Они наслаждались каждым днём. Костик оканчивал институт, Лилька – своё училище. Впереди маячила взрослая жизнь, само собой, счастливая, одна на двоих. Знакомство с родителями прошло замечательно. Лилька впервые была в такой квартире – высоченные потолки, огромные окна, тяжёлые двери. Невиданной красоты мебель, шторы, всё такое необычное, что она смутилась. Но смущение сразу прошло, как только вышли Костины родители – очень добрые, простые в обращении, никакого гонора.

Не так давно сын захотел купить машину, попросил нас помочь с выбором, мы, конечно, согласились. Дальше начался ужас. Варианты, которые нравились сыну, Николай критиковал – он всегда такой, долго сомневается, прежде чем принять решение, себе машину покупает по полгода. Наши варианты не нравились уже Саше. Все эти обсуждения велись по телефону. Во время очередного видеозвонка сын начал орать на нас, обвинять в бездействии и безразличии, перешёл на мат. Потом бросил трубку, а мы сидели и не понимали, что произошло.

И раньше-то жизнь не баловала, а сейчас подавно. За чаем кума рассказала историю невзгод кузины Зои. Игорь слыл первым парнем посёлка – после первого свидания Зоя летела домой как на крыльях. Потом год счастливых встреч и радужных надежд на семейное будущее. Подали заявление в загс, съездили в Москву за свадебным платьем и костюмом для жениха.

Прошу губку – достаёт из пакета мочалку, такую женскую, розовую сеточку. А потом вместо мыльницы извлекает пластмассовую подложку для столовых приборов. Купить лампочку муж забыл. Насчёт губки не так понял, думал, я срочно решила помыться и нужна мочалка. Мыльницу он не нашёл, спросить не додумался. Ну а что, ведь и в эту пластмассовую фигню тоже можно положить мыло. То есть он просто зашёл в первый попавшийся магазин с фиксированной ценой и взял первое попавшееся на глаза.

Больше она ни о чём говорить не могла ни в этот день, ни в следующий, ни через неделю. Каждый раз что-нибудь новое. То невестка прихворнула, а лекарства-то ей пить нельзя, то непонятно, мальчик или девочка. Мальчик. То проблема – какое имя дать внуку. Где рожать? Как найти хорошего врача? А уж когда невестка решила назвать ребёнка в честь прадедушки, Юлия Игоревна расцвела и целый день рассказывала нам об этом самом прадедушке, своём покойном отце-учёном.

Я умею очень выразительно молчать. Могу отойти в сторону, например в другую комнату с книжкой, планшетом. Но когда мы с внучкой будем дома одни, не могу же я её игнорировать, она ни в чём не виновата. Я возмущалась, почему это вдруг меня стало «много». Ведь обычно слово дочери – закон, я не иду поперёк её решений, а когда у неё выходные, занимаюсь своими делами.

Ну и вот, мы садились, и мама говорила: давай, дочка, смеяться! А я отвечала: давай. И мы так друг на друга посмотрим, словно удивляемся: что это ты тут делаешь, и ка-а-ак начнём смеяться, просто, без причины. А я думаю, смех без причины – признак счастья. А какая у нас была сирень в саду, боже мой, персидская. Цветёт, как пенится, с облаками на небе соревнуется. Я всё время путала, где небо, где сирень.

Вся эта унылая дождливая тьма, раскисшие тропинки, облетевшие деревья, их ветви, дрожащие на холодном ветру, создавали слишком резкий контраст с атмосферой Парижа, показанной в фильме. «Ну почему у нас не так, как там?» – думал, наверное, Саня, переходя очередную лужу. Но, если честно, ни о чём особенном он не думал, просто испытывал некоторую досаду от общего состояния дел. Зато на ногах его были старые добрые резиновые сапоги с утеплителем, так что, по крайней мере, лужи не страшны.

Проснулся задремавший на время ветер. По крыше летней комнаты, отбивая непонятный ритм, застучали яблоки. Ещё порыв. Яблоки хлынули потоком, покрывая необычным ковром и крышу, и влажную от ночной росы землю. В мягкой, удобной постели я засыпала под музыку яблочного дождя с последней грустной мыслью: «Правильно сказал отец – трын-трава. Ни мужа, ни детей, ни постоянных привязанностей, ни работы. Чего в жизни добилась?» А потом сон, как калейдоскоп: цветные, в определённом темпе меняющиеся картинки.

Расклад в семье был такой: с одной стороны бабушка и я, с другой – мать, отец и брат. Я много времени проводила с бабой – так я её звала, – и потому знаю обо всех подробностях своего рождения и родительских отношений, которые ребёнок знать не должен. Отношения с отцом и матерью у меня всегда были, мягко говоря, прохладными. Молодой человек, за которого я собралась замуж, – татарин. Хотя на дворе стояли 80-е, его родители в силу патриархальных взглядов оказались против русской невесты.

Я нарушу хронологический порядок проживания родных в бабушкином доме и начну свой рассказ с Марии. Она поселилась у сестры, когда съехал брат. Младшую сестру бабушка пренебрежительно звала Маруськой. Это старшую, уехавшую во Владивосток, она величала нежно и протяжно: Ню-у-ура. Маруська была крива на один глаз. Муж, прожив с ней совсем немного, ушёл, дочь и внучка перебрались со временем во Владивосток – к Ню-у-уре. Дочка там и умерла, так что бабушкина сестра стала совсем одинокой.

Бывало, в ночи тащат колхозное зерно, а лунный свет предательски высвечивает одну маленькую фигуру и другую высоченную. На следующее утро всё село знает, кто стырил зерно. Кстати, дети у них получились, как в математике – среднее арифметическое от роста родителей: две девочки ровно по метр семьдесят пять. Федя очень ревновал жену. Подбегал к Фросе с табуреточкой, запрыгивал и лупил что было сил.