На дворе стоял 1991 год. Я уволилась из гримёров, ушла с «Мосфильма», болталась без работы и покончила с очередным душераздирающим романом. Настроения мои были крайне декадентскими, но без заламывания рук, а, напротив, с юношеской кривой усмешкой на губах и при этом с очень ранимой душой.

Я читала Ремарка, Хемингуэя, Сартра, считала себя циником, добавляя, что циники – это разочаровавшиеся романтики. И хотя медицинские показания отсутствовали, но я была уверена, что скоро умру, и поэтому ничего не боялась в жизни.

Мне было двадцать лет.

Откуда-то я возвращалась поздним вечером, вышла из электрички на своей станции «Яуза», брела по железнодорожной платформе, а навстречу мне двигался незнакомый молодой мужчина. Кроме нас, на платформе никого не было. Мужчина посмотрел на меня внимательно, спросил, в какую сторону электрички на Москву, когда последняя, но казалось, что смысл моих ответов его мало интересовал. Он пристально вглядывался в меня, а потом спросил неожиданно:
– А что вы делаете завтра вечером?
– Фу, как банально и неинтересно, – фыркнула я, – а почему не сегодня ночью?

С моей стороны это был совсем не призыв, а скорее дерзкий вызов, у меня и в мыслях не было отправляться с ним куда-либо ночью.

– Потому что именно завтра вечером мне нужна спутница на одно мероприятие, – спокойно улыбнулся он.

Мужчина был вежлив, прилично, но скромно одет, лицо ничем не примечательное, но и не отталкивающее.

– Меня зовут Сергей, – представился мужчина. – Ну так как, составите мне компанию?

Дел у меня на завтра никаких не планировалось, а поскольку я собиралась умереть в ближайшее время, то и терять мне было нечего, я и согласилась, даже не поинтересовавшись, куда он меня пригласил.

– Тогда завтра в семь на Тверской, у гостиницы… – начал было он, но, увидев мою надменно изогнувшуюся бровь, с лёгкой улыбкой добавил: – Просто у меня там деловая встреча, а в семь я освобождаюсь. Но если вам так будет спокойнее, давайте встретимся у памятника Маяковскому. Особенно наряжаться не надо, только, пожалуйста, не в этих драных джинсовых шортах.

А я и не собиралась наряжаться, просто надела своё лучшее трикотажное красное платье, которое мама купила мне в комиссионке, и бежевые мамины лодочки на шпильках, сохранившиеся у неё ещё с 60-х годов, но выглядели симпатично. Впрочем, я запросто могла пойти и в драных шортах (что за условности!), да и фигура тогда позволяла.

Сергей ждал меня под Маяковским с букетом красных гвоздик. Я всей душой ненавидела гвоздики, особенно красные, они совершенно не ассоциировались у меня с женским букетом, скорее с символом Великой Октябрьской революции, тем более они сливались с платьем, о чём я тут же и объявила кавалеру.

Он, ни секунды не сомневаясь, хотел отправить букет в мусорку, но сердце моё дрогнуло (всё-таки цветы!), и я предложила подарить их первой встречной женщине.

Сергей посмотрел на меня с любопытством.

Навстречу нам шли две тётки с неприятными физиономиями и пергидрольными начёсами. Переглянувшись, мы дружно решили – нет!

За ними шла девица модельной внешности с таким высокомерным видом, что мы даже оробели.

Дядька с пластмассовым дипломатом, влюблённая парочка, ещё какие-то неподходящие прохожие, но только не было нашей «первой встречной». И когда мы уже почти отчаялись, а Сергей начал озабоченно поглядывать на часы, она возникла – хрупкая дама в очках, с большим тубусом для чертежей и задумчивым лицом.

Сергей нетерпеливо ринулся к ней, протянул гвоздики, дама испуганно отпрянула, но мой герой сказал ей строго:
– Поставьте их дома в любимую вазу и не спорьте!
– Удивительно, – растерянно улыбнулась дама, – мне как раз на работе подарили вазочку для цветов, а я в неё жировки за квартплату складываю.

Пока дама разглядывала сквозь толстые линзы очков неожиданно свалившиеся на неё гвоздики, мы, хихикая, направились к цветочнице у метро, и я выбрала себе нежно-молочные розы, как раз в тон туфелек. Сергей пригласил меня в свою машину – кажется, она была иностранная и дорогая; впрочем, я в этом не сильно разбиралась.

В конце августа солнце садится рано. Когда мы подкатили к пункту назначения, уже стемнело. Мы вышли у речного вокзала, загадочный Сергей повёл меня к причалу, где тихо стояли на воде прогулочные теплоходики. Сергей открыл свой органайзер, сверился по нему с названием теплохода, который стоял перед нами, – «Баксик».

– Вообще-то нам сюда, – сказал он озадаченно, – только что-то не нравится мне этот кораблик…

Мне тоже не понравился «Баксик», он был безжизненный, иллюминаторы тёмные; хуже того, он оказался покрыт копотью и явно пережил пожар.

– Вы по какому вопросу? – обратился к нам неспешно подошедший охранник с кобурой на боку.
– Мы на юбилей к … – Сергей назвал мужские фамилию, имя и отчество. – Нас пригласили на этот теплоход.

Услышав фамилию юбиляра, охранник засуетился.

– Так это вам теперь на «Фараон», он через три парохода справа. А здесь вчера ваши уже погуляли, – охранник мелко захихикал и развёл руками.

Уже тогда я начала понимать, что вляпалась во что-то стрёмное, а когда мы подошли к «Фараону» и поднялись на палубу, я и вовсе сдрейфила. Правда, вида не подавала.

Похоже, на теплоходе вечеринка была в самом разгаре, он весь светился, громыхала музыка, с палубы запускали ракеты, в чёрную воду сыпались искры от фейерверков. Нас почтительно встретили две девицы в элегантной униформе. А когда Сергей подошёл к пожилому седоватому дядечке, который встречал гостей, и обнял его тепло, но как-то совсем не по-родственному, сказав при этом: «С днём рождения, папа!» – я почувствовала, что попала в самое сердце мафиозной группировки.

Сергей представил меня «папе», седоватый дядечка поинтересовался, кто я и чем занимаюсь. Я призналась, что работала гримёром на «Мосфильме», а сейчас болтаюсь без дела.

Сергей перекинулся с «папой» парой слов о каких-то делах, я не сильно вникала, приняв вид крайне независимый, но уловила краем глаза, что «папа» смотрит на меня оценивающе. Вдруг «папа» обратился ко мне:
– Значит, вы, Наташа, умеете стричь и причёсывать?
– Ну, в общем, да, – призналась я неохотно и подумала: «Не дай бог!»

Я уже привыкла, что, узнав о моей бывшей профессии, все новые знакомые просили меня их постричь или даже покрасить. Что уж говорить о друзьях, которые то и дело приходили ко мне в гости по этому поводу.

Но «папа» не просил его стричь, а заявил совсем неожиданно:
– Серёжа, а давай купим твоей девушке парикмахерский салон? Наташа, хотите стать хозяйкой салона?

Сначала, я решила, что дядечка так шутит, но вид у него оказался вполне серьёзный. Похоже, в этих кругах не принято шутить подобным образом – «пацан сказал, пацан сделал».

– Спасибо, это прикольно, конечно, – ответила я крайне великосветски, – подумаю над вашим предложением.
– Подумайте, подумайте, вечер у нас будет длинный, – великодушно согласился «папа».

Сергей повёл меня через коридор с каютами в салон, где буйствовал праздник.

– Что значит «вечер у нас будет длинный»? – вдруг заволновалась я, обращаясь к Сергею. – Я обещала маме быть к двенадцати!
– Маме? – засмеялся он. – Ну, если маме, значит, будешь.

В салоне было ярко и многолюдно, гости сидели за столами, составленными буквой «П», на столах помещались роскошные блюда с деликатесами, от балыка и икры до ананасов, бутылок дорогого шампанского и коньяков, недоступными в те годы обычным людям. На эстраде выступали артисты, под энергичную музыку они жонглировали, выполняли разные трюки, пускали огонь изо рта.

При виде Сергея все гости устремили на него восторженные взгляды, мужчины в малиновых пиджаках засуетились, их взрослые хмурые тётки в блестящих платьях с накладными плечами начали заискивающе улыбаться. Сергей дал лёгкую отмашку – мол, сидите, сидите. Нам поспешно освободили два места в центре стола, сменили тарелки, наполнили бокалы.

На нас смотрели во все глаза.

– Вы кто? – шепнула я Сергею на ухо.
– Твой бармен на сегодня, – шепнул он в ответ и плеснул мне в бокал шампанского.

И понеслось. Вообще-то я не планировала напиваться, но вкусное шампанское ударило в голову. Меня смешило всё, особенно эти тётьки и дядьки, которые сидели, как на партийном собрании. Мы шептались с Сергеем и вечно хихикали.
Но мой сосед справа, лысый пузан, преданно заглядывавший Сергею в глаза, раздражал, и вдруг я почувствовала, что его колено трётся о мою ногу довольно настойчиво.

– Серёжа, этот лысый, кажется, ко мне пристаёт, – тихо сказала я своему «бармену».
– Вот же сволочь! – удивился Сергей.
– Можно я вылью ему шампанское на башку?
– Валяй! – обрадовался Сергей.
– А мне ничего за это не будет? – спросила я на всякий случай.
– Будет. Я дам тебе шоколадку.

Я подняла над пузаном свой бокал и выплеснула шампанское ему на лысину. Пузан ойкнул, я тоже ойкнула, и Серёжа ойкнул.

– Извините, извините, – фальшиво запричитала я, схватив со стола крахмальную салфетку и прикладывая её к липкой лысине. – Я такая неуклюжая, хотела сказать тост за Сергея, рука дрогнула…
– Ничего, ничего, – раболепно заулыбался Сергею пузан, промокая голову салфеткой.
– Ну вот, теперь все слова из головы вылетели! – сокрушалась я.
– Выпьем же за Сергея Алексеевича, как за правую и главную руку нашего любимого юбиляра! – торжественно объявил промокший пузан.

Все малиновые пиджаки поднялись из-за столов с рюмками-бокалами.

– Спасибо, спасибо! – хохоча, отмахивался Сергей.

Я схватила Сергея за руку и посмотрела на его дорогие часы.

– Серёжа, уже половина одиннадцатого, мне скоро домой.
– Хорошо, Золушка, – тень пробежала по его лицу. – Хочешь напоследок провести лотерею?
– А как? Я не умею, – испугалась я.
– Да ерунда. Просто коробка с бумажками, на которых написаны призы. Выбираешь первого попавшегося из присутствующих, вынимаешь бумажку и оглашаешь приз. Это надо сделать, папа просил. А потом я отвезу тебя домой…

Исполнительницу шансона снова сменили цирковые акробаты. Сергей поднялся из-за стола, подошёл к ним, дождавшись, когда закончится сальто, и обратился к мускулистому парню в трико:
– Ребята, на сегодня всё. У нас сейчас конкурс.
– А как же? – разволновался циркач. – У нас ещё программа на полчаса.
– Всё! – твёрдо повторил Сергей. – Переодевайтесь – и по домам, вам заплатят, как обещали.

Это было моё первое маленькое корпоративное выступление. Я вышла в центр зала с коробкой бумажек очень взволнованная.

– Лотерея! – объявила я звонко, закрыла глаза, прокрутилась вокруг себя и наугад указала на кого-то. Открыла глаза – это была крупная дама в сиреневом платье с сиреневой же помадой на губах. Я торжественно достала бумажку, развернула её и огласила: – Стереофонический музыкальный центр!

Сиреневая дама залилась румянцем и зачем-то всем поклонилась. Раздались аплодисменты.

И пошло, и поехало:
– Холодильник! Микроволновая печь! А вам, дорогой мужчина, набор сковородок с антипригарным покрытием! Очень вам сочувствую, берегите голову от жены! Автомобиль! Поездка в Турцию!

Бумажек в коробке было много, мне стало жалко раздавать их просто так, и я уже требовала от счастливчиков стишки и песенки. Дядьки и тётьки сначала тушевались, отнекивались, но когда один из малиновых пиджаков, сбиваясь и краснея, спел песенку про ёлочку, все развеселились и осмелели. Тётька с немыслимым количеством перстней на пальцах даже станцевала лезгинку, причём мужскую партию, с криками «Ас-са!» и столовым ножом в зубах.

Уже ближе к концу лотереи Серёжа подошёл ко мне и тихо сказал:
– Дурочка, достань и себе что-нибудь. Можно. Здесь всё оплачено.
– Мне не надо! – отмахнулась я азартно и снова закружилась, указывая на кого-то пальцем.

Но когда в коробке осталась последняя бумажка, а все гости уже были осчастливлены, они дружно закричали: «Себе! Себе!»

– Ну, хорошо, – согласилась я. – Тогда за этот фант я прочту вам свой стишок.

Серёжа приказал выключить музло, и я начала.


Наверно, можно выжить так:
В окошко – церковь, сад и горы.
Зарифмовать простые споры,
Надеть на ниточку пятак.
Да ни за чем, а просто так.
Итак, нам выжить можно так:
Ходить друг в дружке так,
как в детстве,
Болтать ногами над водой,
Бросая камешки не в сердце,
А вскользь с бегущею волной.
И всё-таки надеть пятак,
На ниточку, на всякий случай…

Когда я закончила, присутствовавшие в зале смущённо молчали, не зная, как реагировать.

Положение спас всё тот же липкий пузан: подскочив из-за стола, он продемонстрировал глубокое знание литературы:
– Браво, браво, Агния Барто! – и стал хлопать в ладоши.

Остальные тоже дружно зааплодировали.

– А теперь мой приз, – объявила я с волнением и развернула бумажку. – Тамагочи!

рандиозная аферистка миссис Чивли, героиня пьесы Оскара Уайльда, говорила: «На хорошо сшитом платье нет карманов».

Моё платье, хоть из комиссионки, сшито было неплохо и сидело хорошо, но если бы не произошло то, что случилось позже, клянусь, я бы и не вспомнила двадцать пять лет спустя, имелись ли на моём платье карманы. Но, по-видимому, они имелись. Потому что, прощаясь с нами, все малиновые пиджаки, пожимая Сергею руки, тайком запихивали в мои карманы свои визитные карточки.

Когда мы проходили по коридору с каютами, Сергей спросил решительно:

– Может, всё-таки останешься? Любая каюта в нашем распоряжении!

Я брезгливо поморщилась.

Уже в машине, когда он вёз меня домой, мы оба немного стеснялись.

– А почему к гостям не вышел папа? – спросила я рассеянно.
– Да зачем ему нужны все эти холопы, – усмехнулся Сергей, – устроил праздник и пошёл спать. Кстати, его предложение насчёт салона в силе. Ты подумала?
– Да. Но мне это не интересно. Я хочу стать актрисой, буду поступать в театральный.

Сергей помолчал, потом сказал:
– Замуж не зову, я недавно женился, но сниму или, если хочешь, куплю тебе квартиру, буду содержать. Возьми мою визитку, позвони, если решишь.
– Спасибо, только класть уже некуда! – засмеялась я. – У меня визиток полные карманы.
– Вот же сволочи, – покачал головой Сергей.
– А друга я уже завела, – я достала из кармана тамагочи, – очень миленький цыплёнок, я буду его растить и заботиться о нём. Жалко только, розы на кораблике забыла…

Мы попрощались рукопожатием, даже не поцеловались. Уже дома я полночи раскладывала на письменном столе пасьянс из визиток, было смешно и грустно. Кто этот Сергей? Что это за компания? Как повернулась бы моя жизнь, если бы я согласилась на его предложение и предложение «папы»? Предложение, от которого нельзя отказаться?
Можно!

Мои упаднические декадентские планы не сбылись, я не умерла. Через год поступила на актёрский, влюбилась в юного однокурсника, вскоре мы поженились, и все страшные события девяностых, в которых наверняка принимал горячее участие Сергей, пролетели как бы мимо нас, потому что четыре года учёбы мы провели в замкнутом, но таком волшебном мире грёз, репетиций, показов, любви, защищённые от путчей и революций старыми, намоленными ещё до нас стенами ВГИКа.

А тот тамагочи до сих пор валяется у меня где-то в шкафу среди прочих безделушек.