Сначала мы подтрунивали над этой дружбой и во время семейных посиделок часто шутили: мол, некрасиво пудрить девочкам мозги, надо делать выбор. Дед, тоже шутя, отвечал, что выбор он сделать не может, так как одна кормит котлетами с его любимыми макаронами, вторая пироги печёт, а он любит и то, и другое. Потом стал добавлять, что если жениться, а супруга раньше него умрёт, то хоронить хлопотно.

А сейчас мы даже не шутим по этому поводу. Во время праздников, например в день рождения деда, эти его «девочки» сидят за семейным столом. Уже стали родными. Но за деда с каждым днём всё больше переживаем. Лет ему много. Держится, конечно, бодрячком, но всё-таки.

Свекровь, сестра мужа и мы часто звоним ему, узнаём, как дела, здоровье. Звонить стараемся утром и вечером.

Было часов одиннадцать вечера, когда нам позвонила сестра мужа. Сказала, что дед трубку не берёт, хотя гудки идут. Такого никогда не случалось. Звонили деду до полуночи, беспокойство усиливалось. У нас с мужем есть запасные ключи от квартиры деда, и мы пошли туда. Ну где ему быть в столь позднее время? Готовились к худшему. По дороге обсудили, у кого сколько денег, где и как будем хоронить. И смех и грех.

Заходим в квартиру – тишина. Деда нигде нет. Его мобильный телефон лежит дома. Мы не знаем, что думать. Если бы с дедом что-то случилось, нам позвонили бы. У него всегда с собой на всякий случай копия паспорта и номера телефонов близких. Он всё понимает и безропотно носит это с собой. Так что больницы отпадают. Возраст, чтобы остаться у «девочек», не тот. И уж если на то пошло, проще остаться у него, ведь дед, в отличие от своих подруг, живёт один.

Сидим. Глаза на мокром месте. И вот часа в три ночи заявляется наш гулёна. После возгласов «Ура, живой!» стали спрашивать, где был.

Оказалось, в церкви. Ведь пасхальная ночь! Мы так и сели с открытыми ртами. По-настоящему верующих в нашей семье нет. Куличи на Пасху – это для нас скорее традиция. Надо сказать, что дед – коммунист, человек советской закалки, у него раньше и мысли о церковной службе не возникало. Да мы в этой суматохе вообще забыли, какая нынче ночь.

Вот так стояли и ревели все вместе. Мы – от радости, что дед живой. А дед – оттого, что испугал нас. Всё оправдывался и объяснял, что он не виноват, это его «девочки» уговорили. А телефон в церковь он брать не стал, потому что там не положено. Хотя и Фома неверующий, но уважение надо иметь. И вообще он не думал, что ему внучка на ночь глядя звонить будет, потому что с дочерью в восемь вечера разговаривал.

Утром звонили «девочки», извинялись.