Не все, правда, ходили в церковь, стояли всенощную, святили куличи и яйца. Но традицию поддерживали и чтили. К «святой», как говорила моя мама, в деревне обязательно белили хату, в городе делали генеральную уборку, подметали углы, мыли окна, стирали шторы.

Яйца красили и пекли куличи даже в семьях коммунистов-безбожников. В партии я не состояла, муж тоже, сын только в пионерах успел побывать – словом, семья беспартийная, несознательная. Вот и я собралась на очередную Пасху испечь кулич – по маминому рецепту. Замесила ранним утром тесто, а сама отправилась на работу, в школу, – в субботу у меня было всего лишь два урока.

Но тут внезапно объявили субботник, чтобы граждане, в том числе, подрастающее поколение, совершали коллективные трудовые подвиги, а не готовились к «враждебному» празднику. Вечером по телевидению, отвлекая молодёжь, собирались транслировать итальянскую эстраду. Я какое-то время жила в старом доме, аккурат напротив красавца-собора XVIII века, работы мастеров школы Растрелли. Так окрестная молодёжь, пренебрегая заманчивыми телеконцертами, сбегалась смотреть крестный ход. Ребята влезали повыше, кто куда мог, чтобы лучше видеть скрываемое от нас торжественное Пасхальное шествие.

Итак, субботник. Работаем в парке, но тесто пора обмять. Уйдёт через края квашни – не соберу. Или перестоит, тоже плохо. Смотрю – десятый класс, в котором учился мой сын, уже закончил уборку, а шестиклассники, у которых я классная, всё ещё копаются. Подзываю сына и даю ему наставление: чисто вымытыми руками обмять тесто, а когда снова поднимется – ещё раз.

– Смотри, чтобы не убежало через край, – предупредила вдогонку.

Наконец, освободившись, несусь на всех парах домой, влетаю в кухню и вижу: широкое эмалированное ведро-квашня прикрыто перевёрнутой крышкой, а на ней двухпудовая гиря. Сына, акселерата-тяжелоатлета, дома нет, умотал по своим мальчишеским делам, но мои наставления были услышаны, он надёжно перекрыл тесту ход. А мне-то что делать? Снять 32 килограмма я никак не могу. Приложила ухо к ведру – шипит, родимое, ещё подходит, значит. «Пусть только заявится!» – грожу в бессилии сыну.

Но тут раздаётся звонок в дверь. Ринулась открывать. Сосед Митрич на пороге – пришёл дрель вернуть, рассыпается в благодарностях.

– Митрич, – прошу, – помоги снять гирю.

А сама из конспиративных соображений не говорю, что она там делает. Крепенький коренастый Митрич, легко опустив на пол чугунную дуру, прогудел:
– Моя тоже мясо под прессом держит, когда сальтисон готовит, – и ушёл, не раскрыв моего секрета.

Вспомнила, как мама говорила, что нечего лишний раз трепать тесто: когда подойдёт хорошо – от рук само отстанет. А ещё оно, когда готово, должно скрипеть при вымешивании. У меня раньше никогда скрипа не получалось, воздух выходил с хлюпаньем, а тут я услышала наконец нежное поскрипывание. Значит, только сейчас тесто созрело для духовки.

Пришёл сынок, отчитался за свои кулинарные действия, а мне его и ругать расхотелось. Куличи вышли на славу.