– И правильно говорит!
– Но они там даже с языком определиться не могут. Предположительно – румынский, но может всё что угодно оказаться. Да и от румынского не легче!
– Что ты, с языком не разберёшься? Существуют же электронные словари, электронные переводчики. Им письменный перевод нужен?
– Письменный, но на их территории и срочно.
– Ну, хочешь, я с тобой поеду?
– Во! Опять звонят! – Сергей Сергеич хватает телефон. – Да. Я согласен. Только у меня условие. Со мной секретарь будет.
– Едем? – обрадовалась я.
– Дуй к себе быстро! Переодеваться! Презентабельный вид нужен!
– Зачем это? – мне вдруг стало лень идти переодеваться.
– Сказали – презентабельный вид. Через двадцать минут заедут.

Справившись с первым заданием – иметь презентабельный вид, мы заняли наблюдательный пункт у окна.

И вот у подъезда остановились два одинаково огромных джипа, из каждого вышли по трое одинаково огромных мужчин. Одна тройка направилась к подъезду, а вторая осталась на улице.

– А я ведь им адрес не говорил… – обречённо сказал Сергей Сергеич.
– Привет из девяностых! Может, я не поеду?
– Ты же текст быстро набираешь? Я бы тебе диктовал…
– При такой оплате можно и не торопиться.

Тут раздался звонок в дверь, и в квартиру протиснулись девяностые. Каждый занял по комнате, включая кухню.

Что делалось в гостиной и спальне, могу только догадываться, а мой, который заполнял собой кухню, сразу заглянул в холодильник, а потом в морозилку.

– Это говяжьи! – предупредила его я.
– Сам вижу, что говяжьи. Уж от человеческих-то отличу.

А я подумала, что не отличу, да и любой нормальный человек, без опыта работы, не отличит. У меня засосало под ложечкой, но явно не от голода. И я предложила ему перекусить, но он мне ничего на это не сказал, а зачем-то открыл духовку, а потом микроволновку.

Несчастный Сергей Сергеич, не помещаясь в собственной квартире, топтался в коридоре.

– Как там у вас?! – пробасил кухонный.
– Чисто! У меня – чисто! – донеслось из комнат.
– Я в субботу пылесосил, – трогательно сообщил Сергей Сергеич.
– На выход! – скомандовал кухонный.
– Сейчас, только ноутбук возьму, – промямлил Сергей Сергеич, но комнатные преградили ему путь.
– Никаких средств связи! – рявкнул кухонный.

Я схватилась за сумочку.

– Без вещей – я сказал!
– А телефон? – испугался Сергей Сергеич.
– Обыщи его, – устало сказал кухонный комнатному. – Просто снимите пиджак, – это уже в адрес Сергей Сергеича. А сам взял мою сумочку, порылся в ней, достал телефон и отключил его. – О! А вот и наркотики! – обрадовался он и вытащил ключи с брелоком в виде листочка конопли с надписью «Amsterdam». – Ну всё, хватит в цацки-пецки играть! – сказал он сам себе. – По коням!

Нас посадили в разные машины. Не знаю, как там Сергей Сергеич, а я сидела на заднем сиденье между двух «шкафов». И в ответ на мою невинную шутку «хорошо хоть наручники не надели» человек, сидевший рядом с водителем, достал из бардачка наручники и, не оборачиваясь, показал их мне. А я подумала, что у него наверняка есть кляп или скотч и, может быть, даже хлороформ.

Красивое старинное здание располагалось в тихом центре. Сначала из машины вывели Сергей Сергеича, а минут через пять повели меня, но только в какой-то другой вход. Протестовать мне уже не хотелось. И единственное, о чём я молила Бога, – так это о том, чтобы язык оказался славянским, пусть даже церковнославянским.

Местом моего заключения оказалась белая комната с интерьером гостиной в стиле минимализма. На журнальном столике стоял чёрный череп величиной с футбольный мяч. Я села в кресло и уставилась на череп, чтобы не смотреть на моих провожатых, которые разместились напротив меня на диване. Сколько мы так просидели, сказать не могу, но, кажется, прошла вечность до того, как вдруг череп засветился и произвёл тревожный пронзительный звук, похожий на сирену. «Вызывают», – сказал один из провожатых.

Ох, как же я обрадовалась, когда увидела Сергей Сергеича! Похудевший, постаревший, но живой, он сидел в конце длинного стола, какие обычно используют для переговоров человек на тридцать. На другом конце стола разместился худощавый паренёк, то есть он выглядел как паренёк, а там уж не знаю. А по углам комнаты стояли всё те же крупные ребята, а может быть, и другие, к тому моменту я уже в них запуталась.

– Приступайте, – сказал паренёк, – время пошло.

Я села за стол, и один из «крупных» поставил передо мной ноутбук с уже созданным вордовским документом. Перед Сергей Сергеичем положили бумаги. Он обречённо взглянул в них, но через мгновение брови его поднялись, глаза радостно заблестели, и он сходу начал мне диктовать текст.

Одно могу сказать: что это было длиннющее завещание очень состоятельного человека, и управились мы часа за два с половиной, точнее, как сказал паренёк, за 153 минуты и 18 секунд.

Обратно мы ехали на заднем сиденье в одной машине, но молча: впереди, рядом с водителем, сидел всё тот же кухонный.

И только в лифте мы оказались наедине.

– Какой язык был? – не выдержала я.
– Серболужицкий, – с гордостью ответил Сергей Сергеич. – А точнее, нижнелужицкий.
– А что, есть ещё и верхнелужицкий?

Сергей Сергеич кивнул.

– В центре Германии живут и говорят на своём языке.
– И ты отличаешь верхнелужицкий от нижнелужицкого?
– Отличаю, – спокойно сказал Сергей Сергеич.

И я подумала, что это как раз тот случай, когда идеями меньшинства пользуется большинство. Если разобраться, так оно в мире и устроено, даже если это шуток касается. Один пошутит, а все хохочут.

Надеюсь, вы улыбнулись.