– Александр, почему вы решили поддержать проект фонда «Подари жизнь» и торговой сети «Азбука вкуса»?
– Я понимаю, что такое благотворительность в нашей стране. К сожалению, для многих она становится способом заработка, ремеслом, а не добрым делом. Далеко не все средства, которые люди искренне жертвуют, доходят до адресатов. Чулпан Хаматовой, Дине Корзун и их фонду я верю на двести процентов, потому что знаю, как добросовестно они относятся к своему делу. Поэтому отказаться от участия в мероприятии просто не мог. Хотя благотворительность – штука интимная. Как говорится, левая рука не должна знать, что делает правая. Но в данном случае я понимаю, что привлечение известных людей к проекту – это возможность рассказать об акции тем, кто хочет и может помочь.

– Как вы отмечали Новый год?
– Встретили его дома, потому что жена на сносях. И в прошлом году тоже никуда не ездили, новогодние праздники – это всё-таки дом, семья, ближайшее окружение. В этом году у нас родилась новая традиция: я почти достроил загородный дом, и перед входной дверью мы посадили ёлку, она уже сейчас три-четыре метра в высоту. Так что теперь будем её наряжать на праздники. А вот в моём детстве в семье не было принято ставить живую ёлку, у нас была такая советская, пластмассовая, напоминающая конструктор. Но тем не менее её обрызгивали хвойным дезодорантом, чтобы пахла, и вешали мишуру, которую всё норовил съесть кот. И это тоже было традицией: мы каждый год спасали кота от мишуры.

– По внешнему впечатлению вас трудно назвать человеком традиционного уклада. Однако мне кажется, что традиции имеют для вас значение.
– Традиции – вещь живая, они у меня в семье постоянно меняются. После стольких переездов и смены образа жизни никаких особых ритуалов не осталось. Единственная традиция – это пытаться поймать то самое новогоднее настроение из детства, которое раньше выдавалось сразу и бесплатно. Сейчас это всё, как в том анекдоте: даже самые красивые игрушки не радуют. Поэтому Новый год для меня – это погоня за настроением. А достичь его можно ритуально: ёлка, оливье и близкие люди за столом.

– Когда жили в Америке, тоже праздновали Новый год по-нашему?
– Да, конечно. Там тоже существуют свои традиции, связанные с ёлками. Рождество у них двадцать пятого декабря. А ёлка стоила восемьдесят долларов – на эти деньги семья могла питаться неделю. Но нам было хорошо, потому что двадцать шестого декабря ёлки уже никто не покупал, а мы западное Рождество не праздновали. Приходили на базарчик двадцать шестого утром, пока ёлки еще не увезли на свалку, давали доллар и забирали у замёрзшего торговца-латиноамериканца самую пушистую и самую красивую из тех, что у него остались.



– Вы и в детстве были таким серьёзным? В Деда Мороза верили?
– Я всегда был серьёзным затейником. В Деда Мороза верил до тех пор, пока сам не стал его изображать. Я занимался в театральной студии и подрабатывал Дедом Морозом на утренниках, а ещё ходил по вызовам: друзья приглашали меня, чтобы я поздравил их младших братьев и сестёр. И вот один раз серьёзно «попал». У европейцев Санта-Клаус попадает в дом через камин, однако в советские времена камина ни у кого не было. И всё же надо было как-то обыграть моё появление. Пока ребёнка отвлекали, я тихонько прошёл на балкон. Когда его привели в комнату, балконная дверь распахнулась и я появился вместе со стужей. Но ведь потом надо было как-то уйти! Очевидно, тем же путём – через балкон. Как семья моего друга ни отвлекала малыша, он не сдавался и всё хотел посмотреть, как же Дед Мороз будет улетать. Пришлось очень долго простоять на балконе, делая вид, что взлетаю.

– Вы любите смотреть телевизор?
– Я очень люблю смотреть телевизор, особенно лёжа. Но делать это лёжа получается крайне редко. Поэтому чаще всего я смотрю его на кухне, когда выхожу покурить или попить кофе. Разумеется, при этом я являюсь обычным зрителем, внутренний критик во мне редко включается. За исключением тех случаев, когда кто-нибудь из знакомых просит оценить новую работу, дать комментарий. Тогда да – туши свет, бей по выключателю. Тут я становлюсь крайне придирчивым. А так я очень люблю все эти плохие сериалы, детективы, спортивные передачи, новости. В общем, весь джентльменский набор.

– А в проекте «Голос» почему решили принять участие?
– Ну, это была шутка, меня попросило высокое начальство проекта. Я очень тщательно подготовился и даже сделал русский перевод песни, которую должен был исполнять – правда, получилось не совсем прилично. (Имеется в виду мрачная песня Горана Бреговича «В катафалке» (In the Deathcar). – Ред.) Но по-русски мне петь не дали, сказали – сразу узнают по тембру. Суть же была в том, чтобы меня не раскусили. И это получилось, шутка удалась. Но было бы ещё круче, если бы кто-нибудь из наставников ко мне повернулся. Вот тогда бы уже я пошутил над начальством – обязательно продолжил бы участвовать в конкурсе, правила игры это разрешают. Ну вылетел бы в следующем туре, ну и что? А может, и не вылетел бы. Это было бы интересно.

– Какие остались впечатления? Признайтесь, волновались перед выходом на сцену?
– Признаюсь, волновался… Я теперь понимаю, каково ребятам, которые выходят на эту сцену. Мне-то ничего не надо, я взрослый человек, пение не является моей профессией или увлечением, я пришёл пошутить. Но даже меня настигло давно забытое волнение. А что же творится с ними? Их наверняка просто колотит, а надо собраться и не сделать ни одной ошибки. Это было очень увлекательно, добавило немного адреналина в мои будни.

– Александр, ваши родители – люди с необычной судьбой. Отец – поэт и художник Гарри Гордон, мама – медработник и очень неординарная женщина. Кто больше повлиял на ваш характер, кто вас воспитывал?
– Я полагаю, что я – это и папа, и мама. Ибо убеждён, что пятьдесят процентов того, что есть в характере человека, – это генетика. Остальные пятьдесят процентов – это воспитание, а воспитывала меня бабушка, чему я очень рад. Некоторое влияние оказали, конечно, друзья и какие-то ранние неожиданные встречи. У меня было огромное количество дядей, некоторые из них весьма выдающиеся персонажи, общение с ними оказало сильное влияние на подростка. Поэтому влияли всем гуртом.

– Если пятьдесят процентов характера – это генетика, в своих детях себя уже узнаёте?
– Да. В старшей дочери просто невозможно не узнать, её характер уже сложился, поэтому сходство очень заметно. Любой наш диалог заканчивается фразами: «Ну папа!..» – «Ну Аня!..» Договориться очень сложно. Понятно, что она такая же упёртая, как и я. Ну и в младших это тоже присутствует. В Сашеньке – в меньшей степени, она всё-таки девочка, а вот младшему Саньку даже говорить ничего не надо, характер налицо. Лично я даже ругать его не могу, потому что узнаю себя. Смотрю и думаю: «Господи, такой же вредный растёт».

– Какие таланты замечаете в детях?
– Они артистичные. Склонность к обезьянничанью есть у всех, это сразу видно.



– С первого взгляда вы производите впечатление очень спокойного и уравновешенного человека. А чем вас можно разгневать? В гневе вы страшны?
– Разозлить меня, конечно, можно, я же человек. Но лучше этого не делать. (Смеётся.)

– Как снимаете стресс? Вы не раз говорили, что очень помогают рыбалка и поход по грибы.
– Это мои увлечения, скажем так. Я люблю ходить за грибами, но это сложно назвать хобби или терапией – скорее сезонное увлечение. Рыбалкой я увлекался, и сильно, но в последнее время стал остывать. Сейчас рыбачу крайне редко, потому что рыба стала гораздо изворотливее, хитрее и мельче, а количество рыбаков на квадратный километр возросло в несколько раз. Глушить рыбу динамитом или ловить сетью я не привык. А ещё я как-то подсчитал, во сколько обходится килограмм окуня обычному рыбаку, который собирается на подмосковный водоём. И понял, что это самая дорогая рыба в мире! Ведь надо купить снасти, экипироваться, то да сё – список огромный. Вот и считайте. А я многодетный отец. Так что такого рода увлечения остались в прошлом.

– А готовить рыбу умеете?
– Готовить умею, но не ем. Я её не люблю. Судака люблю на пару или в польском соусе. И если в былые времена ловил рыбу, то отдавал тем, кто любит её больше, чем я. Вот вяленая рыбка – это да! Бывали сезоны, когда по четыреста-пятьсот штук вялил, угощал друзей готовым, а иногда и полуготовым продуктом. Всем очень нравилось.

– Недавно вы сказали, что читать уже давно не любите. А в тот период, когда любили, – кто был вашим любимым писателем?
– Да, я уже давно не читаю нового, в основном перечитываю старое. Чудес очень мало осталось на свете. Если и читаю что-нибудь свежее, то лишь по работе. Кому, кроме меня, могут быть интересны стенограммы заседаний Политбюро с 1986 по 1991 годы? Когда хочу переключиться, перечитываю собрание рассказов Фолкнера. В советское время был издан такой замечательный том в оранжевой суперобложке с портретом Фолкнера. Это то, что мне нравится читать в любое время, и могу всем порекомендовать. Жаль, что эти рассказы не переиздаются. Но прочесть стоит, особенно если вы молоды и не слишком искушены. «Полный поворот кругом» или «Медведь» – от этого просто крышу сносит, в хорошем смысле. В романы пока не лезьте, если понадобится, они вас потом догонят, а вот рассказы рекомендую.

– А всё-таки, кроме стенограмм заседаний Политбюро, что прочли из недавно изданного?
– Я вам расскажу. Можете даже счесть это рекламой, но мне всё равно. Рекомендую с полной уверенностью, вы не будете разочарованы. Это книга моего отца, называется она «Песни Цепоры». Как только вы её откроете, с первых строк поймёте, что это произведение высочайшего качества. Она вышла недавно и сейчас доступна во всех магазинах. У этого романа есть своя история, в некотором смысле в нём есть и часть меня. Когда-то я придумал сюжет – то ли для фильма, то ли для мультфильма – о первом годе жизни Адама и Евы на земле. Потому что в Писании ничего об этом не сказано. Бог их изгоняет из Рая, потом они сразу рожают Каина. А вот что происходило целый год с двумя голыми людьми после того, как они съели яблоко? Им, сосланным на землю, надо было как-то жить, во всём разобраться, всему научиться, постичь законы. Вот я придумал это и забыл. А Гарри Борисович за идею зацепился и сначала написал первую книгу, «Божья тварь», где как раз описал их отношения и первые шаги на земле. Но на этом не остановился. Вторая книга, «Песнь Цепоры», – о том, что случилось после того, как у Адама и Евы родились дети, о грехопадении Каина и убийстве Авеля, о рождении других людей, то есть появлении народов. И написано это так убедительно, что с лёгкостью можно представить: именно так и сложилась дальнейшая судьба прародителей человечества после изгнания из Рая.



– Александр, а вы своей судьбой довольны? Что бы вам хотелось изменить?
– События, которые происходят в жизни, случаются не просто так и являются новыми точками отсчёта. Поэтому думать о том, как всё могло сложиться и чего я мог достичь, – это так же искусственно, как подводить итоги года тридцать первого декабря. Вспоминать неудачи и промахи, обзванивать всех в конце года и требовать с них долги или просить прощения – значит портить себе праздник. А размышлять о том, что я мог бы сделать, но не сделал, – это портить себе целую жизнь. Делать это я точно не буду. (Улыбается.)