Этого котёнка пришлось спасать: заполошная хозяйка вдруг надумала избавиться от нескольких малышей, недавно открывших глаза. Дымчатый пушистый котёнок жалобно пищал всю дорогу, пока я везла его к моей маме. Она сходу назвала его Федей, и этот крохотуля через пару дней начал отзываться на своё имя.

Мы попытались накормить бедолагу, но он, к сожалению, не мог лакать. Тогда я попробовала его напоить с помощью пипетки – с горем пополам глотнул несколько капель молока. В общем, намучились и мы, и он, пока не научился есть самостоятельно. Но на всю жизнь кот запомнил тот стресс – как только укладывался спать, начинал мять лапами пожертвованный мамой шерстяной платок и сосал его кисти.

Знакомство Феди с моим папой выглядело трагикомически. Пришедший с работы отец застал нового члена семьи пронзительно мяукавшим. Котов, кстати, отец не очень жаловал, скорее терпел, потому что в частном доме без этих животных никак нельзя. Папа был подшофе, а в таком состоянии он очень любил поговорить «за жизнь». Мой пятилетний сынок как раз ел большой спелый абрикос, а отец увлечённо что-то доказывал. Но видел, что мы слушаем его вполуха, потому что рядом разрывался от крика оторванный от матери детёныш. Раздражённо спросил:
– Чего это он так орёт?

Объяснили. Но говорить дальше у папы всё равно не получалось – Федя его перекрикивал. Тогда отец вдруг схватил котёнка, который сидел у него под ногами, и бросил его в заросли малины. Федя с растопыренными лапами, как сбитый вертолёт, полетел в кусты. А папа, когда размахивался, не заметил стоявшего позади внука, задел его и, чтобы не сбить с ног, отступил. Но было поздно. В общем, упали оба – и дед, и внук вместе с абрикосиной, которая тут же расквасилась. В тот момент кричали все: я, мама, сын и котёнок из малинника в придачу.

Знакомство состоялось. И вы не думайте, что кто-то пострадал или обиделся. С этого дня папа и Федя стали неразлучны. Что с отцом произошло, я не знаю, но полюбил он кота крепко. Называл его ласково: Феду-ула. Когда садился есть, строго спрашивал: «Фёдора покормили?» И всё равно, к неудовольствию мамы, угощал его со стола.

Когда отец мылся, Федя неизменно сидел рядом и тоже умывался. Каким образом кот узнавал, что отец идёт с работы, непонятно. Но если Федя уселся у ворот, значит, через десять минут хозяин будет дома. И неважно, вовремя отец возвращается или опаздывает. Бывало, папа с некоторой обидой говорил:
– Ну вот, один только Фёдор меня и встречает.

Кот был умницей, понимал всё, что ему говорили. Однажды полез на стол, но после строгого окрика больше никогда так не поступал. Ловил мышей и складывал их у порога, как это делают все порядочные коты. Никогда не гадил в доме, всегда просился на улицу, хотя никто его этому не учил.

Однажды мама крепко уснула и не слышала, как под дверью замяукал спавший до этого на стуле Федя. А было очень холодно, и дверь в дом закрыли. «Просыпаюсь от крика, – рассказывала она позже, – и вижу, что кот встал на задние лапы, передними опёрся о кровать и мяукает мне в лицо. Мол, не могу уже больше, хозяйка, открой, мне на улицу надо».

А у родителей мужа немногим раньше нашего Фёдора появилось своё чадо. Однажды мы приехали к ним и чуть не наступили на какой-то шерстяной клубок у печки. Мне сначала показалось, что это хомяк, мужу – что крысёнок. Но на подстилке прописался щенок. Хотя это создание трудно было назвать щенком: малюсенький, средней лохматости и какого-то заячьего окраса. Жучок был потомственным дворянином, но с лёгкой примесью ризеншнауцера. При таком тщедушном тельце эта бородатая сердитая мордочка смотрелась умилительно. Тем не менее Жучок доказал, что в таком мелком теле могут быть большая душа и крутой нрав.

Например, дом он выбрал себе сам. Несмотря на то что свёкор сделал для него шикарную утеплённую будку и, покрыв её шифером, установил под раскидистым орехом, Жука подарок не оценил. Невдалеке валялась на боку небольшая деревянная бочка. Вот она Жучку приглянулась – залез в неё и ни за какие коврижки не захотел покидать. Обиженный Степанович пытался бочку забрать, но Жука, видимо, был мудр и терпелив, как Диоген. В проливной дождь он, дрожа, лежал на голой земле – там, где раньше находился бочонок, – а невдалеке стояла нелюбимая будка.

– Ну ты подумай, какой характер! Такой малой, а стоит на своём! – восторженно сказал свёкор и вернул бочку на место.

И подстилку Жучок признавал только соломенную, а не какие-то там тряпки.

Больше всего на свете Жук не любил, когда перед его носом покачивался мысок мужского ботинка. А уж если при этом пёс надумал трапезничать – просто выходил из себя: рычал так, что его маленькое тельце содрогалось. Делал предупредительные броски и несильно, но прикусывал туфлю.

А ещё он страдал, когда его привязывали. Что поделаешь, иногда, стараясь показать, что не зря ест свой хлеб, Жучок перебарщивал. Выбирал подходящий момент, когда кто-нибудь находился дома (чтобы увидели и оценили его триумф) и ложился под воротами: зазор между ними и землёй был невелик, а Жучок – мелок и сер. Начиналось ожидание жертвы.

Когда кто-нибудь проходил мимо наших ворот, под ноги ему с хриплым лаем и визгом выкатывался лохматый злой шарик. Ну кому это понравится, скажите на милость? Человек не думал даже смотреть на наш двор, не то что сворачивать к воротам. Родители ругали Жука, неудобно же перед людьми. Пёс стыдливо отворачивался, повесив голову и виновато кося глазом, но потом снова брался за своё. Ему просто были необходимы эти представления. Ну не сидеть же без дела, когда есть зрители!

Приходилось свёкру сажать его на цепь. После этого начиналось другое шоу – «Кто кого?». Жучок на привязи объявлял голодовку. Степанович, стоя над миской с нетронутой едой, читал собаке мораль:
– Как тебе не стыдно? Ты зачем на людей кидаешься? Смотрите, какой обидчивый! А ну ешь давай!

Жучку было стыдно. Но и обидно за неоценённые старания и этот ненавистный ошейник, поэтому он не ел. Так могло продолжаться несколько дней, пока кто-то из них не сдавался: Степанович пожалеет Жучка и отвяжет или Жучок пожалеет Степановича и начнёт есть. Хотя меня терзали смутные сомнения. Показалось, что Жучок тайком перехватывал из рук хозяйки куски, чтобы держать бойкот как можно дольше.

Больше всего Жука любил встречать и провожать гостей. Когда понимал, что это свои, охранять дом не нужно и будет пир, занимал позицию под столом. Временами его деликатное «ав!» напоминало всем, что сторож под ногами тоже ждёт угощения.

А проводить гостей – это вообще дело чести. Пёс вместе со всеми выходил за калитку и обижался, когда ему говорили:
– Ну хватит, Жучок, возвращайся уже домой!

После этих слов он так огорчался, что чуть не плакал. С побитым видом плёлся домой, временами оглядывался и замирал: а вдруг кто-нибудь всё-таки захочет, чтобы его проводили до самого автобуса?

Маленький друг, который отдыхал под кустом картошки, как мы под деревом, очень любил слушать наши разговоры. Синими тёплыми вечерами, управившись с делами и отужинав, мы часто сидели во дворе, вели неспешную беседу. Стояла сельская тишина: где-то залает собака; прогудит, спеша домой, автомобиль; запоют сверчки; встрепенётся, устраиваясь на ночь, птица. Вот протопал ёжик по своей надобности, совершенно нас не опасаясь. А за огородами поют соловьи.

Верный Жука сидел у ног свекрови. Они у неё болели, а он как чувствовал это: положит ей на пальцы голову и смотрит поочерёдно на каждого, шевеля шишечками бровей. Наш Жучок был суровым парнем, но кто же не любит ласку? Чаще всего он получал её от своей хозяйки. Можно было наблюдать, как она, несмотря на больные ноги, что-нибудь тихонько делает и разговаривает, разговаривает с Жучком. А он внимательно её слушает, иногда даже поддакивает по-своему, по-собачьи.

Когда внезапно умер мой папа, конечно, было не до кота. Но Федя, видимо, тяжело переживал смерть своего хозяина. Он уже не ждал его у ворот – ведь чувствовал только живого хозяина, шедшего к своему двору.

Спустя полгода мы поминали папу. Федя был с нами, сидел на летнем душе и сверху смотрел на нас, а на следующий день пропал. Куда он делся? Ведь был так привязан к дому… Мы поняли, что он ушёл умирать.

…Мама мужа уходила из этого мира долго и тяжело. Когда стало ясно, что остались считаные минуты, в открытую дверь со двора вдруг вошёл Жучок. Мы со свёкром онемели: он никогда не заходил в дом! Жука сел возле своей хозяйки и сидел, пока она не перестала дышать. Потом сразу же вышел, повесив голову и поджав хвост.

Остались Степанович и Жучок одни в опустевшем дворе. Через полгода, на второй день после поминок, Жука умер.

Так наши любимцы разделили с нами горе и ушли вслед за своими хозяевами. Хотя они не были ни больными, ни старыми.