– Владимирfv Борисович, театр, в котором вы служите, изменил название. Теперь это не Театр имени Станиславского, а электротеатр «Станиславский». Почему?
– Когда-то в этом помещении находился кинотеатр. Он так и назывался – «Электротеатр». По-моему, здесь есть тайный смысл: возможно, греческая богиня Электра сыграла не последнюю роль в названии, потому что этот театр дарит свет. Но я убеждён, что название не столь важно, главное – живёт в театре творчество или нет.

– Что сегодня происходит в вашей сценической жизни?
– Мы выпустили премьерный спектакль «Синяя птица» по Метерлинку. А также опубликовали книгу «Синяя птица. Воспоминания для спектакля», которую написали моя супруга Алефтина Константинова, я и режиссёр Борис Юхананов. И ещё я репетирую главную роль в постановке «Перед заходом солнца» по пьесе Гауптмана.

– Перед премьерой у вас по три прогона в день. Как находите в себе силы?
– Это моя работа. И потом, я не устаю никогда. У Ильфа и Петрова есть такое выражение: «Артистов окатил потный вал вдохновения». (Смеётся.) Когда я вижу, что артист в напряжении, потеет, что роль даётся ему трудно, думаю: «Зачем ты, парень, пошёл в эту профессию? Займись другим делом, там легче будет». Я не устаю ни на репетиции, ни на спектакле. Благодаря моим педагогам занимаюсь театром в своё удовольствие.

– Вы пришли в Театр имени Станиславского, когда им руководил легендарный актёр Михаил Яншин. Как складывалась сценическая жизнь в то время? Ведь именно Яншин лично пригласил вас.
– Я в этот театр попал благодаря жене – Алефтине Константиновой. Она пришла сюда раньше меня, а Яншин узнал, что у неё есть парень, которого она любит. Посмотрел меня и взял. Сценическая жизнь складывалась как у всех молодых артистов. Играл разные роли, по тридцать спектаклей в месяц.

– Расскажите, пожалуйста, историю о том, как руководитель курса в ГИТИСе заподозрил, что вы говорите неправду, пропуская занятия по актёрскому мастерству якобы по болезни.
– (Смеётся.) Он правильно всё понимал. По тому, как я выглядел, было совершенно невозможно представить, что я болезненный человек. С какой стати будет болеть румяный цветущий парень девятнадцати лет? Наверняка просто бегает на свидания. Вот он и заподозрил. Наверное, и сам был таким в молодости. Но хорошо, что он меня не остановил. Поэтому я и живу шестьдесят пять лет со своей женой, к которой тогда и бегал на свидания.



– Как вы поняли, что актёрская профессия – ваше призвание? Ведь ваш отец – контр-адмирал?
– Если бы я не попал в школьный драмкружок – наверняка пошёл бы по отцовским стопам, тем более что люблю флот. У меня нет морской болезни, никогда на кораблях не укачивает. Если бы я был богатым человеком, купил бы океанскую яхту и катался на ней. Но я человек небогатый, поэтому только издалека смотрю на корабли, когда приезжаю на отдых или на гастроли в приморские города. Занятия в драмкружке меня увлекли. Мы все тогда были одержимы театром. Потом это стало профессией, которой я занимаюсь всю жизнь. Никогда не жалел об этом.

– Как отец отреагировал на ваш выбор?
– Думаю, он был расстроен. На меня отец не давил, но я видел, что этот выбор он принял лишь со временем. Стал ходить на мои спектакли, смотрел фильмы с моим участием и успокоился. Ведь это он меня в театр и привёл. Когда я был маленьким, отец возил меня в Питер, в Александринский театр. Он был из среды так называемой военной интеллигенции, которой больше нет. Знал два языка, писал стихи…

– Значит, любовь к творчеству передалась вам от отца?
– Мне кажется, что она живёт в каждом человеке. Я редко видел людей, которые никак не отзываются на искусство. Другое дело, что некоторые начинают заниматься этим профессионально.

– Ваш отец знал языки, а вы?
– Я стараюсь хорошо знать русский язык, потому что он мне нужен. В то время, когда мы учились в школе, английский преподавали плохо. Да и не нужен он был, мы ведь не выезжали за пределы страны. А потом стало поздно, и при моей лени сложно заставить себя выучить. (Смеётся.)



– Чем занималась ваша мама?
– Она вела домашние дела. Папа достаточно хорошо зарабатывал, чтобы мама не работала.

– Вы знаете историю своих предков? Ведь дослужиться до контр-адмирала не так-то просто.
– Я знаю только историю своего деда по материнской линии и историю бабушки с отцовской стороны. Дед Василий был украинским крестьянином. Он прожил до девяноста с лишним лет и умер, потому что надорвался на работе. У него было двенадцать детей от двух браков. Все его дети тоже прожили долгую жизнь, и связана она была с крестьянским трудом. А бабушка была бурятка, родом с Байкала. Отец родился в Благовещенске. Вообще в то время, при той власти, считалось, что если ты выясняешь свою родословную – это как-то подозрительно. Сразу возникал вопрос: что ты хочешь там найти? Могу сказать, что мореплавателей в моей семье не было, только отец. Он окончил Военно-морское училище в Севастополе, женился на маме, которая жила в этом городе. Она была украинка. У меня намешано несколько кровей: русский, бурят, украинец.

– Вы как-то сказали, что с дисциплиной не дружите. Однако в актёрской профессии без дисциплины не обойтись, например, в периоды репетиций.
– Дисциплина – единственная область, где мне приходится делать над собой усилие. «Космос» в переводе с греческого – «порядок». Там звёзды все на своих местах, они не меняют траектории. Так вот, театр – это тот же космос. Если в театре нет порядка, начинается беспорядок, а учреждение искусства – очень организованная структура.

– У вас не было периода, когда мучила депрессия? Если да, то по какой причине?
– Я люблю жизнь, вырос в любви, всегда легко относился к жизни и не считал, что главное для меня – это работа. Для меня театр – одновременно и работа, и любимое занятие. А в жизненно важных сферах у меня трагедий не случалось.

– Кто сегодня составляет вашу семью?
– Это моя жена Алефтина, дочка Ирина, внук Егор и его жена Даша.



– Как удалось сохранить семью, учитывая вашу популярность? Ведь это непросто, когда так много поклонниц.
– Семья строится по примеру родителей. Я видел, как они живут, видел, что любят друг друга. Потом, моя жена Алёна – умная женщина, она мне кое-что прощала. А я больше времени уделяю семье, чем работе, для меня это главное. Если в семье возникают проблемы из-за профессии – тогда зачем мне такая профессия? Кстати, одна из моих поклонниц прожила в нашей семье четыре года, помогала воспитывать дочку. И жить вместе с нами моя жена предложила ей сама. Мы и сейчас общаемся, она стала членом семьи. Эта женщина не только жила, но и ездила с нами на гастроли. Наша Ира для неё – как дочь.

– Ваша супруга – актриса. Кому легче в этой профессии, как вы думаете, женщине или мужчине?
– Это не зависит от пола – как судьба сложится, так и будет. Это очень субъективная вещь. Если актёру удалось развить свою индивидуальность, сделать её интересной для других, то карьера обеспечена. В конечном итоге всё зависит от масштаба личности.

– Ваша жена и дочь – актрисы. А внук?
– Да, дочь тоже служит в нашем театре, я горжусь ею, она талантливая. А внук учится в Высшей школе экономики. Он не хочет быть актёром.

– Вы преподаёте актёрское мастерство. Кем себя больше ощущаете – актёром или педагогом?
– Отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что у нас есть вузы, где воспитывают актёров, но нет вуза, где воспитывают театральных педагогов. Я сам себе иногда напоминаю глухонемого энциклопедиста. (Смеётся.) Его распирает от знаний, но в силу некоторых своих особенностей он не может ими поделиться. А мне есть что рассказать о профессии, о жизни. Первый год было тяжело преподавать, а потом выработалась система, и я понял, как это надо делать. Самое главное в профессии театрального педагога – воспитать личность, запустить механизм творчества в ученике. Здесь нужно быть очень внимательным к каждому. Любое творчество маркировано личностью. Вы никогда не спутаете японское искусство с русским. Почему мы можем смотреть «Гамлета», например, в исполнении актёров разных театров из разных стран? Потому что у них разный темперамент и уровень интеллекта. Здесь всё зависит от личности художника.



– В одном из интервью вы сказали, что «американцы не любят тонкой психологической игры». Как с этим обстоят дела в нашем сериальном кинематографе?
– Когда режиссёр Немирович-Данченко съездил в Голливуд и посмотрел на то, что там делается, он сказал: «Американцы не любят тонкой психологической игры. Они любят, когда шериф быстро выхватывает кольт из кобуры». Мы сегодня пошли по пути Голливуда. Там у них существуют просто маски: этот – бандит, этот – интеллигент и так далее. Они очень лихо работают в своих образах. Но это не имеет никакого отношения к нашей культуре. Их культура могла бы остаться на уровне автоматического пианино в салуне, если бы в Америку не приехали представители европейской культурной элиты, которые скрывались от войны, навязанной фашизмом. Единственное, чем славится Америка и что мне интересно, – это настоящий негритянский джаз.

– Вы перестали сниматься в кино, потому что намеренно избегаете участия в этом процессе?
– Я не снимаюсь, потому что костлявая рука голода не толкает меня на кинематографическую панель. Мне интересно работать в театре. Но я никогда не брошу камень в своих товарищей, потому что жизнь такова, что иногда им приходится сниматься там, где не очень нравится. К счастью, я могу позволить себе выбирать.

– Вы были членом жюри шоу «Вместе с дельфинами» на Первом канале. Поделитесь, пожалуйста, впечатлениями.
– Шоу с дельфинами получилось очень красивым. Это не тот случай, когда актёры занимаются не своим делом – на ринге кулаками машут. Я этого не признаю. А вот дельфины заслуживают отдельного рассказа. Они не просто красивые, они помогают людям, лечат, как врачи. И мы в долгу перед ними.

– Какую музыку вы любите слушать?
– Люблю тишину. Если и слушаю музыку, то редко. И не очень люблю нашу эстраду. Поют все кому не лень и непонятно о чём. Тексты – чудовищные. Для меня как для человека, который знает литературу, это оскорбительно. Я люблю классическую музыку, французскую эстраду. Французы не только прекрасные мелодисты, но и очень серьёзно относятся к качеству песенных текстов.

– Какую литературу вы любите?
– Когда я был школьником, не вылезал из районной библиотеки, которая находилась в нашем доме. У меня самые обширные интересы в области литературы. Когда-то хотел прочитать библиотеку Пушкина. Мне было интересно, как формировалось его мировоззрение. Ведь оно складывается из знаний, которые ты получаешь, прежде всего из книг. Я люблю Дюма, нравится его роман «Три мушкетёра». Один французский искусствовед составил список лучших писателей. И на первом месте у него Виктор Гюго, а на втором – Александр Дюма. У Дюма есть замечательные пьесы, которые не ставят в наших театрах. И мало кто знает, что он был неплохим драматургом. Сейчас мне тоже было бы интересно сыграть героя его пьесы. Раньше жизнь в России была такой, что немецкий или французский романтизм в чистом виде вряд ли бы у нас прижился. А вот сейчас эти произведения можно переосмыслить и попробовать поставить по ним спектакль или снять фильм. Я лично поставил бы Дюма как Чехова, то есть попытался разобрать его героев психологически, чтобы они не были фигурами, обозначенными одним мазком.

– Однажды вы сказали, что человек рождается для того, чтобы просто жить. Что жизнь – это и есть самое главное. Откуда тогда в людях возникает стремление кому-то что-то доказать, у кого-то что-то отвоевать? Почему им просто так не живётся?
– Потому что человек – животное, которое пока не дошло до высшей степени развития. На этом пути мы находимся, кажется, где-то посередине. Почему появилась религия? Она заполняет пробелы в сознании и поддерживает социальную дисциплину в обществе. А остальное – это зов крови, инстинкты, доставшиеся нам в наследство от предков.

– Вы сложный человек по характеру?
– Ну, наверное, не простой. (Смеётся.) А хорошо ли это, когда у человека сложный характер? Думаю, не очень. Он постоянно комплексует, рефлексирует.

– А чувство самоедства вам как актёру присуще?
– Бывает. Но в основном я собой доволен. Я себе нравлюсь. (Смеётся.) Если бы я себе не нравился, мне было бы сложно выходить на сцену. Вообще искусству надо учиться. Я ненавижу самодеятельность – например, «Клуб весёлых и находчивых». Они думают, что это смешно.



– Владимир Борисович, вы интересный рассказчик, много знаете. Не собираетесь выпустить книгу мемуаров?
– Это то, о чём я иногда думаю. Наверное, когда поп придёт меня исповедовать перед смертью, тогда я ему всё и расскажу. Но пока не чувствую в себе внутренней силы, чтобы решиться на такую искренность.

– Священнослужители хранят тайну исповеди, батюшка никому ничего не расскажет.
– Мне всегда казалось, что нужно держать дистанцию между собой и теми, о ком говоришь. Особенно если говоришь о тех, кого уже нет. Они не могут опровергнуть неправду. Но сам я очень люблю настоящую мемуарную литературу. К сожалению, редко попадаются хорошие актёрские мемуары. Был такой посредственный актёр – Александр Мгебров, работал в театре у Веры Комиссаржевской. Он столько грязи на неё вылил, что, прочитав его записи, я подумал: зачем ты так написал – из зависти к чужому успеху или потому что был недостаточно интересным мужчиной, чтобы она тебя полюбила? Комиссаржевскую знают многие, а Мгеброва – лишь те, кто профессионально занимается театром. А его нехорошие слова о ней остались. Поэтому нужно быть предельно осторожным в своих высказываниях.