– Катя, так почему именно Питер?
– Есть такая фраза: «За Москву выходят по расчёту, а за Питер – по любви». Москва – центр движения, туда все едут работать. Когда мы уезжали из Белоруссии, нам хотелось больше творчества, а Петербург – это средоточие красоты и гармонии, город художников и музыкантов. Кто-то здесь может реализоваться, кто-то – нет, но самое главное – что всё вокруг пропитано духом творчества. Вообще, когда мы собрались в Питер с сотней долларов в кармане, многие крутили пальцем у виска: «Куда вы едете? Безумцы, что ли? Зачем? Там каждый второй ходит с гитарой!»

Могу сравнить наш переезд с прыжком через пропасть: идёшь, идёшь – и вдруг впереди обрыв. Кто-то будет долго обходить и в результате не найдёт себя, а кто-то просто разгонится и не глядя прыгнет. А когда откроет глаза, уже окажется на другой стороне, где его давно ждут. Мы переехали в Питер, вообще не задумываясь о том, как будем жить. Просто взяли и сделали. Именно здесь я стала писать песни, которые не написала бы дома, в Белоруссии. Петербург вдохновил нас на первый альбом. Я глубоко убеждена, что место может повлиять на человека.

– А о родине, значит, совсем забыла? Редко там бываешь?
– Ну, мы стараемся переносить родину сюда. Ездим в Белоруссию по делам – например, менять загранпаспорт, потому что большое количество виз и штампов «съедает» страницы; в паспортном столе уже никто не удивляется, все нас знают. Что же касается друзей и родственников, то мы чаще встречаемся с ними в Питере, устраиваем здесь какие-нибудь праздники, чтобы все приехали.

– Ты написала песню «Мама», находясь уже вдали от дома? Вы с мамой в близких отношениях? Делишься с ней секретами?
– Мы с мамой очень похожи, и с бабушкой у меня тоже сильнейшая связь до сих пор, даже после её смерти. Это настоящее счастье, когда в твоей жизни есть люди, понимающие без слов. А вообще-то я привыкла со своими трудностями разбираться сама.

Но я всегда чувствую на расстоянии, когда мама переживает. То же самое испытывает и она. И если я волнуюсь, например, перед концертом или накануне поступления в институт, то к моему волнению добавляется волнение близких. Поэтому мне бывает в два раза сложнее собраться. Кажется, мама даже не знала, куда собиралась поступать после одиннадцатого класса. Хотя нет, она знала, что пойду в Институт культуры…
Но на экзаменах я завалила вокал. Однако маме ничего не сказала, решила все поступки совершать самостоятельно, как взрослая. Ведь, жалуясь, ты перекладываешь ответственность на другого человека, рассчитывая, что он всё решит за тебя.

Так вот: не сказав маме, я стала одна ездить на разные конкурсы. Обычно дети приезжают туда с родителями – те как-то собирают их с мыслями, гладят им костюмы, причёсывают и так далее. Моя мама тоже могла бы всё это делать, но дочь об этом не попросила. Возможно, я лишила её удовольствия, но сейчас мы всё наверстали – мама занимается химчисткой моих костюмов. Именно она подала дизайнеру идею шить отстёгивающиеся элементы, чтобы одежду можно было стирать и она прослужила дольше.

– А в амурных вопросах тебе мамины советы были не нужны? Со всеми любовными передрягами разбиралась сама?
– Да, все решения всегда принимала самостоятельно. Влюбляться начала рано – с детского сада. Там мне очень нравился один мальчик. Потом мы с ним пошли в одну школу, и до пятого класса он за мной ухаживал самым традиционным способом: за косички дёргал, портфелем бил и так далее. Мама очень боялась, что я выйду за него замуж. А потом перестала бояться, потому что увидела – мои вкусы изменились. А вообще мы с мамой больше разговаривали не о мальчиках, а о творчестве. Она видела, что я постоянно бегаю в музыкалку, участвую в каких-то конкурсах, составляю свой график так, чтобы после школы нестись сразу в четыре кружка и только к вечеру приходить домой. Так что у меня в подростковом возрасте не было такого периода, чтобы я ушла из дома, загуляла.

– А кто твои родители по профессии?
– Мама – педагог. Никогда мне ничего не запрещала, за что я ей очень благодарна. Она вела старшую группу детского сада, в которой я и воспитывалась. В первый класс пошла, когда мне исполнилось восемь, а до этого был целый год ярких впечатлений, конкурсов и первых концертов. Мама сама придумывала танцы, оформление номеров, спектакли. Я помню, что у нас постоянно были открытые уроки, всегда было волнительно – мы наряжались, мне с вечера накручивали чёлку на колючие бигуди. Я всегда с нетерпением ждала, когда наступит  утро, потому что нам предстояло показывать жюри свеженький танец «Чунга-Чанга». Мы постоянно побеждали в различных конкурсах – все боялись нашего коллектива, потому что знали: если мы участвуем, то точно отхватим первое место. Подготовка была очень хорошая. Именно мама привила мне первые навыки рисования. Я поняла технику письма и научилась изображать животных, деревья и так далее.

А папа в детстве пел, пока у него не стал ломаться голос. Потом он как-то сильно по этому поводу расстроился, обиделся на весь мир и решил связать свою жизнь со строительством.

– Какие песни мама пела тебе в детстве?
– Ой, одну точно помню: «На маленьком плоту…» И было так страшно, меня эта песня так пугала!.. Но мама прижимала к груди, и я чувствовала такую приятную вибрацию, что мгновенно успокаивалась. Мама почему-то очень любила эту песню, поэтому я и запомнила её на всю жизнь. Когда мне было четыре месяца, я начала прыгать в такт и танцевать под колыбельную из «Спокойной ночи, малыши!». Уже тогда родители поняли, что у меня есть музыкальный слух.



– Считается, что люди, обладающие особым даром, отчётливо помнят себя с самого раннего возраста. У тебя есть дар – твои песни услышали и полюбили миллионы. А вот помнишь ли себя совсем маленькой?
– Да, помню себя с нескольких месяцев. Я лежала в кроватке и накручивала кудри на палец – эта привычка у меня сохранилась по сей день, – а в другой руке держала бутылочку с молоком. И вдруг в комнату заглядывает мама. Потом уходит, и появляются уже две головы – папина и мамина, одна над другой. Это был какой-то очень тёплый момент, я тогда отчётливо поняла, что меня любят. До сих пор эта картина перед глазами.

– С такой памятью наверняка можешь воспроизвести и все школьные годы в подробностях.
– Да, помню всё, кроме одиннадцатого класса. Он как-то выпал из памяти, потому что его как бы и не было. После жёсткого кастинга меня взяли в масштабный телевизионный проект – белорусский вариант «Фабрики звёзд», и на какое-то время пришлось уехать в Минск. К счастью, учителя лояльно к этому относились, не ставили пропуски. Я приезжала, они помогали мне догонять программу, даже завышали оценки. Но теперь я часто вижу во сне, как учусь в одиннадцатом классе и каждый день нужно идти на занятия к восьми утра. Это для меня такая каторга! Всегда просыпаюсь в холодном поту. То есть за мной до сих пор числится кармический должок. В общем, кошмар!

– Знаю, что подростком ты не боялась экспериментировать с внешностью, даже ходила с бритыми висками. Как пришла к сегодняшнему имиджу?
– В подростковый период я старалась украсить свой фасад, найти себя, иметь запоминающуюся внешность. Ведь внутри тогда ещё не сформировалось то, что заставило бы людей обратить на тебя внимание. Ярким фасадом прикрываешь неустойчивую психику, как бы оберегаешь себя, ведь подростки очень ранимы. Да, я менялась радикально – зелёные, красные волосы, чёлка треугольником, выбритые виски. Но со временем начинаешь понимать, что вся твоя безумная индивидуальность – внутри. И чтобы её показать, совсем не обязательно носить на голове ирокез или стричься наголо. Конечно, меняться нужно, но важно делать это правильно. И мне нравится, что можно быть разной в клипах, на сцене и в жизни.

– В своём сценическом образе ты часто используешь индейские мотивы: разноцветные перья на голове, боевую раскраску на лице, одежду ярких цветов. С чем это связано? Веришь в перерождение? Может, в одной из прошлых жизней ты была вождём племени?
– Я верю, что энергия бесконечна, её нельзя уничтожить, а душа – это и есть энергия. И да, я знаю, что мы бессмертны. Мне очень близка философия индейцев. Например, они верят в то, что ты засыпаешь одним человеком, а просыпаешься совсем другим. Новый день – это новая жизнь, для тебя наступает время, когда можно исправить все прошлые ошибки. Мне нравится свобода индейцев, они как будто постоянно избавляются от стесняющих рамок. Мы всё время программируем себя, устанавливаем барьеры: вот это должно быть так, вот здесь будут стоять стены – и даже не задумываемся, что мы гораздо шире этих стен. Мы даже шире своего собственного сознания.

– У индейцев женщина считается хранительницей духа жилища. И чем трудолюбивее хозяйка, тем больше предков из загробного мира защищает дом и создает атмосферу благополучия. А как ты относишься к домашним обязанностям?
– Женщина реализуется в хозяйстве. Когда готовишь еду, то насыщаешь её своей энергией. Твоим зарядом пропитывается всё жилище. Поэтому женщина не может долго жить в гостях, ей необходимо заполнить собой всё пространство, вдохнуть свою энергию в пищу, которую она с любовью приготовила для семьи. Любой женщине это важно. Ведь делать что-то только для себя – совершенно неинтересно. Я люблю готовить, но сейчас ко мне приехала мама и очень помогает с домашними делами. Когда возвращаешься с гастролей, нет никакого желания что-либо делать – а тут стирка, уборка, готовка… Не люблю, когда что-то превращается в рутину, хочется, чтобы вся жизнь была в удовольствие.

– Какой ты видишь свою семью, сколько будет детей, мужей?
– Муж – конечно, один, а детей – двое. Мне очень нравятся шумные итальянские семьи. Часто представляю себе такую картинку: большой дом где-нибудь в Тоскане, вокруг много зелени. Стол стоит на улице прямо у самого моря. И вот вся семья подтягивается к обеду. Кто-то только что прибежал с моря с полотенцем на плече. Маленькие дети обнимают тебя за колени. Ты приготовила обед для большой семьи, причём еды намного больше, чем нужно, потому что ещё придут друзья. И вы сидите жарким днём в тени деревьев, и каждый такой обед – настоящий праздник. Это моя мечта.

– Думаешь, такая идиллия совместима с концертами, гастролями, да и вообще с твоей профессией?
– В жизни должны быть разные периоды. Сейчас мы много гастролируем,  путешествуем. Намечаем определённое количество концертов, пытаемся выстроить график, но вдруг тебе звонят и говорят: «А приезжайте к нам, очень хочется, чтобы вы приехали!» Мы такие: «Ну ладно, только к вам». Потом другие звонят: «Просто горим без вас!» – «Ну хорошо, вот только к вам ещё приедем». И так график меняется, разрастается… Но в душе понимаем, что ещё молоды, ещё хотим этого, живём этим. Не исключено, что настанет другой период, когда захочется играть только один концерт в месяц и чтобы его долго ждали. Периоды в жизни должны быть разные, всё нужно делать с удовольствием. И большой дом на берегу, где-нибудь в Италии, тоже не помешает. Думаю, можно всё совместить.

– А можешь себе представить, что свяжешь жизнь с одним из поклонников?
– Ни один поклонник не сможет выдержать сумасшедшего графика той девушки, за которой он столько лет ухаживал и которой так долго добивался. Как смириться с тем, что твоя женщина будет гореть ярким огнём, а ты всё время в тени? Или что она зарабатывает больше тебя и ты никогда не сможешь доминировать, быть настоящим мужчиной? Для меня очень важно, чтобы тот, кто находится рядом, занимался похожим делом, чтобы мы дополняли друг друга во всех смыслах.

– У тебя уже есть такой человек?
– Да-да, мы нашли друг друга!

– Но ты почему-то не хочешь рассказывать о личной жизни и открывать имя возлюбленного.
– Ну да. Знаешь, всё, что рассказываешь, каждый считает своим долгом обсудить. А иногда не хочется, чтобы обсуждали твои личные вещи. Понятно, что всё когда-то раскрывается, но, думаю, у меня есть право хотя бы какое-то время хранить свою тайну.