Однажды, гуляя по парку, мы с мужем услышали любимое «Болеро» Равеля. Испросив разрешения присесть, дослушали музыку до конца и познакомились. Пенсионера звали Иваном Степановичем.

– Вы музыкант? – спросил муж, чтобы продолжить разговор.
– Нет. Специалист по компьютерам. Работал в вычислительном центре своего НИИ на всех поколениях компьютеров, как только они у нас появились.
– Да мы коллеги! Я преподаю информатику в вузе, – сообщил муж.
– Я тоже когда-то преподавал – математику. Но не выдержал, ушёл. Не везло со студентами. Понял, что эти тупицы просто высасывают мозг, – заявил Иван Степанович.
– Высасывают мозг? У меня нет такого ощущения. Устаю, конечно, особенно если группа не очень сообразительная. Но зато радуюсь, когда они трудные задачи решают! Иногда даже гордость распирает, что сумел научить так, что теперь человек может найти свой интересный и неожиданный подход к решению трудной задачи. Для меня это моменты счастья.

Иван Степанович пожал плечами и задумался.

– Никогда такого не испытывал. Всегда мешали обстоятельства. С детства я очень любил музыку. Её тогда постоянно по радио передавали. Но у родителей не было средств, чтобы отвести меня в музыкальную школу. Им даже прокормить меня трудно было – отдали в Суворовское, там воспитанников и кормили, и одевали, и учили. Потом я в артиллерийское училище попал. Хотел в военно-музыкальное, но не взяли, потому что не знал нот и не играл ни на одном инструменте. Зато в артиллерийском увлёкся физикой и математикой, которые впоследствии и стали моей профессией.

Распределили в воинскую часть в ГДР. Но по складу характера я в военные не гожусь. Приложил все усилия, чтобы поскорее демобилизовали. Вернулся в Москву, поступил в МИФИ на вечернее. Днём преподавал математику и физику в школе – нужно было семью содержать, не до музыки. Очень уставал, особенно от детей. Жутко раздражала их невоспитанность.

– А свои дети у вас были? – спросила я.
– Они и сейчас есть, – грустно и как-то отчуждённо сказал он. – Только это не мои дети. У жены всю жизнь любовник, профессор, у которого она училась. Женатый. Мне о нём тёща рассказала, её мать. Только что я мог поделать? Уйти некуда. Двое детей, по документам я их отец. Старая мать, глупая, но любящая меня тёща… Вечерами уходил в свою комнату и слушал музыку, не в силах изменить жизненные обстоятельства.

Мы с мужем переглянулись. Казалось бы, такой большой, сильный и умный человек, а какая несчастливая судьба. Было неудобно, что нечаянно влезли в чужую душу. Так стало его жалко, что оба мы начали соображать, чем ему помочь.

Но мужчина сменил тему, увидев наши сочувствующие лица.

– Зато я, как мне кажется, научился дирижировать!

При этих словах глаза его загорелись, он даже поднялся со скамейки. Стал показывать нам, как устроен оркестр, а мы внимательно слушали, чтобы показать, что нам очень интересно. Хотя оба окончили музыкальную школу и много лет покупаем абонементы в консерваторию. Иван Степанович размахивал руками, что-то пел, подражая то скрипкам, то духовым, то ударным.

– Вы знаете, – произнёс он мечтательно, – мне кажется, что если бы сейчас передо мной посадили оркестр, я бы смог продирижировать любое произведение. Я вот слушаю радио «Орфей», и всё мне знакомо.
– Да, оркестр – несбыточная мечта многих музыкантов, – вздохнул муж.

Иван Степанович, как мне показалось, немного смутился из-за своего минутного откровения, замолчал и включил радио. Звучала сороковая симфония Моцарта.

На следующий день около столовой нашего санатория появились афиши: вечером у Дома культуры выступает Молодёжный симфонический оркестр.

После ужина к нашему корпусу подъехал автобус, из него высыпали молодые ребята с музыкальными инструментами, сразу расчехлили их и заиграли что-то весёлое. Вихрь радостной энергии закружил даже тех, кто равнодушно шёл мимо. С первых нот ребята играли, как говорится, на кураже. Венгерские танцы Брамса, польки и вальсы Штрауса. Всем знакомые мелодии Чайковского, Шостаковича, Паганини, даже Свиридова и Гаврилина сопровождались неизменным громом аплодисментов. Но это ещё не всё! Музыканты, не прекращая играть, перестраивались, танцевали и даже кувыркались. Две молодые девчонки-ведущие еле успевали называть произведения и авторов.

Мы с мужем протиснулись поближе к дирижёрскому пульту и в нескольких метрах от себя увидели Ивана Степановича. На лице его был восторг. Он никого не замечал, глаза сияли, руки поднял так, будто собрался взлететь.

И тут случилось невероятное. Дирижёр, продолжая размахивать палочкой, вдруг полез в карман, вытащил телефон и начал разговаривать. К нему подошла одна из ведущих, он отдал ей палочку, а сам ушёл. Музыканты продолжали играть уже без него.

Зрители быстро поняли, что перед ними разыгрывается спектакль, и радостно зашумели. Девочка всё ещё дирижировала оркестром, но вдруг зазвенел телефон, висевший у неё на шее. Эстафетная дирижёрская палочка перешла к её подруге. А та, когда и её телефон подал сигнал, обратилась к зрителям с просьбой заменить её. Звучала музыка Бизе из «Кармен».
И тут меня осенило.

– Иван Степанович, идите! Вы сможете! – закричала я.

Мы с мужем схватили его за руки и стали подталкивать к оркестру.

– Идите же, другого случая не будет! Это ваш шанс! – кричал мой муж, а Иван Степанович беспомощно улыбался и яростно сопротивлялся.
– Ну что вы! Что я, как дурак! В моём возрасте… Что люди скажут? – упирался он.

Тем временем какой-то парень забрался на дирижёрское место и стал в такт размахивать руками. Толпа разразилась аплодисментами. Музыканты окружили новоявленного дирижёра и маршировали под музыку. Овации и звуки оркестра слились. И тут вернулся настоящий дирижёр с огромной связкой воздушных шаров, которую и вручил своему «ассистенту» в знак благодарности. Публика кричала и аплодировала.

…Через несколько дней я увидела Ивана Степановича на парковой скамейке. Заметив меня, он встал и ушёл в дальнюю аллею. Сутулая спина и медленная походка свидетельствовали о том, что это глубоко несчастный человек. Но мне уже было его не жаль.