Своего старшего ребёнка, внучку Глаши, она родила неизвестно от кого. А спустя десять лет закрутила роман с женатиком, жителем того же самого посёлка. И железобетонно извещённая о том, что он ни при каких обстоятельствах не собирается разводиться с женой, всё-таки родила от него дочь. Мужику вообще не был нужен этот ребёнок, и он не раз предупреждал мадам о последствиях, но та, видимо, решила, что умнее всех. В результате папа платит алименты, но встречаться с дочерью не намерен, хотя в небольшом посёлке такое, мне кажется, невозможно. А ещё этот мужчина – родственник моей знакомой Аллы.

С квартирой повезло. «Бабушатник», конечно, то есть советская постройка, но зато две комнаты с высокими потолками, в центре города, в старом доме, и всё по цене однушки. Хозяйка начала там делать ремонт, но не закончила. Успела только положить в комнатах шикарный паркет, установить плиту и вытяжку и сделать санузел. За снижение платы сын договорился, что обдерёт обои, покрасит стены и поменяет линолеум в коридоре. Сегодня он вызвал службу уборки и героически умчался в девять утра, а ведь вчера вернулся с работы за полночь.

Повезло Жанне, не буду называть её настоящего имени. А нам, нормальным, до выпускного вечера пришлось делать вид, что нет никакой безысходности, в крайнем случае – наша собственная лень и неуважение к старшим. Да и на выпускном нас родители караулили, чтобы мы школу не опозорили напоследок. Придумали мы проект, «Коллективная беременность» назывался. Подушки для животов заранее припрятали в спортзале за матами. Так всё сорвалось, проболтался кто-то. Родительский комитет дежурство организовал – часовых по всем туалетам расставили.

У нас пошли ягоды, и внук ел их с таким аппетитом, но… Никому не предложил, даже обожаемой маме. Потом начал демонстративно пересчитывать деньги, оставшиеся от поездки. Я поняла намёк и добавила – правда, не много. Теперь он хочет купить скутер, копит на него. Хотя уже есть электросамокат, трековый самокат, велосипед и гироскутер. Сноха рассказала, что он присвоил себе копилку, куда она кидает мелочь, но это почему-то вдруг оказались его деньги. В общем, не только модник, но и скряга растёт.

Вовка был так впечатлён, что тут же растрезвонил об этом всем домашним. Молоток у деда отобрали, а через несколько дней не стало и самого деда. Вопреки ожиданиям немец не пришёл в хату. Он шарахнул по ней снарядом, разнёс крышу, убил деда и жившую в его усадьбе женщину-беженку, оставив сиротами двоих её детей. Немец не давал жителям покидать свои дома. О том, чтобы отвезти покойных на кладбище, не было и речи. Обоих похоронили в саду, женщину – на дальнем краю, у межи, а деда – поближе к дому, рядом с посаженной им молодой грушей.

И, пока шёл, всё переживал, что именно в настоящую минуту порубщики-браконьеры, ухватившись с двух сторон за ручную пилу, валят какую-нибудь особую корабельную сосну. Даже ветер в это время дул сильными порывами сбоку, как бы подталкивая его в сторону бора. Была ещё и четвёртая тропинка, короткая, как путь к греху, которую жившая с ними тёща называла «распьянцовской» и которая вела окольными путями к сельскому магазину.

Война прошлась как смерч по Советскому Союзу. Это не эффектный оборот речи. У меня, например, не вернулись с фронта три двоюродных деда с отцовской стороны и родной дядя – с маминой. Подруга, тогда ещё молоденькая учительница, в День Победы просила: «Встаньте, у кого погибли родные». Тихо, стараясь не греметь откидными крышками, вставал весь класс. Освобождая Восточную Европу, полегло не менее миллиона советских бойцов.

Мама устроилась в столовую, убирала со столов посуду. А по вечерам бегала с подружками на танцы. Там и познакомилась с моим будущим отцом. Все её отговаривали от отношений с ним: мама, хотя и не красавица, но высокая, стройная, а отец маленький и уже тогда пузатенький, вместе они смотрелись комично. Но многие из сверстниц уже успели выскочить замуж и даже родить, а на мою маму женихи особо не заглядывались. И она отвечала подружкам, что у них имена начинаются на одну букву, так что они должны быть счастливы.

Переночевала она у меня и попросилась домой. Пока ехали, смотрела на неё, и всё вперемешку всколыхнулось во мне – и злость, и ненависть, и жалость, и обида. Мать попросила денег, но я не дала – всё равно отдаст «бедной доченьке». Сама купила ей продуктов, помыла посуду, муж натаскал дров, затопили печку. А она всё «дочка» да «дочка». Я не выдержала, не попрощавшись ушла в машину. Когда тронулись в обратный путь, позвонила старшей сестре и разрыдалась. Не ожидала, что плакать буду.

Полгода этот Анатолий писал ей письма, обращался за различными житейскими советами – наверное, мог и у своей матери спросить, но ему было приятно общаться с бабушкой. В одном из писем он спросил: «Ангелина Васильевна, нет ли у вас знакомой девушки, которая захотела бы переписываться со мной?» Она ответила: «Если хочешь, пиши моей внучке». Мне же не сказала ни слова. Через некоторое время я получила письмо от незнакомца. Это показалось очень странным, но я ответила, поскольку он сослался на знакомство с бабулей. Два месяца от него не было ответа, и я уже забыла.

Сколько ей отмерено жизни, неведомо. Её стадия болезни непредсказуема: может протянуть лишь пару месяцев, а может и два-три года. Да и вообще все эти прогнозы – дело неблагодарное, поэтому больше не стану на них концентрироваться, как Бог даст. Ведь всё зависит от многих факторов: от образа жизни, душевного состояния, желания жить, в конце концов. И, разумеется, смысла – ради чего жить. А у неё как раз сильнейшая мотивация – особенный ребёнок.

Постояв, спускаетесь обратно и снова проходите мимо ящика и, не удержавшись, открываете его в надежде увидеть письма от школьных друзей, от девушки, с которой танцевали первый в жизни медленный танец, от литературного консультанта республиканской молодёжной газеты, тепло отозвавшегося о ваших первых стихах… А во дворе срубили акации, дававшие некогда спасительную тень. И выросла большая ель, которую, наверное, жильцы украшают к Новому году.