– Фёкла, вам доводилось брать интервью у многих знаменитостей. Сейчас я практически играю на вашем поле. И немного волнуюсь. Вам знакомо это чувство?
– Ну конечно, волнение присутствует всегда. Я действительно брала интервью у очень многих известных персон. Однажды в конце года просмотрела записную книжку – ту, где готовлю вопросы, – и подумала, что я очень счастливый человек. Сколько прекрасных, талантливых и известных людей мне доводилось интервьюировать! А чем больше любишь и уважаешь артиста, писателя или режиссёра, тем больше волнуешься. Потому что, задавая вопросы, ты как будто сдаёшь экзамен. И очень не хочется, чтобы в конце разговора человек подумал: «Вот какие бестолковые и бессмысленные журналисты бывают».

Но надо сказать, что интервью – это работа обоюдная. Если человек не хочет давать интервью и вообще не расположен к разговорам, ты хоть на пузе крутись, ничего не получится. И такое бывало. Поэтому, мне кажется, главное – создать атмосферу разговора, чтобы собеседнику захотелось общаться. Многие замечательные, уважаемые люди идут на интервью просто из уважения к журналисту, ведь им не очень-то нужен очередной вечер вопросов и ответов.
Вот то, что я поняла за годы своей работы.



Ещё я всегда волновалась, когда брала интервью у западных звёзд. Сидят они, такие несчастные, в каком-нибудь дорогом отеле, за день через них проходят десятки журналистов, и все спрашивают одно и то же. Мне всегда хочется задать такие вопросы, чтобы человеку было нескучно на них отвечать. Помню, как мы Николаса Кейджа допрашивали. И даже сумели улыбку получить от утомлённой голливудской звезды.

– Понятно, что английский в своей работе вы практикуете постоянно. А вот как быть с четырьмя другими языками, которыми владеете? Например, с кем в Москве говорите по-польски, чтобы не забыть времена и склонения?
– По-польски я когда-то говорила очень хорошо. Даже поляки не верили, что я русская. Но в Москве у меня почти нет практики. Когда встречаюсь с поляками, чувствую себя старой ржавой машиной, шестерёнки которой очень давно не прокручивались. Требуется время для запуска механизма, чтобы машина поехала, пусть даже медленно. По-сербски уже стесняюсь говорить, хотя всё понимаю. Мой дед составил сербско-русский словарь, а отец говорил по-сербски с детства. И моя сестра его блестяще знает, так что на их фоне я сильно проигрываю.

Однако осенью собираюсь поехать в Хорватию, а потом в Сербию. Там немножко потренируюсь, смажу маслом шестерёнки, чтобы они быстрее завертелись. Когда приезжаешь на Балканы и попадаешь за какой-нибудь прекрасный стол, где тебе наливают дуню, сливовицу или ракию, – сразу начинаешь говорить по-сербски быстрее и веселее.



– Вы как-то сказали, что испытываете «жадность до людей». Это связано с профессией?
– Моя основная работа – разговаривать с людьми, интересоваться, о чём они думают. Если при этом оставаться безразличным, то работа станет мучением. Однако для меня это радость. Жизнь придумывает такие сценарии, что не снились никаким писателям. Кроме того, мне всегда интересно слышать разные оценки. У меня, конечно, своя голова на плечах, но другой человек видит происходящее совершенно по-иному. И это расширяет мой кругозор. Как будто у меня не два глаза, а четыре, восемь или шестнадцать. Совершенно замечательно сказал Юрий Михайлович Лотман: «Для чего нужно искусство? Искусство позволяет человеку прожить несколько жизней». Вот журналистская профессия как раз и даёт возможность почувствовать себя разными людьми, посмотреть на мир чужими глазами.

– Приведите, пожалуйста, пример «сценария жизни», который вас по-настоящему поразил.
– Вот из недавнего. Я брала интервью у прекрасной артистки Татьяны Васильевой. Она рассказывала, как её воспитывала мама, как сурово наказывала. Я поразилась тому, что сейчас Татьяна Григорьевна благодарна своей матери за жестокое обращение. У нас был очень эмоциональный разговор в прямом эфире. Я спросила: «Что же, вас прямо лупили?» Она отвечает: «Ну да. А вот видно, что вы не битая». На меня это произвело сильное впечатление. Количество прослушиваний на сайте программы было просто колоссальным. Но главное, о чём я думала потом, – наверное, это любовь матери к дочери, только выраженная в очень странной форме. Иначе актриса не была бы столь откровенна.

– Вас, конечно, воспитывали по-другому. Знаю, что бабушка даже учила вас делать книксен, не говоря уж о правилах поведения за столом. Пригодились ли хорошие манеры в жизни?
– Да, у бабушки в детстве было три гувернантки. Она выросла в большом имении, у неё была своя лошадь, так что мне, советской девочке, было странно слушать её рассказы. И всё же то, чему она меня учила, пригодилось в жизни. В мире существует сообщество людей, прежде всего за границей, в котором правила поведения за столом не менялись и традиции не прерывались. Для таких людей совершенно естественно то, что у нас с семнадцатого года забыто и только сейчас начинает возвращаться. Знать правила приличия полезно всем, так что бабушка была права. Другое дело, что я далеко не всегда веду себя за столом столь чинно. В кругу близких друзей можно нарушить все правила.

– Вообще нарушать правила – в ваших традициях. А какие поступки считаете самыми безумными в своей жизни?
– Да чего только не было! Бросить филологию, аспирантуру и пойти абитуриенткой в театральный вуз – довольно безумный поступок. А учиться летать на самолётах, делать «бочки» и «мёртвые петли»!.. Безумной была идея пойти в ледовое шоу…

– За это зрители вас и любят. А есть подарки от поклонников, которые вам особенно дороги?
– Лучшие подарки – это письма зрителей. Мне доставляет огромное удовольствие, когда они реагируют на мои выступления. В частности, очень дорого письмо одной женщины. Она написала, что несколько раз в жизни перечитывала роман Толстого «Анна Каренина» и всякий раз по-иному на него смотрела. А после акции «Каренина. Живое издание» опять открыла для себя этот текст заново, прочувствовала его намного глубже. Очень эмоциональное письмо. Вот такого рода подарки – самые дорогие. А бывали совершенно безумные дары, просто идиотские. Один поклонник решил наградить меня каким-то орденом. Еле избежала такого внимания! Чего только людям в голову не приходит.

– А помните, какой подарок сделали сами себе, когда заработали первые деньги?
– Хорошо помню. Я снималась в советской комедии «Просто ужас!». Мне было лет десять. Получила гонорар за всё съёмочное лето и купила себе кассетный магнитофон «Электроника». Это было очень круто! Я оказалась первой в классе, у кого появился не родительский, а свой собственный магнитофон.

– Как ещё зарабатывали на жизнь, пока не получили профессию?
– Преподавала, давала уроки, работала официанткой и секретаршей. Мы с сокурсниками, когда учились в ГИТИСе, проводили какие-то концерты. По ночам озвучивала фильмы. Я не вижу в этом ничего странного, ведь меня с детства воспитывали, что любая работа достойна уважения. Все зарабатывают свой хлеб по-разному. Конечно, папа был не очень доволен, когда я работала официанткой, да ещё и по ночам. Родители переживали, что я одну ночь сплю, а другую пропускаю. Но ничего, в молодости всё это можно преодолеть.

– Как вам кажется, профессия журналиста позволяет на сто процентов доносить до людей всё, что вы чувствуете?
– У меня нет потребности доносить свои чувства. Несмотря на профессию, я не эксгибиционист и не желаю никого нагружать своими мыслями и эмоциями. Я училась на филолога, потом на режиссёра. Но мне кажется, журналистика сочетает в себе и то и другое. Кроме того, могу как продюсер создавать какие-то проекты в области культуры, связанные с музеями или телевидением. Поэтому я – счастливый человек. Добилась такого положения, при котором могу делать то, что самой интересно. Это очень важное достижение, и мне больше ничего не надо. То есть я говорю в кадре то, что хочу, на радио говорю то, что хочу, задаю вопросы, какие хочу, делаю проекты, какие хочу. И если это ещё кому-то нужно – вот это огромная радость, огромное благо.

– В каждой профессии есть свои «фирменные» приметы. Лётчики не фотографируются перед полётом, моряки не выходят в плавание по понедельникам, а пожарные не чистят сапоги во время дежурства. Как вы относитесь к суевериям?
– Вообще я не очень суеверный человек. Но есть элементарные ритуалы, которые всегда выполняю. Например, плюю через левое плечо три раза, если что-то забыла, не здороваюсь с людьми через порог. Это часть нашей культуры. В театральном мире, к которому я принадлежала какое-то время, довольно много подобных суеверий. Если уронил сценарий, пьесу или свою роль, нужно обязательно на нее сесть. На самом деле этому есть разумное объяснение – просто нужно уважительно относиться к тексту, который будешь произносить. Нельзя грызть семечки на съёмочной площадке или за кулисами театра. Такого рода вещи я соблюдаю.



– Фёкла, сейчас многие звёзды открывают благотворительные фонды, дают им свои имена. Как вы к этому относитесь? Сами не собираетесь творить добро подобным образом?
– Я считаю, что это замечательно! Многие стали понимать, что без поддержки других людей ничего в нашей жизни не наладится. Когда ты вкладываешь в благотворительность силы – финансовые или душевные, – то это вложение в первую очередь в собственную душу. Я стараюсь поддерживать инициативы благотворительных фондов. Веду мероприятия. Что касается собственного фонда… Я считаю, этим надо заниматься серьёзно, нельзя делать такие вещи между прочим. Кроме того, это невероятная ответственность.

– А как вам кажется, души великих предков оказывают воздействие на вашу судьбу?
– Ох, не знаю, какая у меня душа. Надеюсь, что стала мудрее с течением жизни. Глядя назад, думаю: «Ну, подобных глупостей я уже не совершу» – и совершаю. Возможно, душа моя ещё недостаточно зрелая. Но ведь существует понятие «душевная работа». Вот ею и нужно заниматься. Чтобы далеко не ходить, можно вспомнить пример Льва Толстого. Не потому что я его родственник, а потому что работаю в музее с его биографией, его наследием и жизненным опытом. (В частности, в московском Музее-усадьбе Льва Толстого в Хамовниках Фёкла записала аудиоэкскурсию. – Ред.) Посмотрите, что сделал Толстой со своей собственной судьбой. Молодой граф, успешный студент, блестящий офицер… Из тех, кого сегодня называют мажорами. Однако он начинает абсолютно последовательно себя воспитывать, заставляет свою душу работать. И становится тем Толстым, которого знает весь мир. Да, конечно, Господь ему дал большой талант, но этот талант можно было профукать. Он этого не сделал. Так что мне кажется очень важным воспитывать себя и свою душу. И тогда она из неопытной, молодой и малочувствительной превратится во что-то ценное.