СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Действующие лица Зураб Соткилава: Жена никому не разрешает меня целовать
Зураб Соткилава: Жена никому не разрешает меня целовать
07.03.2016 00:00
Зураб СоткилаваГод назад всемирно известный оперный певец, народный артист СССР Зураб Соткилава перенёс операцию. В Германии ему вырезали злокачественную опухоль поджелудочной железы. Потом было лечение. И вот осенью прошлого года в эфире программы Андрея Малахова «Сегодня вечером» артист объявил: он победил болезнь. Многие даже не знали о страшном диагнозе певца. Российские знаменитости, в отличие от зарубежных, редко рассказывают о своих заболеваниях.

– Зураб Лаврентьевич, от всех моих знакомых, которые сейчас борются с онкологическими заболеваниями, от многих ваших поклонников хочу передать вам спасибо. Ваше признание многим помогает выстоять, выжить.
– Спасибо. Честно скажу: мы с семьёй долго скрывали и не планировали выносить эту информацию на публику. Но потом меня убедили в том, что моя история может послужить примером для других онкологических больных. Ведь нельзя жить без надежды, нужно бороться до последнего. И сейчас я получаю благодарности от людей за то, что рассказал правду.

– Страшно было узнать диагноз?
– Когда мне сделали МРТ и подтвердили диагноз, спокойно воспринял эту новость. Продолжал жить как раньше: ходил на работу в консерваторию, учил студентов. А потом случился кризис, я пожелтел, начались нехорошие внутренние процессы. И потребовалась операция. Мой друг, писатель Александр Потёмкин, очень быстро договорился с немецкой клиникой. Там меня и прооперировали. А уже в Москве в течение полугода проходил химиотерапию. Страшно и сложно всё это вспоминать. Были и плохие мысли, но всегда старался настроиться только на лучшее. Помогали мои родные. Сейчас всё это в прошлом.

– В юности вы профессионально играли в футбол и даже стали чемпионом СССР. А потом из-за травмы пришлось оставить спорт. Вы начали жизнь заново. Наверное, это закалило характер и помогло выжить сейчас?
– Конечно, футбол меня дисциплинировал. Я много тренировался, жил в особом режиме, готовил себя к матчам. Точно так же готовлю себя к выступлениям на сцене. Если кто-то из певцов, пусть даже самый талантливый, скажет мне, что добьётся великолепных результатов в профессии и без режима, – не поверю. Работать над собой надо всегда! Как Бог дал голос, так Он его и отнимет, если не будешь заниматься и соблюдать режим.

Зураб Соткилава– Играя в молодёжной сборной Грузии по футболу, вы не признавались ребятам в команде, что поёте. А почему?
– Дело в том, что студенты консерватории казались нам какими-то… женоподобными, что ли. Мы над ними смеялись. Конечно, не хотелось, чтобы и меня таким считали. Потом, когда сам поступил в консерваторию, долго никому об этом не рассказывал. Знали только самые близкие. В 1964 году, когда учился на четвёртом курсе, приехал в Москву, меня пригласили выступить в «Голубом огоньке» с песней Гастальдони «Запретная мелодия». И только тогда все узнали, что я пою. Кстати, с этим связано много легенд. (Смеётся.) Например, некоторые мои друзья по футбольной команде говорили, будто бы я часто пел в раздевалке, а они мне запрещали: «Перестань петь, у тебя ни голоса, ни слуха». Такого не было. Но зато правдива другая история. Был такой знаменитый вратарь московского «Спартака» (потом он перешёл в тбилисское «Динамо») Михаил Пираев, который первым из нас купил наш советский магнитофон «Днепр». 1955 год. Мы приехали в Москву на игру, и нас поселили с ним в один номер гостиницы. И как-то я ему говорю вечером: «Давай, запиши на магнитофон, как я пою». А он: «Да пошёл ты, ещё плёнку на тебя тратить». Прошли годы, я уже стал узнаваемым исполнителем. Мы с Мишей и с Эдуардом Стрельцовым оказались в одной компании. Эдуард смеялся: «Миша, а расскажи нам историю, как ты Зураба послал!» (Смеётся.) И Пираев с сожалением ответил: «Какую глупость я сделал, сейчас имел бы уникальную запись!»

– Вы достаточно рано, в сорок два года, получили звание народного артиста СССР. И только тогда вас начали выпускать за границу с гастролями. А почему до этого не разрешали?
– Даже не знаю, в чём дело было. Может, боялись, что там останусь? Но ведь я, ещё когда учился в аспирантуре Тбилисской консерватории, два года стажировался в Италии. Не остался же. Хотя мне предлагали. Да и позднее такие предложения поступали. Девять стран готовы были меня принять. Но у меня даже мысли такой не возникало, честное слово! Дело в том, что ещё тогда, в шестидесятые годы, находясь в Италии, я понял, какие мы всё-таки разные. Там на тебя смотрят не как на человека. Только и думают, что от тебя можно получить. Нет правды и честности в общении. К сожалению, сейчас это пришло и к нам.

– Из Большого театра вы ушли в 2007 году. Сейчас много пишут о скандалах в труппе. Как к этому относитесь? Письма в защиту того или другого деятеля вам предлагают подписать?
– Бывает, но я никогда не подписывал коллективных писем и горжусь этим. Помню, в 1974 году мне принесли письмо – осуждение писателя Александра Солженицына. Я отказался, сказал: «Не знаю, кто это такой, и подписывать не буду». То, что происходит в Большом театре, меня, конечно, волнует, потому что я люблю это место, сорок лет там работал. Это мой дом, моя жизнь, радость и печаль. И когда слышу и вижу, что там творится, то обычно отвечаю: «Большой театр – на дне». У нас же в своё время такие спектакли были! Помню, приехал директор «Метрополитен-опера», посмотрел нашего «Отелло» и был поражён. Сказал: «У нас такого не было и нет!» А сейчас… Ну зачем ставить оперу «Кармен», в которой нет Кармен, нет Хозе, нет Эскамильо? Может, эти певцы и хороши, когда поют в других театрах, но здесь их не слышно. В Большом театре вообще трудная акустика. Нужны настоящие голоса! Надо специально воспитывать оперных певцов.

– После того как вы ушли, вас приглашали там петь?
– Я уже болел, не мог. Операция на ноге, потом ещё что-то. Вспомнил сейчас… (Смеётся.) Один из последних спектаклей, «Прекрасная мельничиха», где я играл старого барона Каллоандро. А нога уже болела. И вот один критик написал: «Соткилава здорово пел, но он ещё и так естественно хромал!..» И никто не знал, что я не притворялся. Нет, сейчас в театре уже не смогу спеть. Делаю концертные программы, выступаю. Но это уже не спектакли.

alt

– Вы сказали, что оперных певцов надо воспитывать. У нас с этим так плохо?
– Я ведь имею в виду не только студентов, которых мы обучаем пению, нужно ещё и зрителя научить слушать оперу. На Западе большой интерес к классической музыке. А у нас телевидение только попсу показывает. В советское время столько было школ, учебных заведений, где учили оперных певцов. Когда-то я вёл на телевидении передачу об опере. Ведь я первым познакомил наших слушателей с Пласидо Доминго, Марией Каллас, Альфредо Краусом и другими. Их никто здесь не слышал. А сейчас люди не знают оперных исполнителей.

– На канале «Культура» недавно прошёл проект «Большая опера». Знаю, что у программы были большие рейтинги.
– Возможно. Но никто из этих исполнителей не сделал хорошей карьеры. Не думаю, что в проекте выступали наши лучшие исполнители.

– А что нужно, чтобы стать известным оперным певцом?
– Конечно, пресса и телевидение. Лучано Паваротти стал тем, кем стал, только благодаря телевидению. Ведь голос у него не самый выдающийся, если честно. Но на экране певца показывали часто. Кстати, в Италии его далеко не все любят, считают, что он не заслуживает той славы, которую имел.

– Вы и ученикам говорите, что голос не поможет стать известным?
– Ученикам говорю, что голос – не главное, нужно ещё быть культурным. Много читать, знать. Недавно был я на концерте. Вышел на сцену один молодой баритон. Пел он неплохо, но было видно, что парень недалёкий. В конце выступления показал зрителям руками: мол, встаньте и аплодируйте. Ну не дурак ли?! (Смеётся.) Исполнитель не должен себе это позволять.

– Зураб Лаврентьевич, почему грузинский народ такой певучий? Как же великолепно поют грузины!
– Ещё композитор Игорь Стравинский сказал: «Будущее музыки – это грузинская народная песня». И действительно, это такая гармония, целая музыкальная философия. Не сочтите меня нескромным, но по мелодике, тональности, сложности грузинская песня – самая красивая. Как это делают грузины – так никто не умеет. Помню, когда я учился на геологическом факультете Тбилисского политехнического института, а было и такое, мы ездили на практику в горы. Придут какие-нибудь четыре пацана из ближайшего селения – и как запоют!.. Мы балдели! Вот сейчас часто бывает: приглашают тамаду, чтобы вёл застолье, ещё зовут певцов, чтобы исполняли песни. Такого никогда за грузинским столом не было! Сами пели, сами себя развлекали, танцевали. А когда в день рождения поют «Хеппи бёздэй ту ю!», мне становится смешно. Представить не могу, чтобы это звучало за грузинским столом. (Смеётся.)

– Вы как-то рассказывали, что внук Ливан учит вас петь. Мол, делает замечания и показывает, как надо. Вы хотели бы, чтобы он пошёл по вашим стопам?
– Буквально два месяца назад я наказал своим родным, что из него надо делать дирижёра. Как-то дома он так начал дирижировать под Моцарта! Сказал зятю и дочке – пусть уже в четыре года берёт частные уроки. И он начал заниматься в Испании, где живёт его семья. Ливан – красивый мальчик, будет стройным, как его папа и мама. И хорошо будет смотреться у пульта дирижёра. (Смеётся.) А ещё он так чисто интонирует, как взрослые не могут.

Зураб Соткилава– Ваша младшая дочь Кети с детства хотела петь. И, если не ошибаюсь, семья оказалась против. Почему?
– У неё был хороший голос, и я с ней год занимался. Потом мне показалось, что Кети меня смущается. Тогда отдал её другому педагогу. Но моя жена, большой критик, сказала Кети: «Если петь, то как Мария Каллас. А Каллас из тебя не получится. Поэтому бросай этим заниматься». И она бросила.

– Правда, что Кети не хотела, чтобы её муж был оперным певцом? Откуда такое неприятие этой профессии?
– (Смеётся.) Самое смешное, что муж у неё всё-таки оперный певец – тенор Шалва Мукерия. Почему она так думала в своё время? Наверное, видела, какой я дома. Быть женой певца сложно, для этого нужны большое мужество и терпение. Я благодарю свою жену Элисо за то, что она столько лет меня выдерживает. За певцом надо ухаживать, как за ребёнком. Чтобы артист хорошо спел спектакль, ему нужно создать атмосферу: хорошее питание, режим, спокойный отдых. И всё это зависит от домашних. Я всегда чувствовал, что у меня есть тыл, где бы я ни был. Моя жена вообще пожертвовала собой ради меня. Элисо была замечательной пианисткой, долго играла, но после рождения первой дочери перестала. Она часто шутит: «Две дочки и один тенор – это трудно выдержать!» (Смеётся.)

– Читал, что супруга в своё время выгоняла из дома ваших друзей, которые приходили с бутылкой…
– Было такое. Вот вчера после концерта ко мне подошли друзья, она кричит: не целуйте его, уходите. А ко мне очередь, всё хотят поцеловаться. Но ведь сейчас эпидемия гриппа, нельзя. (Смеётся.) Супруга меня оберегает.

– Вы с Элисо родились в один день – двенадцатого марта. Как отмечаете праздник?
– В этот день она имеет больший успех, чем я. (Смеётся.) Иногда дома отмечаем с друзьями, бывает, выезжаем куда-нибудь за границу.

– Вы уже пятьдесят лет вместе. Научите наших читателей, как прожить столько времени в любви и согласии.
– А просто надо жить в любви и согласии. (Смеётся.) И это при том, что Элисо – большой критик. Леночка Образцова, когда мы вместе пели спектакль, спрашивала меня за кулисами: «Критикесса здесь?» Я отвечал: «Вон, сидит в зале». Лена её в шутку боялась. Жена Лену любила, никогда не критиковала. Но мне супруга ошибок не прощает. Знаете, как я от неё спасаюсь? Приходим после выступления домой, Элисо начинает меня критиковать. Говорю: «Давай потом». Ложусь в постель и незаметно для неё надеваю беруши. Она что-то говорит, а я засыпаю.

– Вы чувствуете, что после болезни у вас изменился характер?
– Конечно! И хотя я всегда старался поступать с людьми хорошо, сейчас понимаю, что надо относиться к окружающим с ещё большей любовью и уважением, отдавать другим только хорошее. Это я теперь знаю точно! Думайте только о хорошем, делайте только хорошее. Бабушка моя учила: «Услышал что-то плохое – впусти в одно ухо, в другое выпусти. Не оставляй в себе». И обязательно нужно жить с надеждой.

Расспрашивал
Пётр АЛОВ
Фото: PhotoXPress.ru

Опубликовано в №09, март 2016 года