СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Мелочи жизни Прямой наследник богатого китайца
Прямой наследник богатого китайца
29.11.2016 16:49
Сразу открываем огонь на поражение

Прямой наследник богатого китайца«Хочу рассказать вам о жизни моего деда, а вы уж сами решите, насколько это интересно. У меня нет писательских талантов» – так начиналось письмо ко мне от женщины по имени Татьяна, с русской фамилией. Но, взглянув на её лицо и тёмные волосы на фотографии, я подумал: «Однако похожа!»

Как там у Блока: «Да, скифы мы…» Или у Бонапарта: «Копните любого русского  – и найдёте татарина». А ещё говорят, что к 2050 году половину россиян составят китайцы.

Мне для творчества вполне хватает опыта собственной жизни, но эта история меня потрясла. И только ли сюжетом?

«Мой дед был младшим сыном китайского землевладельца, – писала Татьяна, – и по китайским законам именно он должен был унаследовать землю и имущество отца. Звали деда Хоу Душань. В детстве он испытал сильнейшее нервное потрясение: поздним вечером шёл домой через кладбище, и за ним погналась сумасшедшая женщина. Она жила на погосте с тех пор, как потеряла ребёнка, и гонялась за каждым прохожим, а дед этого не знал. Убежав от сумасшедшей, он на целый месяц лишился речи.

Старшие братья завидовали ему как прямому наследнику и сговорились после смерти отца убить. Узнав об этом, Хоу Душань в 16 лет сбежал из дому. Что он мог противопоставить четверым взрослым мужикам?

Перспективы пугали. Точнее, их просто не было. До старости скитаться по стране, нанимаясь батраком за чашку риса, жить где попало, без шансов завести семью, иметь свой дом?

Кто-то подсказал бежать в Советскую Россию. Многие китайцы так и делали. Однако с нарушителями границы тогда не церемонились: обнаружив – без предупреждения открывали огонь на поражение. Тем не менее дед решился, примкнул к группе беженцев, которые концентрировались в лесу на берегу пограничной реки.

Войдя в воду, беженцы взялись за руки, растянувшись в длинную шеренгу, чтобы держаться вместе. Когда река накрыла их с головой, вода закипела и дед не сразу понял, что это бульканье и шлёпанье – смертельный пулемётный свинец. Руки товарищей слева и справа неожиданно ослабли. Оставшись один, дед нырнул и поплыл вперед, на российский берег.

Выбравшись из воды, скрылся в спасительном лесу и долго лежал на спине, глотая воздух. Никого из товарищей по несчастью он больше не видел».

Всё сказанное о дедушке-китайце Татьяна помнит от отца. Дед умер, когда маленькой Тане было два годика, а недавно ушёл из жизни и отец. Теперь Татьяне очень хочется узнать о дедушке подробнее, но поздно – некого расспрашивать. Отец рассказывал, что родилась она после войны маленькой и слабенькой. А дед был жестоким человеком – за малейшую провинность и нарушение установленного им же семейного уклада поколачивал домашних. Но маленькую Таню не бил: когда родилась, взял на руки, подержал и молвил: «Ну, что теперь поделаешь? Девочка так девочка…»

Смысл этих слов Таня поняла, повзрослев. Китайцы не признают в женщине наличия души. Например, если родились три сына и две дочери, то на вопрос, сколько у него детей, настоящий китаец ответит, что трое. Девки не в счёт.
Как удалось деду легализоваться в России, получить паспорт на имя Николая Васильева и во время Отечественной войны призваться в Красную армию, Татьяна не представляет. Знает только, что среднее образование Коля Васильев получил, русским языком владел хорошо, вот только вместо «я» до смерти говорил «моя».

В Красной армии китаец Коля неожиданно продвинулся: попал в диверсионную группу, был награждён орденом Красной Звезды, а вскоре и вовсе стал командиром роты.

Подразделению Коли доверили непростое дело – чистить прифронтовые леса от дезертиров, бандитов и диверсантов. Это была самая настоящая партизанская война – жестокая, грязная, изощрённая. Отряд воевал в собственных тылах фактически без поддержки, на самовыживании. Постоянно приходилось принимать суровые нестандартные решения.

Командир-китаец нравился вышестоящему начальству решительностью, храбростью, феноменальной памятью, умом и способностью налаживать быт в своём подразделении. Однажды в штабе за удачную операцию Коле подарили двух живых поросят – так он решил их не съесть, а вырастить. И через год у его солдат всегда было свежее мясо.

Ежедневное хождение под смертью, партизанская война без фронтовых правил порождали жестокость, а стресс бойцы снимали спиртом и даже наркотиками – в основном растительного происхождения. Дед подсел на них основательно.
Завёлся у них в отряде и каннибал: убивая бандитов и диверсантов, он вскрывал им грудную клетку, доставал и поедал ещё тёплое сердце. Другим тоже предлагал попробовать, в том числе и деду. Потом за этим человеком приехали особисты и увезли. Деда не тронули.

Сразу после войны Коле предложили ответственную должность в НКВД. Спустя годы он рассказывал сыну, что и соглашаться, и отказываться было одинаково опасно – и он ушёл в длительный алкогольный и наркотический загул. За ним приезжали несколько раз, но, видя его состояние, оставили в покое и вскоре демобилизовали.

После войны Коля женился – и тоже (чудны дела Твои, Господи!) на китаянке, да ещё родившейся в Ленинграде. У молодых родился сын Станислав, можно сказать, чистокровный китаец, который впоследствии женился на русской женщине. От этого брака Татьяна и родилась. А ещё у жены деда было два сына от первого брака, эти мальчики носили армянские (!) имена.

Работать дед стал старьёвщиком, скупал по деревням всякие старые вещи и продавал их потом в городе на рынке. На что скупал? На самодельные карамельки – петушки на палочке. Чтобы делать эти леденцы, жена и дочь вставали ежедневно в пять утра.

Отец Татьяны со сводным братом Ашотом с малых лет пасли овец, дежурили на пастбище круглосуточно неделю подряд, потом неделю отдыхали и снова дежурили. Из еды мальчикам выдавали только муку, из которой они варили тюрю и ели. Когда удавалось поймать сурка, готовили мясной суп, и это было шикарно.

«В пятилетнем возрасте отец перенёс менингит в очень тяжёлой форме. Когда стал поправляться, дед принёс ему в больницу первую в жизни игрушку – яркого резинового петушка. Папа поставил петушка на подоконник, смотрел на него и не мог насмотреться. Здоровье его восстанавливалось целый год, и как знать, чем бы всё закончилось, если бы дед не разыскал старого опытного врача, чуть ли не профессора, который и вылечил мальчика.

До конца своих дней дед был жестоким и принципиальным человеком. Дома ввёл особый, военный уклад жизни и постоянно поколачивал жену и сына с невесткой. Бил безжалостно, крепко. Первая его мысль всегда была о дозе».

При этом дед ходил в опрятной военной форме без погон, выглаженной и всегда застёгнутой на все пуговицы. От него осталась лишь пара фотографий, с которых поджарый, упакованный в китель азиат смотрит пристальным, буравящим взглядом.

Дед часто помогал соседям: ходил в сельсовет договариваться – кому дрова привезти, кому выхлопотать ремонт, кого переселить в лучшие условия. Легко находил общий язык с любыми людьми. В старости он уже не мог колоться и выпивать, как раньше, пил только китайский опиумный напиток таян.

Отец не раз говорил Татьяне, что у неё дедов характер. А многие люди отмечали её тяжёлый дедов взгляд, который далеко не все выдерживали. И ещё у Татьяны такое ощущение, что она видела войну его глазами.

«У моего отца русское имя, – говорит она. – Меня крестили в православной церкви, в душе я ощущаю себя русской, но отражение в зеркале, память о деде и раскосые глаза моего сына напоминают, что я из Поднебесной. Иногда сравниваю, как жили мой дед и отец и как живут люди сейчас, и хочется рассказать современникам, как же они счастливы. Но многие считают по-другому».

Владимир ГУД,
Санкт-Петербург
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №47, ноябрь 2016 года