Ты тоже сделаешь мне больно?
11.12.2016 21:18
Добрых людей он до сих пор не встречал

Ты тоже сделаешь мне больно?Недавно перебирала старые фотографии – отец попросил привезти все мои снимки детских лет и более поздние. Нашла среди них фотографию, где мне лет 17. Весна, я сижу на старом колодце, а у меня на коленях передние лапы и морда пса Ворчуна. Он красивый, рыжий, с большими тёмными лапами, уши торчком, шикарный хвост кренделем, на морде родинка и вечная ухмылка.

История его появления не так уж банальна, но для наших мест неудивительна. А всё потому, что в конце осени разлюбезные дачники, закрывая дома на зиму, избавляются от надоевших животных «оригинальным» способом – просто оставляют их в близлежащих деревнях. В одной из них я жила с мамой и сестрой. Мы тогда снимали домик на улице возле леса, она так и называется – Лесная. Бывало, у нас одновременно обитали 13 кошек и 6 собак. Некоторых мы пристраивали в город, некоторые умирали, так и не выздоровев, переохладившись на улице, – как правило, маленькие котята. А некоторые до сих пор живут у нас или наших родственников. Вот только Ворчуна нет.

А нашла я его в лесу. Поздней осенью, уже в конце октября, пошла в лес на разведку, поискать зимних опят. Они часто появляются после того, как отойдут осенние грибы, им даже небольшой мороз не страшен. Пошла одна, с корзинкой, термосом и парой бутербродов. Иду не торопясь, швыряю листья палкой, периодически наклоняюсь за опятами. И слышу странный звук, что-то среднее между воем и хрипом. А надо сказать, деревенька моя находится в середине заповедника, и волки в наших лесах совсем не редкость.

Но в 16 лет всё нипочём, самый сильный страх в этом возрасте испытываешь, опаздывая домой к определённому часу после прогулок. Так что тогда, не особо испугавшись, я стала искать источник странного звука. Через несколько метров нашла щенка, привязанного к дереву капроновой верёвкой. Он настолько в ней запутался, что не мог даже повернуться. Пасть была в земле и опилках (видно, кусал корни), потрескалась так, что местами кровоточила.

Но едва я попыталась его отвязать, щенок цапнул меня, да так сильно, что прокусил перемычку между пальцами. То ли озверел от отчаяния, то ли испугался, что я тоже сделаю ему больно. Пришлось снять с себя куртку и кое-как замотать в неё морду этого зверюги, чтобы перерезать верёвку.

Потом уложила его на землю, осмотрела лапы и туловище. Щенок верещал как резаный, невзирая на мой спокойный тон и увещевания. Ни переломов, ни ран я не нашла, даже блох не заметила. Только очень худой был. И потащила я это скулившее и вывшее чудовище домой.

Знаете, когда бродишь по лесу, занимаясь тихой охотой, то даже несколько километров кажутся небольшой прогулкой. Но я несла вырывавшийся свёрток, подмоченный от страха: как его ни пристраивай, всё равно мокрый бок тебе обеспечен. Поэтому какой-то несчастный километр по лесу через овражки показался мне нескончаемым.

Кое-как добрались до дома. Во дворе я вытряхнула это чудо из куртки и, пока щенок не очухался, запихнула его в старую будку и закрыла вход доской. Выслушала от него много нелестных выражений, но пререкаться не стала, пошла в дом за едой. Налила в миску тёплого козьего молока, накрошила хлеба и, потолще обмотав руку тряпками, пошла кормить щенка.

Он продолжал ругаться, ворчать и фыркать. Поставив миску с едой у будки и отойдя на расстояние, я быстро сняла доску, освободив вход, и запрыгнула на крыльцо. В будке резко замолчали, потом послышалось глухое ворчание, но выходить оттуда никто и не собирался.

Я не стала уговаривать, сделала вид, что ушла, и скрылась из поля зрения. В течение нескольких минут ворчание то затихало, то к нему прибавлялся скулёж. Наконец показался нос, потом глаза и уши, потом и туловище наполовину. Этого было достаточно, чтобы достать до миски.

Как он ел! Со стоном, рычанием, ворчанием, глотая молоко и хлеб одним махом. Я не выдержала и рассмеялась:
– Ну ты и ворчун!

Щенок мгновенно метнулся обратно в будку и уже оттуда высказал всё, что он думает о людях, которые мешают есть. Оставила его в покое, больше не подглядывала. Когда через час вышла из дома, миска была пуста и вылизана насухо.

Несколько дней я кормила щенка под аккомпанемент его ворчания. Первое время он отказывался есть в моём присутствии. Потом ему надоело ждать, когда я уйду, а может, он уже смирился и привык. Но ворчать не переставал, а стоило мне с ним заговорить, начинал глухо рычать. Привыкнув, уже не обращал внимания на мой голос, только ушами шевелил. Однако когда я пыталась его погладить, шарахался и рычал. В конце концов я оставила попытки дотронуться до щенка, просто кормила и разговаривала с ним.

Он стал откликаться на шутливую кличку Ворчун, хотя мама упорно называла его Дозором.

Прошёл примерно месяц, уже выпал снег, и я, жалея щенка, решила постелить ему в будку солому и старое одеяло, а саму будку утеплить кусками рубероида. Но как это сделать, если он залезал туда, как только кто-нибудь из людей выходил во двор? Решила просто вытащить его и на время запереть в сарае. Но пёс не оценил моего порыва и, пока тащила его за шкирку из будки, чуть не укусил меня за лицо.

На такую чёрную неблагодарность я серьёзно обиделась и даже заплакала. Сидя на холодной земле, рыдала навзрыд, с икотой и причитаниями. Ругала щенка и долго выговаривала, какой он засранец. Но что удивительно, в ответ была тишина. Под конец я выдохлась, слёзы уже не лились потоком, но икота не проходила. И щенок вышел из будки, по-пластунски подполз ко мне и, скуля, сунул свою голову мне под руки. Дескать, хочешь – бей, хочешь – жалей.

Я же, не веря своим глазам, сначала осторожно, потом смелее погладила его. И Ворчун тоже сначала сжался от прикосновения, потом немного расслабился. Так и сидели мы в обнимку, пока у меня не затекла нога и я вконец не замёрзла.

Не скажу, что с этого дня он безоговорочно стал доверять мне, но лёд тронулся. Его даже и дрессировать особо не нужно было, понимал малейшую интонацию. Пёс вырос умный, воспитанный, получился отличный сторож. За грибами и ягодами я брала его без боязни, что далеко убежит. Его преданность была безграничной.

А через несколько лет я уехала в город учиться, изредка приезжала на выходные. Ворчун встречал каждый автобус, мама его даже на цепь сажала, всё боялась, что под машину попадёт, пока на остановку бегает. Но погиб он по-другому.

У нас есть родственница, которая частенько выпивает. А Ворчун всегда не любил пьяных, и едва эта женщина подходила к нашему дому, кидался на неё с лаем и не пускал, хотя ни разу не укусил. В итоге ей это так надоело, что она кинула ему кусок сырого мяса, начинённый битым стеклом.

Больше я собак не заводила. У мамы в деревне, конечно, есть псы на цепи. Но то ли от того, что ими особо не занимаются, то ли сравнение с Ворчуном идёт не в их пользу, но они всегда казались мне какими-то глуповатыми и ненадёжными. Да и мама всегда вспоминает Ворчуна с теплом.

Надеюсь, что у меня когда-нибудь будет свой дом, я обязательно найду такого же ворчливого щенка и назову его Ворчуном.

Из письма О.П.
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №49, декабрь 2016 года