В начале прошлого века, когда японцы ещё не научились выращивать жемчуг искусственно, а за каждым драгоценным зёрнышком полуголым ловцам приходилось нырять на изрядную глубину, – такое украшение стоило целое состояние. Но в ту страшную зиму прабабушкино ожерелье помогло спасти от голодной смерти всю семью. «Украшения можно не только обменять на хлеб. В критической ситуации можно выкупить себе жизнь!» – учила меня бабушка.

...Автор уверена, что «полезнее в старости крутиться-вертеться, подрабатывать, перебиваться с хлеба на воду». Ещё и в спортзал ходить. Она советовала папе посмотреть медицинские сайты, где объясняется, что вредно, а что полезно. А тут ещё сестра Аллы помогала папе оплачивать его вредные привычки вместо того, чтобы высылать деньги самой Алле – уж та-то тратила бы их только на папу, но «разумно».

...Сколько раз я мысленно говорила с ней после её смерти! Сколько раз просила прощения! При жизни мы не особо ладили, в чём я себя очень виню – надо было стараться быть ближе. А сейчас моя семья в трудном положении. Старшие дети учатся, им нужно покупать продукты и приходится давать деньги на дорогу. Младший болеет, но пока точно не установили, что с ним. Постоянно ездим в город на всевозможные обследования.

Когда наступал черёд выступать ей, Бедная Марго встряхивалась, быстро подходила к доске, наспех чертила схему доходов и расходов, диаграммы и графики, чётко показывала, какой сектор предприятия недорабатывает, бегло отвечала на вопросы, опять возвращалась на место и склоняла голову. Она была редким специалистом, поэтому её сонливость терпели. А между собой шушукались: «У Марго лежачая мама. Можно понять! Бедная, достался же такой крест. А ведь красавица была раньше, глаз не отвести…»

Для мамы она на 14 лет стала центром вселенной. За это время от них ушёл отец, разделив нажитое имущество пополам. Даже консервированные овощи и компоты – поровну: половину забрал себе, половину оставил жене с тремя детьми. Сам доставал из погреба и пересчитывал. Мать не стала воевать из-за имущества, махнула на бывшего рукой, решив, что и так справится. Работала за троих, во всём себе отказывала, лишь бы у детей, особенно у Катюши, всё было не хуже, чем у других.

Особенно мне понравилась фраза, что объяснять дорогу ему не надо, всё равно не поймёт. Недавно муж звонил друзьям, хотел встретиться, а они жарили в лесу шашлык. На дворе уже была ночь, но это ничего – поехал и нашёл. В лесу, в темноте. Ради друзей в лепёшку расшибётся, а если я о чём-нибудь попрошу, сразу делает недовольное лицо. Разводиться категорически не хочет, потому что ему со мной очень удобно.

В июле, перед отпуском, поехал в очередную командировку. Накануне был взвинченный, орал по любому поводу. Мы поссорились, он жёстко высказал, что третьего ребёнка у нас нет по моей вине. Сейчас думаю – и хорошо, что нет, а тогда плакала, было обидно: ведь я даже операцию делала, чтобы повысить шансы забеременеть – и ничего. А он ударил по больному. В общем, уехал, через четыре дня вернулся, и мы отправились в отпуск. Вот там-то и начался кромешный ад.

...Потом в наш город переехал его сын. Муж в этот момент выплачивал кредит за машину, потребовались мои финансовые вливания. «Да, дорогой, ничего страшного!» Весь семейный бюджет стал обеспечиваться моей зарплатой. Тем более муж часто в командировках, так что это как-то само собой случилось. Вообще он работяга, врать не буду. Потом я получила более высокую должность. Договорились, что он уволится с командировочной работы, как только закончится мой испытательный срок.

...И вот я, семилетка, осталась одна с двумя инвалидами на руках. Что делать? Поначалу нас троих приютили родственники. А потом бабушка и дедушка, давно уже поселившиеся в Баку, продали там своё жильё, купили на эти деньги домик в нашем городе – маленький, три на четыре, но с огородом, сараем и садиком. С этого времени жизнь как-то наладилась, и я стала ощущать её в полную силу.

Мне было года три-четыре, не больше, но помню, что жили мы с мамой и папой в однокомнатной квартире, а с нами – три молодых человека: мамин младший брат, папин племянник и его друг. Всем троим лет по 20–25. И ни разу я не слышала, чтобы родители ворчали: мол, тесно, неудобно. Молодые люди спали на полу – как говорится, в тесноте да не в обиде. Как-то все сдружились. Дядя и папин племянник очень меня любили, а я – их. Позже и я жила у дяди в деревне, он звал меня дочушкой.

До конца учебного года девочка жила у нас. Мы ничем её не напрягали – стирала машинка, готовил мой папа, уборку делала я. Зуля мыла посуду за собой и Натаном. Без всяких просьб почистила до блеска все наши сковороды и казаны. Приятно, но я возмущалась: «Зачем?! Не надо руки портить!» Она только белозубо улыбалась. Я к ней относилась очень тепло – она такая милая, улыбчивая, лёгкая, покладистая. Сынок мой смотрит на неё с такой нежностью. Чего мне, матери, ещё желать-то?

Оказывается, она разошлась с мужем. Но каким образом! Муж у неё всегда очень неплохо зарабатывал. Она следила за собой, хорошо одевалась и выглядела намного моложе своих лет. Работала больше ради удовольствия, чем ради денег. И вот фирма мужа распадается, ему приходится пойти на менее оплачиваемую работу, и тут Ленка обнаруживает, что жизнь не так уж и прекрасна, что у неё есть ещё и обратная, не самая привлекательная сторона.