В прошлом году слякотной мартовской ночью соседская корова Дунайка благополучно отелилась. Спозаранку соседка Петровна ласково укоряла её в сарае:
– Какая же ты у меня бестолковая, четвёртый год подряд бычков приносишь! Не стыдно? Когда от тебя тёлочки дождусь, а? Наказанье моё.

Дунайка шумно отдувалась, виновато вполголоса мычала – оправдывалась. Мол, так уж вышло, хозяйка, не ругайся. Погляди лучше, какого я тебе сынка родила – богатырь! Телёнок и впрямь уродился крупнее обычного, весом под полсотни килограммов и с завидным аппетитом. К четырём месяцам он весил уже 170 кило и тогда же, в июне, Петровна впервые выпустила его попастись на луг вместе с мамой Дунайкой. А луг начинается аккурат за нашим участком, огороженным рабицей. Замечу попутно, что бычка Петровна, по обыкновению, в очередной раз окрестила Сынком.

В тот вечер мы с женой, нахлопотавшись по хозяйству, пили в беседке чай с хворостом. Наш старикан бульмастиф Ероша растянулся под столом. Ротвейлер Макарыч, с утра нёсший многотрудную службу по охране участка, решил вздремнуть в тени старой груши-дички у рабицы. Улёгся он задницей к лугу. Умаялся за день, сердешный, да так, что скоро стал похрапывать.

Бычок как привязанный ходил за коровой по лугу, пощипывая траву. Однако незнакомый звук – храп Макарыча – его озадачил. Отвлёкшись от мамани, Сынок подошёл к рабице и с минуту обалдело разглядывал ротвейлера. С сопением втягивал воздух, принюхиваясь к незнакомому запаху. Наконец издал короткое удивлённое «му».

Макарыч вскочил как ошпаренный. Спросонья, не разобравшись в ситуации, на всякий случай разразился заполошным басовитым лаем. Потом увидел странное создание за рабицей, ощетинился и осторожно придвинулся поближе. Бычок энергично забил себя хвостом по бокам. Склонил голову вправо-влево и вдруг азартно скакнул вбок, явно приглашая поиграть. Макарыч взвизгнул от восторга, принял вызов и повторил прыжок Сынка. Телёнок издал трубный клич, ротвейлер в ответ гавкнул так оглушительно, что теперь подпрыгнули и мы с женой, и бульмастиф Ероша.

Тут началась потеха – форменное родео! Даже меланхоличная Дунайка подошла поближе, и Петровна вышла на шум, чтобы посмотреть, как эта парочка сходит с ума. Через полчаса корову с Сынком загнали в сарай, а Макарыч до поздних сумерек проторчал у рабицы, ожидая нового приятеля.

Надо ли говорить, что с утра, проигнорировав завтрак, ротвейлер первым делом ломанулся к рабице. Но до обеда телёнок на лугу не появился – Петровна уехала по делам в райцентр. Макарыч для проформы пробежался вдоль забора, невнимательно проинспектировал участок, облегчился и уселся у рабицы – ждать Сынка.

Петровна уговорила нас выпустить пса на луг. Часа полтора эта парочка играла в попрыгушки, догонялки и прятки в высокой траве, пока не уморилась. Улеглись они отдохнуть бок о бок, Сынок в знак обожания положил на спину другу свою богатырскую башку. От нестерпимой нагрузки глаза у Макарыча полезли из орбит, он по-змеиному выполз из-под этой тяжести, извиняясь, лизнул телёнка в нос и пристроился подремать чуть поодаль.

В хозяйстве у нас около восьмидесяти кур. На редкость, доложу вам, бестолковые птицы. Загонять их вечером в сарай – сущее наказание. Пока пару затолкаешь в лаз, остальные разбегаются, заразы, по всему участку. Однажды жена в отчаянии призвала на помощь Макарыча. Крикнула: «Загоняй!» – и очертила рукой полукруг: мол, заходи курам с тылу. Ротвейлер уяснил задачу с первого раза. Птицы с возмущённым кудахтаньем наперегонки забились в сарай, и с того дня это стало ещё одной обязанностью нашего пса, которую он выполнял с удовольствием.

В километре от деревни проходит асфальтовая дорога местного значения. Движение по ней довольно оживлённое, особенно в выходные. Мы с женой пошли на родник за водой, прихватив собак. А на поле как раз паслись Дунайка с Сынком, Петровна сидела на раскладном стульчике, читала любовный роман. На обратном пути мы остановились, чтобы Макарыч с телёнком поиграл. День стоял воскресный, в лесу полно охотников. Кто-то из них совсем близко, чуть ли не на опушке, громко пальнул. Мы и ухом не повели, дело-то привычное, но у Сынка сорвало крышу.

Ополоумев, он помчался почему-то прямо на дорогу, по которой вереницей неслись фуры. Петровна только беззвучно открывала и закрывала рот, я в ужасе зажмурился. Одна жена не растерялась, крикнула Макарычу: «Загоняй!» – и ротвейлер помчался за Сынком, заходя сбоку. Бранясь во всё собачье горло, пёс буквально в нескольких метрах от дороги развернул телёнка в обратную сторону.

Вечером Петровна в знак благодарности принесла нашему «пастуху» гору свежих мясистых обрезков.

К октябрю бычок заматерел, стал показывать норов. Какое-то время Петровне ещё удавалось по вечерам бичом загонять его в сарай. Пока однажды разъярённый Сынок не кинулся на хозяйку так, что Петровна еле ноги унесла. На помощь призвали Макарыча: «Загоняй!» Но и с ним бычок был нелюбезен – склонил для атаки могучую голову, пучил налитые кровью глазищи, мычал угрожающе, бил копытом.

Однако Макарыч парень умный и вёрткий. Поскакав вокруг да около, быстро оказался в тылу у неповоротливого дуболома и пребольно тяпнул его за ляжку. Некоторое время Сынок пытался дать сдачи, но проворный пёс каждый раз оказывался сзади и упорно пробовал филейные части приятеля на зуб. Наконец бычок сдался и, направляемый ротвейлером, засеменил в сарай.

На этом их дружба, понятное дело, закончилась. Каждый вечер, загнав птицу в курятник, Макарыч выбегал на луг, и Сынок, не дожидаясь направляющих укусов, покорно брёл в стойло.

В ноябре выпал снег, Петровна перестала выпускать на волю Дунайку и бычка. Макарыч всё-таки скучал по приятелю. Иногда подолгу стоял у рабицы, принюхивался, грустно смотрел на соседский сарай. В декабре, под Новый год, бычка забили на мясо. Обрезки Петровна принесла нашим собакам. Макарыч – тот ещё любитель набить брюхо, но к обрезкам не притронулся, всё досталось Ероше.

В нынешнем марте Дунайка принесла долгожданную тёлочку. Макарыч был в курсе, что у Петровны прибавление в хозяйстве. Он подолгу сидел у рабицы, а когда слышал нежное мычание из соседского сарая, усиленно вилял хвостом и поскуливал. Невдомёк парню, что тёлки – народ особый. У них одно на уме: налопавшись разнотравья, лежать на пахучем лугу и в полудрёме мечтать о могучем женихе с килограммовым кольцом в носу. А догонялки с мелкими ротвейлерами их не интересуют, нет.