Есть у меня две давнишние подруги – Оля Алексеева и Оля Александрова. Знаю их ещё с института. Олю Алексееву мы всем курсом звали Лёха, а Олю Александрову – Саня. Чтобы не путаться. Сами они тоже так друг друга звали. Иногда – «Алексеева» и «Александрова».

Оли очень сильно тогда дружили и сейчас дружат. И хотя Лёха и Саня всегда были девушками симпатичными, добрыми и весёлыми, им обеим долго не везло в личной жизни. Так часто бывает: вроде бы девушки хорошие, а не везёт! Наверное, от доброты и наивности (это, кстати, почти одно и то же).

К ним обеим лип всякий сброд. Знаете, есть такой тип – «мужики-овощи». Живёт себе такой мужик. Спеет, зреет, толстеет, пока не начнёт гнить. Есть работа – ладно, нет – тоже хорошо. Поселится такой «овощ» у какой-нибудь девушки-тёти и живёт, а та его кормит, поит и свято верит, что когда-нибудь всё у них будет хорошо. А жизнь идёт. Бабий век, как известно, короток. Лёха таких мужиков называет «нашейниками» (потому что «на шее сидят»), а Саня – «пассажирами» (типа едет куда везут).

Лёха лет семь маялась с одним «нашейником» по имени Гриша. Тот Гриша был знатный скрипач. И всё, больше ничего не умел. С трудом втыкал вилку в розетку. Хотя в котлету втыкал вилку сразу и метко. Его сначала взяли в один оркестр. Но Гриша любил поспать и регулярно просыпал репетиции. Скрипача выгнали. Потом та же история приключилась с другим оркестром. А затем всё стало тихо. И так – годами.

И вот Лёха ему как-то говорит:
– Ты бы, на худой конец, в переход сходил да поиграл.
– Нет! – возмущался Гриша. – Ты что! Это ниже моего достоинства.

Потом Гриша потихоньку запил. Натерпелась Лёха с Гришей – ужас. В итоге они расстались.

У Сани – почти параллельно с Лёхой – появился аналогичный «пассажир». Правда, не скрипач, а вообще никто. Учился в четырёх институтах и ни одного не окончил. Отчисляли его обычно после первого курса. За всё «пассажир» хватался, от автосервиса до художественной литературы, в смысле писательства. Ноль. Кончилось всё тем же самым, что и у Лёхи, в том же году. Только месяца на два позже.

И вот сели как-то девчата на кухне у Лёхи, обнялись, прорыдались и думают, что же им делать. Обеим уже серьёзно за тридцатник. А «бабу – ягодку опять» ждать ещё очень долго. Да и не факт, что на эту ягодку найдётся именно тот, для кого она росла. Как же быть?

– Наверное, на нас с тобой, Лёха, какая-то порча, – решила Саня. – Не везёт нам с тобой, Алексеева.
– Это точно, Саня, – говорит Лёха. – Без порчи тут явно не обошлось. Точнее, без венчика безбрачия. Надо его как-то снимать. Может, тогда и повезёт нам с тобой, Александрова?
– Будем снимать? – спросила сквозь слёзы пьяненькая Саня.
– Будем, – кивнула пьяненькая наревевшаяся Лёха.

И стали они ходить по всяким московским бабкам. По объявлениям и наводкам разных «знающих» людей. Заговоры, заплёвки, забормотки и так далее. Года два ходили – ничего не получается. Не клюют на заплёвки настоящие мужики.

Совсем отчаялись Санька с Лёхой, уже собирались свернуть свои походы, но однажды им дали один адресок. Сказали: это очень продвинутая московская «заплёвщица», к ней так просто не попасть. Попробуйте. Если уж и она не поможет, тогда никто не поможет.

Пришли Санька с Лёхой к этой тётке. Осмотрела она девах, вздохнула, покачала головой. Но потом оживилась – видимо, что-то вспомнила.

– Вот что, девоньки, – вынесла вердикт заплёвщица. – Вам я помочь не смогу. Стоп, только не реветь! Есть одна очень-очень сильная бабка. Только она живёт не в Москве. Вот она точно всё снимает – и порчу, и любые венчики безбрачия. К ней все ездят. Дать адрес?

– Дать! – закричали хором Саня и Лёха.

Взяли адрес. Тётка на всякий случай предварительно что-то пробормотала над запиской, три раза плюнула. Саня положила записку себе в сумочку. Через пару дней поехали.

В записке было: «Город Александров, адрес такой-то». Ладно. Недалеко: всего-то сто километров от Москвы. Приехали на электричке Санька с Лёхой, ходят по Александрову целый день. Всё обошли в поисках той заветной улицы. Нету! Все александровцы пожимают плечами: не знаем такой улицы. Ей-богу, не помним!

Вечером, наконец, сели утомлённые подруги в московскую электричку. Едут домой грустные, все в неснятой порче. Саня говорит Лёхе:
– Давай этот адрес, Лёха, порвём к чёртовой матери. Может, легче на душе станет. А? Алексеева?
– Давай, – говорит Лёха, – порвём его, Александрова, на фиг!

Лёха достала из своей сумочки бумажку с адресом, печально развернула. Перечитала. И как заржёт!

– Ты чего? – спрашивает Саня.
– Читай сама! – говорит, захлёбываясь от смеха, Лёха.

Та читает: «Алексеевск. Улица такая-то, дом такой-то».

– Ну ты, Александрова, даёшь, – прифигела Лёха. – Хоть бы мне дала записку сначала прочитать. Надо же так проколоться!

Саня тоже ржёт.

– Да, ну и дура я! Вот тебе и заплёвочка. Что ж теперь нам, в Алексеевск этот ехать?

Ни в какой Алексеевск подруги не поехали, но почему-то всю «порчу» у них всего через несколько дней как рукой сняло. Саня познакомилась с нормальным Федей, а Лёха – с нормальным Ваней. Санька с Лёхой даже не поверили: разве такое бывает?

Это было лет пять назад. Сейчас у Саньки и Лёхи уже дети. Дружат семьями. Всё у них хорошо. Без всяких заплёвок. Хотя кто его знает?