Он не пил уже больше года. Ни капли. Приятели обижались, что он портит компанию, а настоящие друзья радовались за него: трезвый образ жизни отлично сказывался на лице и фигуре. Но не на характере. Материться он умел и любил, всё-таки прошёл тридцатилетнюю школу телевидения, где без крепкого словца никто никого не понимал. Так что в мате он был силён. Мог даже его преподавать.

За этой барышней ухаживал важный и немолодой чиновник от медицины. Тогда принимать подобные ухаживания всерьёз было не принято. Внимание такого человека льстило, конечно, но не более – замуж выходили за ровесников. И вот, не найдя лучшего объекта для розыгрыша, шутницы прямо из институтской канцелярии набрали номер его рабочего телефона и подставили к трубке хохочущую игрушку.

Я пожилой человек, пришлось очень много ездить по стране, поскольку мы с семьёй любим путешествовать. Только за прошедший учебный год я садилась в поезд 11 раз, ведь у меня две внучки, обе учатся хореографии – одна в Перми, другая в Казани. Так вот, приходилось забирать их на каникулы и на короткие праздники. Слава богу, если поезд подадут хороший, а порой приходится зимой ходить в туалет в соседний вагон.

Как будто мужчины, как котята из одного помёта, все одинаковые, только окрасом шерсти различаются. Лена сразу и не нашлась, что ответить, это было воспринято Ольгой как согласие устроить её личную жизнь. Она потом долго названивала Лене, интересуясь, не нашёлся ли для неё темноволосый двойник. Через какое-то время Лена рассталась со своим кавалером и страшно переживала по этому поводу.

За год до развала Союза мне по рекомендации врачей на полгода пришлось сменить род деятельности. Из учителей я перешёл на работу в тарный цех плодоовощной базы. Работа здесь была физически необременительной, без стрессов. Бери себе клёпки и тарные дощечки да колоти ящики. Словом, синекура. Правда, после моего прихода цеху недоставало ещё одного человека. Замначцеха Морозова вскоре закрыла эту вакансию, приведя Аяна – юношу, только что отчисленного из вуза.

...Честно говоря, я не трепетная лань и, конечно, могла бы пойти в атаку. Допустим, сообщить «яжематери» следующее: «Ты, Даша, только учти, что тётя-корова работает в школе неподалёку, и вполне вероятно, что через несколько лет мама приведёт тебя ко мне учиться. А маму твою я запомнила хорошо». Я совершенно мирный житель, но готова была вступить в драку – у меня как раз имелось прекрасное оружие в виде пары пакетов с продуктами.

Как же я не люблю все эти поезда, электрички, метро. Влезешь туда – и от тебя уже ничего не зависит, народ тупо везут, как кур в клетках. Автобус ещё можно попросить остановить. В самолёте можно просто ни о чём не думать, повезёт – совершим посадку. А вот поезда… Вспомнила нашу поездку в поезде всей семьёй. Правда, не помню, куда мы ехали, маленькая ещё была, лет шести-семи.

Кто пробовал, уверяет, что семьдесят рублей «калыма» – железно твои. В смысле 70 тысяч рублей заработка в месяц чистыми. Но – другая беда… Семья, очаг и собственная личность как-то вдруг стираются во времени, как грязь с лобового стекла. Ты работаешь до ненависти к асфальту, светофорам, пассажирам, одному звуку хлопающей двери, до изнеможения и пустоты внутри, как у выеденного яйца. А в итоге…

Кавказ, самое начало 90-х. Прибывает Мишина группа горников к началу подъёма, покупает билеты, грузится в вагончик фуникулёра вместе с разнородной группой праздношатающихся людей, которые просто решили прошвырнуться до верхней станции. Это три тысячи метров. Их цель – побродить по горам, осмотреть сверху горные виды, пофотографировать. Нормальное человеческое желание – прикоснуться к красоте первозданной природы.

Первый раз меня испугал отец, мне тогда было лет пять. Он принёс домой огромную мёртвую птицу, наверное, коршуна. Помню, у нас были гости. Все сидели за круглым столом, и я вместе с ними. Мама – на кухне. Отец взял птицу за крыло и стал подносить к нам, сидевшим за столом. Я испугалась и заплакала. Отец не унимался. Тогда я забилась под стол, но он стал её проталкивать и туда. Остальные взрослые что-то ему говорили, я ревела.

Воевать с никотиновой зависимостью было для меня делом привычным, но такой сильной ломки я ещё никогда не испытывал. Каждая клеточка организма вопила от навязчивого желания утолить никотиновую жажду. Скакало давление, колотилось сердце, а на коже выступал холодный пот. Время словно замедлилось, минуты казались часами, и чем дальше, тем невыносимее.

...В селе было много не местных, прибившихся мужиков – ютились в заброшенных хатёнках с подружками. Конечно, постоянно пили, не работали, пенсий не получали, но как-то кормились. Да ещё дни рождения справляли – свои и подружек. Без подарков – ни-ни, шли к Наде за букетами. Интеллигентная Надежда не могла им отказать: у неё просили нежные лилии – срезала, подходила пора пышных георгинов – тоже дарила. Себе же оставляла скудное вторичное цветение.