Когда люди слышали кличку нашего кота Бобера (с ударением на первый слог), они всегда удивлялись и обычно спрашивали, почему кота назвали так странно. Это тот случай, когда имя само нашло хозяина. Конечно, Бобера сначала назвали по-другому, по-кошачьему, – Барсиком или Мурзиком. Но эта кличка совершенно забылась, а новая, Кандибобер, приклеилась навсегда. В повседневном обращении она слегка поистёрлась и сократилась до звучного Бобера.

Отдельным удовольствием было звать кота домой с улицы:
– Бобер! Бобер! Кандибобер! – как будто камушки во рту перекатываются.

И кот всегда радостно бежал на зов галопом, словно был не котом, а собакой.

Слепого крошечного Бобера я выкормила из пипетки и вынянчила вместе с другими котятами, от которых отказалась мать, гулящая кошка Мурка. Привезла его домой к своим родителям. Поэтому, наверное, Бобер всегда воспринимал людей как больших кошек, а вот собак ему видеть до переезда на новое место жительства не приходилось. А у моих родителей в это время жила огромная догиня Леди.

Даже мы сами, глядя иногда на Леди, поёживались, испытывая первобытное чувство немотивированного ужаса. Что уж говорить о котёнке, который целиком помещался в её пасти. Мы поднесли котика Леди для знакомства, она его дружелюбно обнюхала и приняла в хозяйство. Котёнок при этом выгнулся дугой, встопорщил шерсть на загривке, лапы у него судорожно выпрямились и оцепенели.

В таком положении кот стал передвигаться по двору, немного боком, как краб, с ощутимым креном в правую сторону. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц его походка существенно не изменилась. Поэтому, когда кто-нибудь спрашивал, где же котёнок, ответ был такой:
– Вон он, бегает по двору кандибобером.

Со временем новая кличка приклеилась к коту окончательно.

Вместе с Бобером у нас жил кот Ромка. Годовалого Ромку принесли с фермы – отца уговорили его взять. Сказали, что котик очень ласковый и должен жить дома. Котик действительно был очень ласков и разрешал проделывать с собой любые манипуляции, не выказывая недовольства.

Младшая сестра часами возила его в кукольной коляске, укрыв маленьким одеяльцем, и даже носила в дырчатой авоське. Кот не делал попыток освободиться и убежать, более того, по его довольной морде было видно, что такое внимание ему очень нравится. Переступая через разложенного крестом на крыльце Ромку, который принимал пассивное участие в какой-то сложной детской игре, мама не смогла удержаться от презрительного замечания:
– Ну что за кот такой бесхребетный. Хоть полы им мой.

Однако внешность кота, как это часто бывает, оказалась обманчивой. На самом деле под личиной флегматичного ласкового существа скрывался закалённый лихой охотник и безжалостный убийца. Несколько раз на наших изумлённых глазах Ромка в прыжке ловил пролетавшего на бреющем полёте воробья, частенько завтракал, распластав на поленнице расчленённую крысу, а ящерками и кузнечиками хрустел, как чипсами.

Как-то весной он забрался на крышу скворечника и возлежал там, вяло отмахиваясь от возмущённых скворцов, которые с гневными криками по очереди пикировали на агрессора. Попытки отозвать кота не увенчались успехом. Пришлось отцу доставать большую лестницу, рискуя здоровьем забираться на высокий гладкий тополь, чтобы выручить скворцов и проучить негодяя. Отец его тогда хорошенько потрепал, хотя был убеждённым противником телесных наказаний.

Ромка и Бобер жили дружно. Ни разу мы не видели, чтобы коты дрались. Зато они частенько лежали вместе, заворачиваясь в один общий клубок, иногда спросонья вылизывали друг друга. Как известно, противоположности притягиваются. Ромка – деревенский увалень, грязно-серый, короткопалый, с широкой мурластой мордой, отличный добытчик, философ-пофигист по жизни. И Бобер – чёрно-белый, вылизанный до блеска, с узкой треугольной мордочкой, всегда приподнятый на вытянутых лапках, как будто он деликатно крадётся, чтобы никому не помешать, по ходу брезгливо оттряхивает налипшие невидимые кусочки грязи.

Чистоплюйство не мешало Боберу при любом удобном случае стырить то, что плохо лежит: кусок колбасы со стола или недоеденную котлету. Апофеозом его криминальной деятельности было воровство тушки убитого на охоте зайца.

Отец пришёл с охоты поздно вечером. Уставший ободрал зайца, оставил его на летней кухне и, видимо, неплотно прикрыл за собой дверь. Бобер просочился за ним, быстро объел зайца, насколько хватило сил и размеров желудка, – заяц был явно крупнее кота, – и вернулся в дом, чтобы создать себе алиби. Но его выдала необычная заторможенность и полное отсутствие аппетита.

Мы подумали, что кот заболел, весь вечер предлагали ему лакомые кусочки и старались устроить поудобнее. Утром стало ясно, чем на самом деле болел Бобер. Его болезнь – одна из самых распространённых в наше время и называется обжорством.

Чтобы кот подумал о своих грехах, его несколько дней заставили поститься на овсяной каше. А Ромка в одиночку наслаждался забракованной зайчатиной.

У котов был общий недруг – маленький соседский пёс Шарик. Шарик считал каждого кота в округе своим личным врагом, которого надо срочно обезвредить, загнав на ближайшее дерево. Его раздражали ленивые коты, благоденствовавшие на соседнем участке. Он ежедневно наблюдал их через сетку-рабицу и потерял покой. Умный пёсик сделал подкоп и в свободное от охранной службы время пролезал под сеткой на наш участок и тренировал котов, как сержант новобранцев.

Особенно доставалось Боберу. Ромка всегда успевал вовремя заметить опасность, перебраться повыше и оттуда, как с бельэтажа, наблюдал за разворачивавшейся внизу драмой. Шарик со звонким лаем набрасывался на рассеянного Бобера, кот шипел, плевался, но всё-таки удирал на дерево под натиском превосходящих сил противника. Пёсик грозно рычал, выдерживал длинную театральную паузу и гордо возвращался домой победителем.

Однажды Боберу выпал шанс поквитаться. Шарик заболел чумкой. Пёс цветной тряпочкой лежал у себя на крыльце, не поднимая головы, его глаза заплыли гноем. Хозяйка поила Шарика молоком с антибиотиком. Молоко было очень горькое, но Шарик понимал, что его хотят вылечить, и, с трудом поднимая голову, глотал лекарство.

Мстительный Бобер несколько раз пробирался к больному Шарику и двумя лапами отвешивал пощёчины поверженному врагу.

Пёсик быстро справился с тяжёлой болезнью. Наверное, наглые кошачьи атаки ускорили его выздоровление и утвердили во мнении, что котов надо гонять при любом удобном случае.

К несчастью для Бобера и Ромки, Шарик влюбился. Предметом его горячей страсти стала догиня Леди, размером с телёнка, а сам пёс вместе с хвостом был меньше её головы. Но когда это размеры мешали настоящим чувствам? Маленьким часто нравятся крупные девушки. Так они стремятся установить гармонию во вселенной. Шарик в любую свободную минутку прибегал к Леди, чтобы поухаживать. Он протоптал заметную тропинку от своего крыльца, через огороды, и сделал подкоп прямо к вольеру догини.

Леди не замечала настойчивых ухаживаний Шарика, не обращала на него внимания. И он от безысходности впадал в истерику, злобно кусал её, а потом, припадая на передние лапки, визгливо извинялся. Пёсик хотел услужить своей даме хоть как-нибудь, а если не выйдет, то хотя бы не вызвать её неудовольствия.

Поэтому он в любую минуту готов был кинуться со звонким лаем на Ромку и Бобера. Коты большую часть дня грустно сидели на ветках деревьев. Казалось, что скоро они научатся планировать, как летучие мыши. Так, наверное, эволюционировали птицы. Представлять котов с крыльями было очень смешно.

А Шарик курировал уже два двора: свой и наш, где жила его догиня. Благодаря ему охрана вышла на новый, более высокий уровень.