Ты – государственная собственность
19.03.2017 00:00
Чемпион по обниманию и облизыванию

ЧемпионНедавно просматривала новости друзей в социальной сети, внимание привлекла подборка с дрессировочной площадки, где сложный курс выполняет бельгийская овчарка моей коллеги по таможне из Брянска. На фото собака работает безупречно, азартно, показывает прекрасный контакт с напарником. Да, эти собаки умеют работать и быть удивительно ласковыми к хозяевам. Но мой первый опыт службы с такой же собакой был непростым.

Впервые я прочитала о малоизвестных у нас тогда собаках в одном из журналов. В нём подробно описывались все четыре разновидности породы, были их фотографии, комментарии специалистов. Я тогда ещё подумала: как это вышло, что в такой маленькой стране, как Бельгия, умудрились вывести сразу четыре совершенно непохожие разновидности в одной породе? Перечислю их: тервюрен, грюнендаль, лакенуа и малинуа.

Моё внимание привлекла именно малинуа. О такой собаке я прочитала большую статью в другом журнале, известном среди собаководов. Там о малинуа были самые лестные отзывы, её называли сбывшейся мечтой любого кинолога-профессионала. Такая оценка не могла не заинтересовать. Но когда я узнала в клубе собаководства, где взять такую собаку для службы, мне назвали высокую цену. Однако, как известно, кто хочет, тот ищет возможности, а кто не хочет, ищет причины.

Волею судьбы я поменяла работу, став кинологом на таможне, а там создавался новый кинологический отдел, где меня озадачили формированием поголовья питомника служебных собак. Фортуна дала мне все козыри в руки, я искала собак для отдела, а для себя хотела только малинуа. Мне повезло. Когда закупали собак у дрессировщиков сопредельной Белоруссии, я узнала, что в их личном питомнике есть щенки этой породы. Мечта обрела реальные контуры.

Признаюсь, голова шла кругом. Я думала: как же мне повезло-то! Ещё бы, собака из питомника, владельцы – профессиональные дрессировщики. Как показало время, я очень ошиблась в этих милых ребятах. Они дрессировали чужих собак, хорошо помогли нам с подбором поголовья, но совершенно не занимались со своими щенками, выставленными на продажу.

Уже позже, на курсах кинологов таможни, я пришла к выводу, что мне досталась проблемная собака. Каюсь, в те годы была полна здорового азарта и энтузиазма, верила, что смогу исправить ошибки заводчиков. Однако недооценила особенности новой породы.

Не стану называть её настоящую кличку. Для себя я звала её Грендой. Забирали мы собаку в Минске. Сердце было готово выскочить из груди, когда показалась машина, в которой сидела моя мечта. Эта радость, к сожалению, настолько переполняла всё моё существо, что я не стала заострять внимание на странном поведении собаки.

В чём была странность? Гренда с первой минуты общения проявила совершенно неискоренимую особенность, которую в умных книжках называют «синдромом питомника». Если сказать проще, она уже никогда не могла стать собакой, для которой самое главное – хозяин, а среда не важна. Но я в те годы по своей наивности полагала, что любовь и терпение помогут собаке адаптироваться в новой жизни.

Внешне она была очень неординарна, особенно для человека, привыкшего к стандартному образу немецкой овчарки. Гренда – первая малинуа в городе, и в таможне её за глаза называли «наш рыжий шакальчик». А для меня она была самой дорогой и самой красивой: огненно-рыжей, с глубокой чёрной маской на морде, с гордо поставленными ушами, весёлым хвостом и сильным корпусом. Картинка, а не собака. Но для работы важен характер.

У бельгийцев есть одна фирменная штучка: они влюбляются в своих хозяев, готовы зализать до смерти, а ещё обожают обниматься. Ох, как малинуа обнимаются, прижимаясь к хозяину всем корпусом, обвивая его передними лапами и положив голову на грудь! Мне могут возразить, что так делают все крупные собаки, но, поверьте, у малинуа это получается просто виртуозно.

Моя девочка встречала меня в вольере, где бегала по кругу, за два года вытоптав лапами в дощатом полу целую колею. Она умудрялась вычислить мой запах за сотню метров до вольера, вглядывалась вдаль и снова накручивала бесконечные круги. Стоило мне подойти к вольеру и открыть дверь, на меня обрушивался рыжий смерч любви и обожания. Не успевала опомниться, а Гренда уже обняла, облизала, проверила все карманы и пробежала вдоль других вольеров, сообщив всем собакам, что пришла её любимая хозяйка.

В отличие от прежних моих собак, она дрессировалась легко, непринуждённо, схватывала всё на лету. Этим и отличается бельгиец от других пород. Поощрение для Гренды – сама работа и внимание хозяина. Честно признаюсь, я иногда даже не успевала за реакцией этого энерджайзера с хвостом. Гренда умудрялась одновременно выполнять команды общего курса, контролировать работу своих четвероногих коллег и держать под пристальным наблюдением территорию дрессировочного полигона. При этом задания выполняла стремительно, глаз горел в ожидании, что я брошу любимую игрушку для поощрения.

Особенностей породы в то время не знал никто в нашем городе. К нашей общей с Грендой работе было много замечаний и придирок со стороны руководства и коллег по отделу. Но я надеялась на поездку в Подмосковье, на курсы Центрального таможенного управления, поэтому старалась крепче привязать к себе собаку, в меру возможностей социализировала её в городе, она даже жила некоторое время у меня дома.

Гренде, всю жизнь прожившей в вольере, было непросто освоить лестницу подъезда, поездки в транспорте, но особенно её напугали новогодние фейерверки. В остальном с ней было легко, она чудесно сошлась с моей домашней стаей собак и с кошками, сразу приняла моих детей, очень любила спать на кресле или лежать возле меня на ковре. А ещё счастливым открытием для неё стал холодильник, в котором любимая хозяйка, оказывается, хранит всякие вкусности. Помню эти пронзительные тёмные глаза, которые смотрят то на меня, то на холодильник, явно выпрашивая лакомый кусочек. В те новогодние дни мы ходили с ней и сыном кататься на горку, много гуляли, тренировали поиск дома.

Гренде нравилось жить у нас, собака не знала, что её участь – быть государственной собственностью, а я для неё лишь прикреплённый кинолог.

Наконец наступила долгожданная командировка на три месяца в Подмосковье. Нас разместили великолепно, чего не скажешь о наших собаках, которым отвели место в продуваемом ангаре. Собаки мёрзли в небольших клетках, вынуждены были сворачиваться клубком, чтобы согреться. Пришлось подключить всю свою фантазию, чтобы помочь им. В ход шли разные покрывала, коврики, подстилки. Это было похоже на цыганский табор, а не на лагерь служебных собак таможни.

Начались учения. С нашей группой занимались инструкторы милицейского центра, на нас отрабатывались новые методы дрессировки. Гренде понравились ритм и сложности нового курса, она делала успехи, нас хвалили.

А потом случилось непредвиденное – собаки стали заболевать, отказывались от работы и от еды. Гренда была в первой пятёрке заболевших. Оказалось, нас разместили в местности, не благополучной по коронавирусу – коварной болезни собак. Это была эпидемия, которую наше непосредственное руководство сначала не рассмотрело, а потом решило замолчать.

В случае с Грендой имело место не только головотяпство нашего руководства, но и непрофессионализм местного ветврача. Она ввела моей и ещё одной собаке препарат, который чуть не убил их, ведь диагноз был ошибочным. Мы это поняли, когда вывели собак на вечернюю прогулку. Гренде хватило сил только дойти до поля с высокой травой и упасть в неё. В ангар я её уже несла на руках.

С коллегами из других таможен мы вывезли своих уже холодевших собак в Москву. Это так страшно – когда держишь на коленях собаку, она теряет сознание, а ты не можешь ничем помочь и только шепчешь ей на ухо: «Девочка моя, не умирай, скоро приедем, там тебя обязательно спасут». Мы с коллегой из Курска всю ночь сидели со своими любимцами в клинике, а два других кинолога отвозили анализы в круглосуточную лабораторию, чтобы выяснить, чем же больны собаки. Именно благодаря нашей «самодеятельности» был поставлен диагноз и вылечены все остальные собаки.

Но болезнь такого количества собак уже нельзя было скрыть от высокого начальства. Сделали проверку, всех кинологов опрашивали, курсы решили свернуть раньше времени, когда приехал самый главный «собачий папа» – начальник кинологической службы всей таможни России. Нашему региональному руководству надо было найти козлов отпущения, ими оказались я и моя собака. Наш ветспециалист так и сказал: «Лучше бы она сдохла». А на мой вопрос, есть ли у него дома собака, ответил: «Нет и никогда не будет. Я их ненавижу». И как дальше прикажете служить под таким «чутким» руководством?

К моему большому удивлению, едва подлечившись, Гренда снова нашла в себе силы для обучения. Похудевшая и осунувшаяся собака соскучилась по работе, поэтому показывала чудеса. Нагрузки по дрессировке приходилось дозировать.

Конфликт с руководством, стресс от возможности потерять любимую собаку и работу – всё это свалилось на меня так неожиданно, что я заболела сама. Как мы сдавали с Грендой квалификационный экзамен, помню довольно смутно. Собака работала правильно, а вот я, задыхаясь от кашля, не всегда понимала её. Но диплом и лицензию нам выдали.

По возвращении из командировки взяла больничный, все силы бросила на выздоровление, а потом ушла в отпуск. Понадеялась, что наш ветеринар, который был в курсе всех событий, позаботится о Гренде. Но я ошибалась.

В последнюю неделю отпуска моя подруга и коллега вдруг вызвала меня в городскую ветклинику. Боже, какой же я увидела спустя месяц свою милую Рыжулю! Это была только тень моей девочки: шерсть клоками, выпирающие рёбра и потухший взгляд. Спасибо, что подруга, заступив на дежурство в питомнике, обнаружила замёрзшую свежую кровь в её вольере и забила тревогу. Откуда мне тогда было знать, что Гренда стала заложницей почти годовой борьбы московского руководства со мной? Сверху дали команду всеми способами убрать меня из таможни, а моё непосредственное начальство лихо взяло под козырёк.

Не зная об этом, я просто делала своё дело. Снова вытащила собаку из болезни. Она была мне очень благодарна, принимала все лекарства, опять обнималась и лизала лицо и руки. Несмотря на рекомендации ветеринара, её не стали списывать по здоровью, а продолжали придираться ко мне и хронически больной собаке на тренировках, поиске, по службе.

А в сентябре случилось непоправимое: Гренда так обрадовалась моему приходу на работу после очередных курсов повышения квалификации, что  неудачно прыгнула, и у неё случился заворот желудка. Ветврач нашего отдела просто отмахнулся вечером, когда я сказала, что собаку надо везти в клинику. А утром я нашла её в вольере совсем плохой.

Гренда верила, что ей снова помогут люди в белых халатах. Во время операции она, выходя из наркоза, била хвостом и лизала мне руки, чувствовала, что я рядом и сделаю всё, чтобы её спасти. Страшно и горько вспоминать чёрствость и равнодушие коллег на фоне безграничной любви моей собаки.

Ещё живую её принесли ко мне домой, а ночью её верное сердце перестало биться. Как сказали после вскрытия, случилась передозировка наркоза.

Гренда прожила короткую жизнь, став для меня очень близким, хотя и непростым напарником. Она так яростно защищала меня на белорусской границе, что многие таможенники до сих пор вспоминают моего Рыжика. Это было верное, весёлое и любящее существо. Конечно, она не была эталоном бельгийской овчарки на службе, но в этом не её и не моя вина. Никто не может отменить в этой истории человеческий фактор.

«Малиновая собака», моя «малина», как я иногда её называла, всегда рядом – на фото в альбоме, в моей памяти. Бегай по радуге здоровой и весёлой, Гренда, мы с тобой ещё обязательно встретимся!

Из письма Татьяны Кошелевой,
г. Смоленск
Фото из личного архив

Опубликовано в №11, март 2017 года