– Приложитесь к броне! – торжественно предлагает друг Лёха, и я прижимаюсь щекой к тёплому капоту «Лэнд-Крузера». Приятель Мишутка делает то же самое.

Завтра утром Лёха продаст свой любимый внедорожник и станет ездить на работу в общественном транспорте. Для современного молодого мужчины это, согласитесь, стресс. Но Лёха расстаётся с джипом добровольно. Коллеги, друзья и знакомые у него за спиной выразительно крутят пальцем у виска: чокнулся Лёха, у Лёхи всё плохо.

А ведь Лёха – преуспевающий бизнесмен – последние пять лет менял машины ежегодно. Что у него было «на конюшне»? Спортивный «Опель Тигра», потом «Тойота Авенсис», представительского класса «Вольво», «Мерседес»… не помню, какой модели, Лёха снисходительно называл эту машинку «мерином». И вот, наконец, снова «Тойота» – но большая, «как сарай».

«Тойота» послужила нам сполна: круиз по заснеженной средней полосе России, несколько налётов на Москву, ночные набеги на Великий Новгород, Карелия с каменистым северным берегом Ладоги, где мы остановились белой ночью прямо в лесу. Шёл дождь, и я спросонку вдруг остро почувствовал, что рядом с машиной кто-то есть. Приподнялся с сиденья, глянул в забрызганное небесным дистиллятом стекло – батюшки, лось! Огромный, с раскидистыми рогами, стоит и пялится на чудо японского автопрома. Лось постоял минуту, повернулся и пошёл в лес, а я лёг спать, а Лёха даже не проснулся, про лося я ему утром за кофе рассказал.

Девки ещё в Лёхиной «Тойоте» жили – за полтора года больше сотни. Девчонки, особенно красивые, обожают хорошие машины, одна из них так и сказала: «Когда салон обтянут новенькой пахучей жёлтой кожей, меня можно брать голыми руками». Ещё одна красотка спросила как-то, на какой машине я езжу, и, узнав, что машины у меня нет, разочарованно протянула: «А-а-а… Так ты, оказывается, пехотинец!» Естественно, у нас ничего не вышло.

В лихие девяностые из всех прибрежных ресторанчиков звучала песня:
И ты сажаешь подруг
в свой пятнистый «Ягуар».
И вот уже они с тобою
так наивны и легки,
Длинноногие такие,
так загадочно строги.
И трещат без перебоя
их метёлки-языки,
И из тачки торчат
обалденные ноги!

Это я потом, спустя несколько лет, обнаружил в нехитром шлягере идиотизмы типа рифмы «стро2ги – но2ги». Или – как может трещать метёлкой языка загадочно строгая барышня? Но в те времена думать не хотелось. Хотелось ЖИТЬ с большой буквы в пьянящих флюидах ранней крымской весны, где мы с другом Витьком на его «сигаре» «Ауди-100» носились по ночному городу, вызванивая подружек.

«Я уже лежу в ванне!» – капризно мямлила одна из них, но, узнав, что мы «рассекаем на «Ауди», выскакивала из дома в шубке, наброшенной на голое тело. Весной в шубке! А потом мы в лунном свете ехали в какой-то горный заказник и упёрлись в шлагбаум. К нам вышел сторож – печальный военный пенсионер в мокром дождевике. Витёк показал ему «волшебное» удостоверение, и когда сторож приподнял шлагбаум, наша подружка выпростала из шубейки красивую голую ножку и ласково помахала ей сторожу, и шлагбаум упал на голову бедолаги, который вдруг осознал, что прожил жизнь зря…

Но вернёмся к успешному Лёхе. Всё у Лёхи было неплохо, пока он вдруг не взял и не съездил в Грецию. И не просто в Грецию, а в православное государство Афон, куда, между прочим, женщин не допускают совсем. Странствуя по горам от монастыря к монастырю, Лёха повстречал отшельника, который жил и молился в пещере с видом на море. Спал отшельник на ложе из веток, пил из родничка, который струился прямо в пещере, а единственной его мебелью был хромоногий стул. Пока Лёха пил водичку и отдыхал, отшельник поведал на английском языке, что в недалёком прошлом он был банкиром… А потом с русским приятелем съездил сюда. Всего один раз съездил, но этого хватило. Банкир вернулся в Сидней, раздарил кому попало движимое и недвижимое имущество, включая шикарный «Бентли», и вот живёт… И счастлив!

И Лёха решился. Вернувшись домой, продал внедорожник, собирался следом продать квартиру, уволиться и уехать на Афон, но вдруг открыл для себя, какое счастье быть пехотинцем. Сменил стильное пальто преуспевающего менеджера на ярко-алый пуховичок с небрежно повязанным шарфом и рюкзачком за плечами. Коллеги изумились, босс насторожился, но иных признаков безумия в поведении финансового директора не усмотрел.

В нашем молодёжно-ипотечном доме проживает преимущественно питерский менеджмент среднего звена – мальчики и девочки 25–35 лет. Пешком никто не ходит. Все ездят на новеньких машинках, взятых в кредит, положение обязывает!

Был у меня также приятель Гена, которого неожиданно приняли на должность завотделом в престижную корпорацию. Вскоре шеф намекнул, что своей машиной – «Фольксвагеном Пассат» – Гена позорит их крутую контору. С тех пор Гена целый год оставлял машину за три квартала от офиса, а потом влез в долги и купил внедорожник «Мицубиси Паджеро».

Мой товарищ по альма-матер Гоша Зверев в бытность военным врачом ездил на отцовской «копейке». В девяностые судьба сотворила из Гоши авторитетного предпринимателя и пересадила в «Бумер» седьмой модели. Одна из подружек говорила мне, что за тонированными стёклами (она знает!) в салоне звучит хриплый голос Луи Армстронга «Лет’с май пипл гоу!», и нижняя челюсть бритоголового Гоши в эти мгновения выдвигается от удовольствия вперёд, как ящик дубового комода…

Потом Гоша по пьяни разбил в хлам «Бумер» и пересел в «Гранд Чероки», в котором его и взорвали. Гоша выжил и стал пехотинцем. Сейчас он ездит в стареньком «Шевроле Ланос», который ему подарил конгресс авторитетных предпринимателей Крыма.

– Знаешь, Вовчик, с какой формулировкой братва подарила мне эту тачилу? – спрашивает Гоша и, хохотнув, отвечает: – За неоценимый вклад в движение!
– Цель – ничто, движение – всё! – улыбнулся я.

Гоша смеётся, и нижняя челюсть выдвигается от удовольствия, как в былые времена в «Бумере»…

У моего богатого друга Валеры было несколько «Бумеров», шестисотый «Мерс» и воронёный бронированный «Хаммер», похожий на угловатый летательный аппарат из «Звёздных войн». Автомобиль для моего афганского друга был не роскошью, не мерилом самооценки и даже не средством передвижения – каждый новый автомобиль для Валеры становился частью его самого, отпадал в нужное время, как ящеркин хвост, и снова отрастал, чтобы в нужное время отпасть.

– Знаешь, – сказал мне Валера месяц назад в Пулковском аэропорту, – год назад я был очень близок к тому, чтобы осознанно стать пехотинцем. Согласись, это особый шик, когда у тебя есть деньги, а ты ходишь пешком… Я понял, что это шик. Но я по жизни не шикую. Я, как и ты, стал задумываться за рулём, вплоть до выпадения из реальности, а потому нанял водителя и пересел на заднее сиденье.

Странно, но у воспетых мной питерских забулдыг «Славиков из мглы» в лучшие годы их земного жития был семейный автомобиль «Москвич-412». По субботам Славики загружали багажник провизией, пивом и водкой и ехали с ночёвкой в пригородный посёлок Мга, где у них был дачный домик.

– Едем во Мглу! – гордо говорили соседям Славики и, наконец, приехали.

– Хочу купить «Вольво», – признался в разговоре по душам сорокалетний тренер по бодибилдингу Юлиан Степанович, герой моего ненаписанного рассказа.
– Зачем тебе именно «Вольво»? – спросил я и услышал в ответ бесхитростное:
– Буду катать баб!

Мужское счастье в арабской формулировке выглядит так: «Кушать мясо, ездить на мясе и втыкать мясо в мясо».

Мужиков, покупающих престижные машины, чтобы «катать баб», я встречал неоднократно, но никогда не встречал девушек, да хотя бы и женщин, которые покупают авто, чтобы катать мужиков. Может быть, вы встречали? Хорошенькая соседка по подъезду купила в кредит «Киа Рио» и перестала здороваться с братьями и сёстрами по дому.

А ещё я был дружен с Лисичкой – огненноволосой элитной путаной, которую мне оставил в наследство товарищ, уехавший жить на туманный Альбион. Хорошенькая Лисичка с невозмутимо-презрительной миной водила новенький сиреневый «Инфинити». В минуты, когда мы валялись в её бурлившем джакузи или на густом ворсе ковра у жаркого камина, Лисичка признавалась, что для неё очень важно, чтобы машина была престижнее, чем у небедных клиентов-мужчин. А бабы?.. С каким же удовольствием она окатывает их, стоящих на автобусной остановке, ледяной талой водой пополам с грязью и снегом! Вы считаете себя чистенькими? Ну так вот вам!.. Отмывайтесь!

Юлиан Степанович со своей пошлой мечтой «катать баб» в подмётки не годится рыженькой Лисичке!

А ещё, если верить статистике, в Петербурге половина водителей – женщины, половина из которых – молодые и красивые, как… Лисичка.

Много лет спустя моя близкая подруга, девушка-автомобилист, скажет, что Лисичку она бы без сожаления утопила прямо в джакузи.

Я представил. О, женщины!..
Бьют женщину.
Блестит белок.
В машине темень и жара.
И бьются ноги в потолок,
Как белые прожектора!

Это написал поэт Вознесенский о том, как бьют женщину в машине. А мне вдруг увиделось, что именно так моя теперешняя подруга топит в ванне Лисичку.

Весенним утром я брёл по окраине лесопарка и думал, как жить дальше. Развод и коммунальная квартира требовали неординарных решений. Посвятить себя творчеству несмотря ни на что, исполнять своё предназначение и остаться верным себе? Или дожать на лопатки недописанную диссертацию и стать медицинским чиновником: пилить бюджет, мутить тендеры, катать откаты? Такая возможность у меня тогда тоже была.

Бесшумно подкатил новенький оливковый «Фольксваген Жук», и от приветливого голоса его молодой хозяйки внутри всё оборвалось. Девушка спрашивала, как ей удобнее проехать… Теперь уже неважно куда, но это находилось совсем неподалёку, я даже удивился – неужели она, с виду успешная стопроцентная петербурженка, этого не знает?

И стал сбивчиво, путано, как Сусанин полякам, объяснять…

– Послушайте, – перебила меня незнакомка, – а может быть, вы просто сядете рядом и покажете дорогу? С меня чашечка кофе, там должна быть кофейня. А потом я отвезу вас. Хотите – сюда, хотите – куда угодно… Вы ведь не очень торопитесь? По виду – не очень.

Я ответил, что тороплюсь. Медленно, но тороплюсь. Душа в тот миг так желала переместиться к ней на переднее сиденье. А мозг параллельно сканировал ситуацию на предмет скрытого подвоха: в самом деле, с чего бы? Я не Делон, не Бандерас и даже не Стас Михайлов.

– Почему я обратилась именно к вам? – вдруг спросила меня девушка. – Знаете, вы какой-то особенный, и я это почувствовала даже из машины. Я не знаю, кто вы и чем занимаетесь, вы намного старше меня, но вы один, один такой в этом городе… Вы не такой, как все.

По всем романтическим и даже циничным сценариям я просто должен был сесть рядом с ней и уехать в новую жизнь… Или хотя бы в апрельское приключение. А я остался стоять на краю прозрачно зеленевшего лесопарка, глядя вслед удалявшейся уютной оливковой машинке.

Подобная ситуация с тех пор в моей жизни не повторилась. Теперь я знаю, для кого и почему я остался. Но по-прежнему стою в апрельском лесопарке и гляжу вслед удаляющейся машинке оливкового цвета.

Так что же пехотинец Лёха? Продав внедорожник, Лёха записался на йогу. В женскую группу. И так вдохновился, что, возвращаясь домой, пишет стихи. Лёхе и в голову не приходило заниматься рифмоплётством, когда он сидел за баранкой крутого джипа.

В полночной еду я
маршрутке,
Где женщины сидят
как утки.
Сидят мужчины,
как гориллы,
Однообразны и унылы.
А мне плевать – я после йоги.
Мои свободны руки-ноги!
Лицо моё в улыбке,
Тестостерон в избытке!

В семь утра от Лёхи приходит СМС:
Я еду в утренней
маршрутке,
И снова женщины, как утки.
У них ажурные чулочки,
Они везут с собой судочки,
В них макароны, и биточки,
И прошлогодние грибочки.

В полдень получаю:
В обед, открыв свои
судочки,
Они судачат, словно квочки.
Они едят свои грибочки,
Они грызут свои биточки.
Они мечтают о мужчинах,
Что ездят в дорогих
машинах.

Вечером:
Усталые, как утки,
Сидят бабцы в маршрутке.
Зацепки на чулочках,
И пусто в их судочках.

– Это и есть жизнь, – говорит мне Лёха при встрече. – Получается, когда я ездил в машине, то настоящей жизни не видел. Знаешь, а я ведь и вправду больше не хочу водить авто. Могу купить, но не хочу. И я понял почему. В автомобиле я больше не чувствую себя дома.

Вспомнился Глобус – телохранитель Гоши Зверева, типичный продукт лихих девяностых. В тот день Глобус вдребезги разбил свой «Форд», Гоша распекал его за это, а брателло в оправдание бубнил:
– Босс, я не гордый, могу и в лоховозе поездить…
– Мужчина без авто – неудачник! – заявляет на женском форуме молодая петербурженка, но ей тут же возражает ровесница-оппонентка:
– Если мужчина без авто для вас неудачник, значит, дело не в мужчине вообще. Проблемы у вас в голове.

По кубинским пляжам мы с друзьями колесили от Гаваны до Варадеро и обратно на взятом напрокат раздолбанном внедорожнике а-ля кабриолет, марку которого по причине ржавости установить было невозможно. Ну и что, что бензин там стоил в три раза дороже, чем в России. Зато был дешёвый тростниковый ром с лобстерами, в прибрежных барах звучала ламбада, и юные аборигенки отдавались за флакон одеколона «Красный мак» и духи «Ландыш». А пока они нам отдавались, местные парни сняли с нашего внедорожника все четыре колеса. Потом оказалось – смуглая молодёжь была в сговоре и зарабатывала таким образом на выпивку.

Оперная певица катала меня по ночам после спектаклей на новенькой «Шкоде» по Петербургу. Глубокой осенью в три часа пополуночи мы сидели в машине среди облетавших берёз, певица говорила о том, что к ней пришло прозрение: ей тридцать лет, и второй Монсеррат Кабалье ей не стать, а ребёночка вдруг остро захотелось, и именно доченьку. И я вдруг понял, почему певица признаётся в этом именно мне. И в этот миг рядом раздалось: «Выходите по одному! Руки на капот! Предъявить документы!»

Подкравшиеся менты с автоматами были глубоко разочарованы, узнав, что их добычей стали театральная прима и отставной офицер, который ещё и журналист федерального издания.

– Слышь, Вася, глянь у них в паспортах семейное положение, – догадался старший ночного патруля.
– Разведены. Оба! – разочарованно доложил Вася.
– Извините, граждане, – пробормотал старший и вдруг опомнился: – Я, конечно, всё понимаю, но парковаться в этом месте нельзя… Это я к тому, что… В общем, подбросьте нам на шаверму, чтобы без протокола…

Автомобиль как роскошь и мечта – эхо советского прошлого. «Тов. Гуд, вы 16-й!» – начертал на моём лейтенантском рапорте командир части, когда я попытался стать в очередь на автомобиль. В год на часть выделялись две разнарядки, это означало, что через восемь лет… Но служить в этой части восемь лет я не собирался.

Мне было пять лет, когда меня впервые прокатили в личном автомобиле. Сосед, врач-стоматолог по фамилии Фукс, неожиданно пригласил маму за грибами. У стоматолога Фукса был не «Москвич» и не «Запорожец», а чёрная «Волга» с хромированным оленем на капоте! Это был единственный личный автомобиль на нашей улице, а может, и на всех прилегающих улицах белорусского районного городка. Мы ездили за пятьдесят километров в Беловежскую пущу и набрали много белых грибов. На обратном пути я счастливо дремал на заднем сиденье, слушая песню из автомобильного радио:
Скоро осень,
за окнами август,
От дождя потемнели
кусты…

Меня уложили на заднее сиденье. Я засыпал, вдыхая запах новенькой кожи, и видел за стеклом плывшие в обратную сторону желтевшие кроны берёз и вековых лип. Этот ролик до сих пор длится в моём «детском кино».

Потом оказалось, что таким образом Фукс пытался сблизиться с моим отцом – к предприимчивому стоматологу уже присматривался ОБХСС.

Двор моего нынешнего дома битком забит «машинками», сосед посетовал, что если не припаркуешься до 17 часов, будешь парковаться за несколько кварталов. В сегодняшнем большом городе автомобиль – это чесотка, язва, колит, геморрой и мигрень в одном флаконе и, может быть, только потом мечта. Означает ли это, что в каждом из нас ещё не умер стоматолог Фукс?

В Минске живут мои близкие друзья – супруги Олег и Людмила. В студенчестве родители с той и другой стороны скинулись и подарили им на свадьбу новенькие «Жигули» шестой модели. Царский подарок по тем временам. Каково же было изумлённым родокам узнать, что через две недели молодожёны машину продали. И что купили? Ткацкий станок для пряжи эластических медицинских бинтов! Родительскому возмущению, обиде и ярости не было конца. Прошло сорок лет. Сегодня у Людмилы и Олега в собственности современная фабрика по выпуску медицинских аксессуаров, несколько домов, квартир и целый автопарк из двух десятков грузовиков, микроавтобусов и легковых иномарок. «А ведь не будь той «шестёрки», мы бы не раскрутились», – вспоминает Олег.

В городе у нас есть свой семейный таксист, можно сказать, уже подруга семьи, по имени Катя – хрупкая брюнетка, остающаяся романтической девочкой в сорок лет. У Кати впечатляющее прошлое: инспектор ГАИ, владелица туристической фирмы, лауреат нескольких премий по ралли на внедорожниках, обладатель чёрного пояса по каратэ и призёр кубка Европы по кикбоксингу, автор книги детских стихов и преподаватель в студии латиноамериканских танцев.

– Пойдёшь к нам гувернанткой? – шутит Мариша. – Бурунчику нужен прекрасный женский пример для подражания, а у тебя столько достоинств!
– Я ещё и стреляю, – улыбается Катя. – С разворота, в полной темноте, на звук и точно между глаз. Год телохранителем работала…

Не знаю, как жена, но я-то чувствую – Катя говорит правду.

– Все машинки живые, – говорит мне Катя в очередной поездке по городу. – Более того, есть машинки-мальчики и машинки-девочки. Есть машинки-геи и лесби, есть машинки-гермафродиты.
– Как же ты их распознаёшь?
– Кладу руку на капот и чувствую. Мой последний внедорожник, на котором я выигрывала ралли, был мальчиком. Мысленно я звала его Борькой. Борька был в меня влюблён. Но я его продала и… Через две недели новый хозяин попал в аварию. Борька умер, восстановлению не подлежит.
– А нынешний твой «Сузуки» – кто?
– Барышня бальзаковского возраста, – улыбается Катя.

Слушая Катю, я вдруг решил, что «машинку» обязательно куплю себе в этой жизни, хотя бы для того, чтобы возить в ней Бурунчика. И машинка эта будет девочкой.