Таким когда-то был и мой приятель Михаил. Однажды, ещё в начале 90-х, он в своём городке увидел странные огни – вспышку, которая медленно пронеслась от земли к небу; почему-то тогда такое происходило очень часто. Те огни вместе с Мишей видели десятки, если не сотни людей, об этом ещё долго судачил весь город.

Как-то я сказал приятелю:
– Вот ты ни во что не веришь. Но ведь сам же когда-то видел нечто.

Миша лишь рассмеялся:
– Да какое ещё «нечто»? Атмосферный феномен или запуск ракеты.

В той стороне никаких космодромов никогда не было, а атмосферные феномены в холодном мартовском небе как-то маловероятны, но это почему-то не смутило Михаила. Однако однажды произошло то, что очень сильно изменило моего приятеля.

В тот год Миша путешествовал по городам Русского Севера и оказался в Архангельской области, в Каргополе. Потом рассказывал с восторгом: маленький городок – даже не верилось, что там когда-то было под сорок церквей!

Но случилась с Мишей оказия. Приехал в Каргополь очень поздно и не успел на обратный автобус. Решил заночевать в городе. В те времена там была единственная гостиница, но свободных мест в ней не оказалось, и Мишке пришлось искать ночлег в частном секторе.

Сунулся туда-сюда – безрезультатно. Вернулся на вокзал, ему подсказали адрес одного общежития, но предупредили, что там круглые сутки дым коромыслом. Миша побоялся лезть в незнакомом городе в злачное место и решил походить по небольшим магазинчикам – вдруг повезёт?

– Иду, а сам уже присмотрел на берегу Онеги пару лодок брюхом вверх, – рассказывал Мишка. – Думаю, если ничего не найду, придётся в лодке заночевать.

И тут в одном магазинчике Мишке повезло. Продавщица посмотрела на него, всего в мыле, покачала головой и дала адресок.

– Хозяйку зовут Антонина Ивановна, – пояснила женщина. – Скажите, что от Любы, – приютит. Верующая она. Правда, немного со странностями. Но не пугайтесь, человек она добрый, не обидит.
– Да всё нормально, спасибо! – улыбнулся Мишка. – Пускай верующая. По мне – да хоть сатанистка, лишь бы в дом пустила.

Женщина нахмурилась.

– А вот такие вещи, молодой человек, не надо говорить.
– Ладно, не буду, – пообещал Михаил и поспешил на окраину города.

В двух крохотных окошках, выходивших в палисадник, горел свет. Миша отворил калитку, взошёл на крыльцо и постучал в почерневшую от времени дверь. Где-то в глубине избы скрипнула старая половица, потом лязгнул засов. Наконец дверь отворилась, и он увидел хозяйку – высокую сухую старуху с пронзительными синими глазами.

– Здравствуйте! – начал Миша. – Вы Антонина Ивановна? Мне Люба ваш адрес дала. Мне бы до утра переночевать…
– Пьёшь? – перебила его старуха. – Куришь?
– Нет, курить бросил, – признался Миша. – Выпиваю по праздникам. В общем, не увлекаюсь, если вы это имели в виду.
– Это хорошо, – кивнула Антонина Ивнаовна. – А то лялечки не любят пьяных и дыма. Заходи.
– А кто такие лялечки? – спросил мой приятель, но хозяйка уже растворилась в сенях.
– Ступай за мной, – крикнула она Мишке, и тот послушно прошёл в горницу.

На стенах висели старые фотографии почившей родни и было очень много икон, в большинстве – бумажных и сильно выцветших.

– Надолго приютить не могу, ты уж прости, – сказала женщина. – Завтра утром ухожу в церковь.
– Да-да, конечно, – успокоил её Мишка. – Мне как раз только до утра и надо перекантоваться. Сколько возьмёте за постой? – он полез за кошельком.
– Ты про это забудь, отступись, – покачала головой Антонина. – Придумал тоже – «за постой», «перекантоваться»… Слова у тебя какие-то не такие, пахнут, будто скипидаром вымазаны. Вот здесь переночуешь, – женщина показала на старый, едва живой топчан. – Скажу лялечкам, они завтра тебя проводят.
– У вас тут родственники живут? – не понял Мишка.
– Родственники, но они ещё пока не пришли, – вздохнула Антонина. – Мы все тут как родственники. Люди мы верующие, так что не обессудь. Сам-то веруешь или так?
– Скорее «так», – смутился Мишка. – Но с уважением отношусь.
– Это всё пустые слова, – снова прервала его Антонина Ивановна. – «Уважение». Придумали тоже! Ладно, устраивайся. Сейчас соберу что-нибудь. Ушицы вроде немного осталось. Рыбник будешь?

Михаил сглотнул слюнки, он не ел с самого утра.

– Спасибо, не откажусь.

Антонина Ивановна пошла на кухню и загремела чугунками, а Миша огляделся. Избушка была старой, добротной. Местами в полу зияли щели, потрескавшиеся двери были без ручек, но кое-где виднелись свежие заплаты из вагонки.

Антонина Ивановна подала Мише миску с ухой и тарелку с горячим рыбником.

– На вот, поешь.

Мишка начал уминать рыбный пирог, а хозяйка присела рядом.

– Тебя как звать-то? – спросила она.
– Михаил.
– Миша, стало быть, – подобрела Антонина Ивановна. – Был у меня в молодости один такой Миша, вихрастый, чёрненький. Так вот, Миша, люди мы тут все верующие, – повторила бабушка.
– Это я уже понял, – кивнул Мишка, налегая на уху. – Вы старообрядцы?
– Нет, мы обычные, православные. Но вот хочу тебя предупредить: если заметишь что-нибудь непривычное – не пужайся. Здесь все свои. А ко мне скоро и гости придут.
– А как мы все разместимся? – спросил мой приятель.
– Не переживай, разместимся, – успокоила Антонина Ивановна. – Тебя не побеспокоим.

В старых ходиках закукукала кукушка, Мишка посмотрел на часы – было ровно десять вечера. В сенях хлопнула дверь. Антонина Ивановна встала со своей лежанки и быстро засеменила к выходу. Вскоре в избу вошли ещё две пожилых женщины.

– Ну, здравствуйте, лялечки! – проворковала Антонина Ивановна каким-то не своим голосом.
– Здравствуй, Чучуня! – ответили гостьи. Голоса их были высокими и комичными, как будто надышались гелием.

Мишке стало не по себе, он привстал с топчана.

– А это кто такой? – спросили пришедшие Антонину.
– Это Мишенька, – проворковала хозяйка. – Тонька мне перед уходом сказала, чтобы я присмотрел за ним.
– Антонина Ивановна, что с вами? – спросил Миша, чувствуя, как струйка холодного пота побежала по спине. – Кто эти люди?
– Антонина Ивановна ушла отдыхать, – сказала хозяйка. – А меня зовут Чучуня. А это две мои любови – лялечки.
«У бабки крыша поехала, – быстро смекнул Мишка. – Надо бы ноги отсюда делать, пока кочергой по голове не дали».
– По какой такой голове? – пропищали гостьи. – Мы не дерёмся. Пока не выпьем. – и все три женщины пронзительно захихикали.
– Кто вы? – дрожащим голосом спросил перепуганный Мишка, нащупывая за топчаном рюкзак. Хотя он был готов броситься из этой жуткой избы и без вещей.
– Не бойся нас, – успокоила Антонина Ивановна, она же Чучуня. – Мы тут живём очень давно, дольше вас, людей. Живём в людях, потому что нас прогнали из собственного дома. Правда, не все люди с нами могут ужиться. Но мы никому не вредим, если нам не вредят.
– Вы бесы? – догадался Мишка.

В ответ все три старухи презрительно фыркнули и пропищали:
– Нет! Те, о ком ты говоришь, – чёрные и очень злые, никого не жалеют. Мы их не любим, и они нас тоже, отовсюду гонят. Но кое-что они не умеют, чего можем мы. А кое-что мы не можем, как они. Мы живём с людьми и умираем, как люди. Только очень долго живём. Вот Тоньке по-вашему девяносто шесть лет.

Мишка поднял от удивления брови:
– Антонине Ивановне? Я бы и семидесяти не дал.
– Она бы и не дожила до семидесяти, – пояснили лялечки. – Пила страшно. От рака бы померла, если бы мы не пришли к ней в молодости и не продлили ей годы. Она нам подошла. Нас на земле осталось не так уж много, и отовсюду нас гонят, так что когда-нибудь придётся и от Тоньки уйти. Может, через пять, а может, через десять лет.
– А где сейчас Антонина Ивановна? – поинтересовался Миша.
– Говорю же, отдыхает она, – проворковал Чучуня.
– Она без сознания? Вы её подавили?
– Нет! – отрезал Чучуня. – Она в другом мире, набирается сил. Но ничего не помнит, когда возвращается. Мы людей жалеем и живём в ней по очереди: день – она, день я. Если бы не жалели, померла бы Тоня. И в церковь её отпускаем всегда, и сами иногда захаживаем. А на Пасху всю неделю её не тревожим, пусть отдохнёт. Тонька хорошая и нас хорошо чувствует. Только не всё понимает.
– А сама-то она согласна была вас принять в… своём теле? – спросил мой приятель.
– Когда мы ей показали, что с ней будет, она плакала два дня, – пропищала одна из лялечек. – Очень не хотела умирать. Но мы её уговорили. Спину подлечили, объяснили, что с нами ей будет лучше. Раньше нужного для нас человека найти было просто, а сейчас очень трудно. Раньше не только таких как мы, но и других, непохожих на нас, было много-много – сколько звёзд не небе.

– А я бы вам подошёл? – неожиданно для самого себя спросил Миша.

Лялечки и Чучуня переглянулись.

– Нет. Ты – чужой. Очень грубый. Тебе было бы очень плохо с нами.
– Так, выходит, вы ангелы? – предположил Мишка.
– Говорю же тебе – нет! – резко сказал Чучуня. – Какой же ты непонятливый. Говорят же тебе: мы живём и умираем. И рождаемся тоже. Вот я, например, мужчина. А лялечки – женщины. Личики у нас кругленькие. Мы любим друг друга! Вот смотри.

Лялечки подошли к Антонине и стали тереться щеками и урчать, словно кошки, только очень тонко.

– Простите, а много вас ещё здесь живёт?
– Только мы, – сказал Чучуня. – Раньше жило шесть лялечек и три чучуни, но им пришлось отсюда уйти – умерли их люди, а новых здесь не нашли. На Тоньку посягали мою, но я им не отдал. Ох, и дрались мы с ними! На Тоньку многие приходили смотреть. Но здесь им только одно было – от ворот поворот.

Тут лялечки стали о чём-то ворковать на непонятном языке, Чучуня пищал им в ответ на том же наречии. Мишка вдруг почувствовал, что глаза у него слипаются, хотя до этого сон и усталость как рукой сняло.

– Тебе надо отдохнуть, – сказали лялечки и подошли вместе с Чучуней к Мишке. – А нам ещё всю ночь говорить друг с другом. Спи и ничего не бойся.

Мишка хотел возразить, но тут его глаза сами закрылись, и он провалился в долгий чёрный сон без сновидений.

– Утром Антонина Ивановна проводила меня до калитки, – рассказывал Мишка. – Не знаю, что там произошло, но они решили уйти пораньше и вернули её. Она меня попросила, чтобы я хотя бы пару лет никому не говорил о том, что видел. Иначе они могут уйти насовсем. А ей страшно.
– И ты сразу во всё это поверил? – удивился я. – Ты, убеждённый материалист?

Мишка стал очень серьёзен.

– Не сразу, но поверил. Сначала думал, что по Антонине Ивановне просто психушка плачет, но эти существа… Постоянно ловлю себя на мысли, что забыл их спросить, откуда они всё-таки взялись. Когда говорили со мной лицом к лицу, меня как будто ультразвуком от их воркования пронизывало, психи так не могут. Да и никто на земле не может.
– И что же, ты уверовал? – спросил я приятеля.
– Не знаю пока, – честно признался Мишка. – Мне ещё во многих вещах надо разобраться. Но я стал задумываться: если всё правда и кроме ангелов и демонов есть множество других созданий, почему мы о них ничего не знаем? И почему они уходят из нашего мира? Жалко будет, если совсем уйдут.