Нашей внучке Полинке было десять месяцев. Она вовсю ползала, но ещё не ходила. В тот день бабушка с Полиной мамой и старшей внучкой собрались за покупками, а спавшую в коляске на лоджии Полинку оставили на моё попечение.
– Ты, главное, не волнуйся. Она поела и только что уснула. И спать ей ещё никак не меньше часа. Если проснётся, возьмёшь её из коляски, снимешь комбинезон и чем-нибудь займёшь. На полчаса этого хватит, а тут и мы подъедем.

Сказали и уехали, а мы с Полей остались.

Я посмотрел на будильник. Так, в моём распоряжении целый час. Пошёл к окну, чтобы взглянуть на коляску. Глянул и от неожиданности вздрогнул. Из коляски прямо в мою сторону смотрели два зелёных глаза. Вдобавок девочка сосала соску и делала это так сурово и сосредоточенно, будто это не десятимесячная малышка, а грозный бык, готовящийся к атаке.

В ужасе отпрянув от окна, я стоял, прижавшись спиной к стене, и лихорадочно соображал, что же делать. Для начала решил позвонить дочери. Пригнувшись, чтобы Полинка меня не выследила, осторожно добрался до мобильника и набрал номер.

– Всё пропало! Возвращайтесь, она не спит!
– Орёт?
– Нет. Лежит и сосёт соску.
– Папа, ты не паникуй. Полежит ещё немного и сама уснёт. Если уж раскричится, тогда звони.

Положив трубку, я вернулся к окну и, всячески маскируясь, вновь высунулся, чтобы посмотреть на Полю. Такое впечатление, будто она была уверена, что я сейчас выгляну. Во всяком случае, обнаружила меня безошибочно. И через пять минут снова меня вычислила, и ещё через три. Всякий раз смотрела на меня с интересом, словно гадала: что ещё выкинет этот странный человек с белой бородой?

Боясь, что малышке надоест лежать просто так, без сна, она не выдержит и раскричится, я отправился на лоджию, вынул её из коляски и занёс в комнату. Полинка не плакала. Наверно, каким-то шестым чувством десятимесячная кроха догадалась, что мы с ней – два очень близких друг другу человека.

Я снял с неё тёплый комбинезон и посадил на разложенный диван. И всё ждал, когда она начнёт возмущаться. А Полина, словно ей не нужна никакая мама, и уж тем более бабушка, забавлялась как могла. При этом вовсю улыбалась дедушке.

Наконец девочка устала и, готовая уснуть, легла здесь же, на диване. Я укрыл её пледом и прилёг рядом. Полинка лежала напротив меня и внимательно рассматривала моё лицо. Я приблизил свои глаза близко-близко к её зелёным глазкам, она засмеялась.

Ребёнок, прижавшись ко мне, согрелся и наконец уснул. Я, боясь пошевельнуться и потревожить маленького человека, продолжал лежать рядом.

Потом, уже после того, как наши вернулись с покупками домой, я специально подошёл к зеркалу и стал внимательно рассматривать в нём своё отражение. Не знаю, что Полюня нашла во мне такого смешного. Я бы скорее испугался, а она засмеялась.

Вижу, как рядом со мной в зеркале появляется матушка:
– Всё никак не налюбуешься?
– Скорее пытаюсь понять, почему ты тогда согласилась стать моей женой.
– В юности ты был симпатичный.
– Да? А сейчас уже несимпатичный?

Матушка отвечает дипломатично:
– Сейчас ты слегка изменился.

Изменился? Я стал совсем другим по сравнению с тем, каким был тридцать лет назад. Смотрю на себя в зеркало и на собственном примере вижу подтверждение тому, как опыт прожитой жизни отражается в глазах стариков, на их лицах. Этот опыт далеко не всегда положительный, в нём много и нехорошего. И всё же почему маленький невинный ребёнок меня не испугался, а, напротив, обрадовался, когда я приблизил свои глаза? Поворачиваюсь к жене и, как только что с Полинкой, приблизившись близко-близко к её лицу, смотрю ей в глаза.

Заглянул в них и поразился. Вместо привычного мне лица взрослой женщины увидел глаза ребёнка.

– Ой, какой ты смешной! – восклицает она. – Ну-ка, ну-ка! Никогда ещё не видела тебя таким, – матушка подбирает подходящее слово, – маленьким.

Как необычно. Оказывается, за сединами и многочисленными морщинами прячутся маленькие дети, какими мы были прежде. И малыши видят это. Видят в нас детей и радуются встрече.

Как-то в середине недели мы с матушкой заехали в гости к нашим москвичам, дочери и зятю. Вечером в разговоре дочь посетовала, что завтра ей придётся в одиночку петь литургию в храме, прихожанкой которого она является: все штатные клирошане разболелись, и батюшка просит её выручить.

– Если хочешь, я тебе помогу, – отозвалась матушка.
– А дети? Я же назавтра сняла их с садика. Проснутся и устроят шум.
– А мы им дедушку подсунем. Он большой и тёплый, с ним можно и до обеда проспать.
– А что, это выход, – говорит дочь. И тут же обращается ко мне: – Папа, завтра утром ты придёшь в детскую и подменишь бабушку. Выручишь меня, ладно?

Отвечаю спокойно:
– Ладно, выручу.

А сам уже начинаю волноваться. Сто лет я не спал со своими девчонками. Среди их приоритетов дедушка занимает твёрдое последнее место. Потому, если у них вдруг появляется выбор, с кем они будут спать ночью, то это всегда мама, а в последнее время ещё и бабушка. Кандидатура дедушки не рассматривается даже как вариант. Что они скажут, когда подлог обнаружится? Может, их лучше заранее предупредить?

Утром меня разбудили. Я тихонько пробрался под одеяло, лёг между девчонками и замер в положении «смирно». Спать не решался, боялся захрапеть и потревожить их сон.

Лежал и вспоминал, как в молодости мы с матушкой тоже спали в одной кровати. Было время, она засыпала у меня на плече. Потом перестала. Шея затекала, да и вообще это ужасно неудобно – спать на плече. Время шло, иногда она меня будила и просила не храпеть. Я поворачивался на бок, но всё равно продолжал ей мешать. Утром, мучимый угрызениями совести, просил у неё прощения, обещал больше не храпеть и всё равно храпел. Во сне ловил себя на том, что храплю, и ничего не мог с этим поделать.

Меня никто не прогонял, я сам решил и ушёл спать в другую комнату. Общая кровать теперь была не нужна, вместо неё в каждой из комнат появилось по одному небольшому аккуратному дивану. На каждом помещается только один человек. Другой может лишь встать рядом или присесть в ногах.

Задумаешься, как хитро устроена жизнь. Вот она ещё только начинается. Ты маленький, только что появился на свет. Каждый день к тебе прикасаются мамины руки. Ты спишь рядом с ней и жить без неё не можешь. Потом тебя перекладывают в собственную кроватку и даже переводят в отдельную детскую комнату.

Бывает, ночью тебе одному вдруг становится страшно. Ты выбираешься из своей постельки и бежишь к родителям.

– Мне страшно!

Сам помню, как, уютно устроившись между мамой и папой, ощущая их рядом, переставал бояться и тоже засыпал. Пришло время, и уже наша дочка всё с теми же словами «там такой стъяшный» прибегала из своей комнаты и забиралась в постель к нам с матушкой. И я в свою очередь прижимал к себе её маленькое дрожавшее тельце. Под моей рукой малышка успокаивалась и засыпала. Теперь она уже сама мама двух моих маленьких внучек, рядом с которыми я лежу и гадаю: как они сейчас себя поведут? Согласятся ли с тем, чтобы я имел право лежать рядом?

Когда ты молод, очень важно, чтобы рядом с тобой лежала та, которая хочет родить от тебя ребёнка. Это так естественно, когда она засыпает у тебя на плече. Равнодушное и беспощадное время продолжает своё движение, вместе с ним уходит и молодость. Женщина отказывается засыпать на твоём плече. Оно и понятно, это же очень неудобно, так можно и шею свернуть. Да и вообще спать одному в собственной кровати куда как комфортнее. Ну вот, снова я о том же.

Лежал и всё пытался припомнить, когда последний раз кто-нибудь засыпал рядом со мной. Так и не вспомнил. Зато вспомнил армейские годы. Когда-то в казарме рядом со мной одновременно дрыхло аж сто пятьдесят бойцов. Кстати, никто не храпел.

Удивился, что вообще задался этой темой.

Естественно и незаметно, входя в возраст, человек начинает отдаляться от остальных людей, даже от самых близких. И чем дольше живёт на свете, тем шире становится пространство его одиночества. А желание, чтобы кто-то находился рядом, не исчезает. Желание быть кому-нибудь нужным. Становясь седым, перестаёшь удивляться, что всё чаще останавливаешь взгляд на стариках, подкармливающих голубей или бездомных кошек. Люди, как могут, протестуют, защищаются от накрывающего их одиночества.

Может, потому и мужа с женой принято хоронить вместе, в надежде, что там, за гробом, всё как-нибудь само утрясётся? Наперекор разным семейным дрязгам и неурядицам в землю мы укладываемся рядом. Таково непререкаемое правило. Даже на престижных кладбищах, где каждый свободный сантиметр стоит огромных денег, рядом с одним упокоившимся супругом выделяется бесплатное место и для другого. И оно ждёт.

Когда мы хоронили отца, я увидел, что вокруг полно захоронений с одним общим памятником на две могилы. Фотографии, имена и фамилии, всё как положено. Внимательнее присмотришься, и оказывается, что один из тех, кто радостно улыбается тебе с могильной плиты, всё ещё жив и даже, возможно, здоров.

Смотришь на такой памятник и понимаешь, что тот, кто ещё здесь, внутренне уже настроился и начал путь туда. Смотришь и начинаешь жалеть обоих.

Один-единственный раз за всю свою практику я одновременно отпевал семейную пару, мужа и жену. С ним на работе произошёл несчастный случай, и она целый год самоотверженно ухаживала за супругом. Наконец он умер, а она взяла машину и отправилась хлопотать о похоронах. На светофоре их «догнал» микроавтобус. Все, кто вместе с ней был в машине, отделались синяками, а она скончалась на месте. Их с мужем положили в одну большую общую могилу.
Наверно, никто из них не захотел ждать.

Однажды мы с матушкой летели в Черногорию. В тот год как раз разбился ярославский «Локомотив» полным составом. Поездка была незапланированной, потому билеты брали перед самым вылетом. Мне выписали последний билет в отсеке для обычных пассажиров, а матушке предстояло лететь бизнес-классом. Благо разница в цене оказалась небольшой.

В Домодедове мы вместе прошли таможню и пограничный контроль, а потом нас разделили. Симпатичная девушка в фирменной голубой рубашке, вежливо улыбаясь, пригласила матушку в зал ожидания для важных персон, а мне взмахом руки приказала следовать дальше.

– Это мой муж, – робко заступилась за меня матушка, – и нам бы не хотелось расставаться. Можно мы вместе подождём здесь наш самолёт?

Вежливая девушка оказалась непреклонна.

– Тогда я уйду вместе с ним.
– Это ваше право.

Мы с матушкой шли дальше по коридору, и я представлял: интересно, а как будет там, на Небесах? Вдруг вежливые, но непреклонные ангелы разведут нас по разным залам ожидания? Согласимся ли мы поменять кожаный диванчик для «випов» на холодное железное сиденье ради того, чтобы и в вечности оставаться рядом?

Кто-то уверяет, будто там мы перестанем вспоминать друг о друге. Тогда почему мой отец, девяностолетний старец, перед самой смертью вдруг заплакал:
– Мама, как хорошо, что ты пришла, я по тебе очень скучаю. Сестричка, и ты здесь! Я тебя так люблю.

Бессмысленно жить, если потом забудешь о самом главном.

Первой проснулась Алиса. Ещё в полудрёме, догадавшись, что рядом с ней в кровати лежит явно не мама, а кто-то большой и наверняка очень страшный, она захныкала. Полинка, не открывая глаз и не отрывая головы от подушки, протянула ручонку и похлопала меня по груди. Убедившись, что это не мама и даже не бабушка, сползла на пол и только здесь открыла глазки:
– Дед, ты чего тут? А где мама?

Алиса, сидя на кровати, добавила:
– Или бабушка?

Оказавшись под перекрёстным испытующим взглядом обеих малышек, я, седой солидный дядька, ощутил себя нашкодившим подростком, застуканным за воровством огурцов на чужом огороде.

– Мне бабушка велела. Они с мамой в церковь пошли на службу. Там сегодня петь некому. Вот и попросила её подменить, чтобы, когда вы проснётесь, вам было не страшно.

Оказалось, с дедом не так уж и плохо. Можно, оставаясь в пижамах, до умопомрачения прыгать по дивану, оседлав деда, скакать на кухню и вместо овсянки с утра наесться бутербродов с маслом и колбасой.

Когда мама с бабушкой вернулись после службы домой, то лучшей наградой мне были слова внучек:
– Нам понравилось с дедушкой! Не нужно умываться, и ещё не надо чистить зубы!

Завтра рано утром мне уже уезжать, а вечером матушка просит:
– Дед, иди к ребятишкам, сказку им на ночь почитай.

Прихожу и вижу: Алиса сидит на полу, уткнувшись в айпад, а Полинка уже лежит в кровати, укрывшись одеялом. Беру с полки сборник сказок Андерсена и ложусь на то же место, где лежал утром. Алиса откладывает в сторону айпад и тоже начинает укладываться.

– Вы готовы слушать сказку?
– Да, дедушка, – зевает Полинка. Я чувствую, как она упирается пятками мне в поясницу.

Алиса вся внимание. Начинаю читать сказки, одну за другой. Слышу – Полина засопела, а пятки не убирает, ей так уютнее. Алиса чуть не плачет:
– Дедушка, я никак не засну.
– Давай я тебе спою, хочешь?
– Спой, дедушка.

Затягиваю колыбельную про серого волчка. Слов я почти не знаю, по ходу придумываю что-то своё. Засыпаю, начинаю храпеть, тут же просыпаюсь и снова продолжаю колыбельную. Смотрю на Алису. Она, всё тем же хнычущим голосом:
– Дедушка, ну я никак не засну!
– А давай мы с тобой помолимся. Знаешь, мне ещё мой духовник отец Павел говорил: «Не спится? Начинай читать молитвы».

Алиса улыбается и устраивается поудобнее. Она обхватывает мою руку и прижимается щекой к моей ладони. Закрывает глазки и слушает вечернее правило.

– Как хорошо, дедушка.

Через минуту она засыпает, во сне продолжает сжимать мою руку. Полины ножки всё так же упираются мне в спину. Я же говорил, молитва сближает.

Я лежу рядом со своими девчонками, и я счастлив.