12-летняя девочка приехала с мамой из Таджикистана в Казахстан. Мама тяжело заболела и умерла, а Катя осталась одна в чужой стране без родственников и знакомых. Девочке повстречались нехорошие взрослые, которые за еду и ночлег заставляли её мыть машины на автомойке. Через некоторое время в ходе операции «Правопорядок» Катю нашли сотрудники инспекции по делам несовершеннолетних и определили её в приют. Моей задачей было в кратчайшие сроки восстановить документы девочки и устроить её в детский дом.

Эта история закончилась хорошо. Через три года Екатерина нашла меня и сказала спасибо. И знаете, я за неё не переживаю, она сильная и попала в очень хороший детдом.

А вот совсем другая история. Федя учился во втором классе – большие глаза, открытая улыбка… В школу ходил всегда, даже в очень сильные морозы. Семья находилась в группе риска, мать с отчимом злоупотребляли спиртным. Мы ходили к ним, беседовали, убеждали. Дебоширами они не были, соседи не жаловались, но выпивали и не следили за детьми – у Феди ещё есть брат, – за что их административно наказали.

Однажды отчима увидели спускающимся из окна их квартиры. Мы снова пришли к ним с проверкой и случайно заметили, что у Феди испачканы трусики. Оказалось, во время распития алкоголя вместе с женой отчим встал, взял скалку, повёл ребёнка в ванную, там его оглушил и изнасиловал. А в это время мама спокойно сидела в комнате и якобы ничего не слышала.

На отчима завели уголовное дело. Поскольку Федя имел лёгкое психическое отклонение, доказать удалось только этот последний эпизод с изнасилованием.

Дело о лишении матери родительских прав длилось долго: то соседи не хотели писать объяснительные, то её невозможно было освидетельствовать – как ни приедем, она трезвая и по внешнему виду не скажешь, что злоупотребляет спиртным. Но комиссия предоставила копию приговора суда, где было сказано, что она спокойно ждала, пока отчим издевался над её сыном.

Когда я увозила Федю из приюта в детский дом, психолог мне сказал, что преступление отчима оказало на мальчика разрушительное воздействие. Теперь у него нарушены социальные поведенческие нормы, и он считает: всё, что делал с ним отчим, – в порядке вещей. Поэтому, когда Федя вырастет, его поведение, скорее всего, не будет отличаться от поведения отчима.

Через два года Федя выпускается из детского дома. Когда думаю об этом, мне делается не по себе.

А следующую историю пока нельзя назвать ни плохой, ни хорошей. В ходе операции по борьбе с наркотиками задержали мать и дочь, у каждой было по несовершеннолетней дочери. Я начала работу по лишению женщин родительских прав; обе страдали ВИЧ, токсическим гепатитом и опийной зависимостью. Доказательной базы было достаточно, правда, соседи писать об этой семье отказались – испугались. Что, в общем, понятно. А ещё мать написала на меня жалобу и обещала обратиться в Гаагский суд, если в отношении меня не примут меры. (Так в тексте. В реальности гражданские дела рассматривает Европейский суд по правам человека в Страсбурге. – Ред.)

Родительских прав их всё-таки лишили. Но девочки попали в разные детские дома, поскольку они не близкие родственницы и из-за того, что одна из женщин затягивала дело. Одна девочка даже оказалась в элитном детском доме, я там была, сама убедилась.

Но на этом история не закончилась. Из тюрьмы освободился муж одной из женщин (он же – отец другой) и изъявил желание забрать своих малолетнюю дочь и внучку. При этом в квартире у него грязь, сам мужчина, не стесняясь, указал в заявлении, что страдает двумя заболеваниями – ВИЧ и открытой формой туберкулёза, средств к существованию не имеет. Но намерен вернуть девочек, поскольку его никто не лишал родительских прав. Что же, остаётся только надеяться на лучшее.

Я рассказала вам лишь о судьбе четырёх детей. Но не все ребятки попадали в детские дома – находились хорошие бескорыстные люди, которые забирали их под опеку. Точное количество не помню, но повезло более чем сорока детям, и у них дела обстоят, конечно, гораздо лучше.