Середина лета. Мой сыночек в садик уже не ходит, в сентябре ему в школу. Первую половину дня за ним присматривает моя бабушка, во второй я отпускаю его погулять во двор. Во времена СССР родители не опасались оставлять без пригляда даже совсем маленьких детей, точнее, за двух-трёхлетками присматривали старшие, которым было уже семь или восемь. Разумеется, по вечерам я расспрашивала сына, с кем он подружился, во что играл, как провёл день.

В нашем селе жила семья Горенко, очень бедная. Работать они не любили, хотя и не пили. У них тоже было три дочери: Мария, Катя и Ирина. Не знаю, что случилось, но родители куда-то исчезли, и дети остались одни. Девочки были хорошими, работящими, но жили, конечно, бедно. Люди помогали им, чем могли. Хоть и трудно, но они выросли и стали настоящими красавицами. Считались домоседками, не ходили на танцы и прочие сельские мероприятия. Может, им просто нечего было надеть.

...Кирилл с досадой цыкнул. Его мама никак не тянула на верную инвестицию. Прима-балерина областного театра отдала дочь на попечение бабушек через две недели после её появления на свет. И вместе с супругом Виталием – подающим надежды хореографом – укатила на гастроли. Конечно, душа болела. Но все «балетные», если уж решались рожать до наступления своей ранней пенсии, поступали точно так же. Когда же пришло время ставить подросшую девочку к балетному станку.

После двух лет таких отношений на расстоянии я приняла решение переехать к нему и попытаться построить семью. Я по-прежнему его не любила, хотя привязанность уже чувствовала. Решила, что попытка не пытка, да и в материальном плане у него всё было неплохо. Многие скажут, что не в деньгах счастье, но я устала от того, что ботинки мне приходилось покупать в кредит, а тут предлагалась возможность жить, ни в чём себе не отказывая...

И только глубоко-глубоко под ледяной коркой колдовства пульсирует тревога, что эдак меня однажды к ветеринару отнесут. На операцию. Слово! Надо вспомнить слово. За разбором старых домашних вещей из шкафа выскользнул старый фотоальбомчик жены. Я полистал и увидел несколько древних фото с её первым мужем. Они во многом похожи на снимки со мною! Так же трогательно и цепко держится она лапкой...

С энтих пор вся деревня меня стала кликать – Пашки Рыжаво невеста. Шли годы. Когда началась война, папаню на фронт забрали, а в сорок третьем он где-тось погиб, место в бумажке, видать, забыли указать. Мне как раз тринадцать годков исполнилось. Бабку Аксинью, папанькину матерь, мы схоронили спустя двадцать дней после прихода похоронки. Через два года и мир настал, и мы уж выросли, а Пашка и в голову не берёт, что всё ране сказанное Степаном – энто шутка.

Мой муж работает в епархии, зарплата у него небольшая, а найти подработку в тёмное время не получается. Но я бы хотела, чтобы он нашёл ещё работу, потому что это делает семью сильнее. Ведь не будешь же просить маму, чтобы купила ребёнку коляску, это только усугубит мою зависимость от неё. Муж – верующий человек и спокоен за будущее, говорит – что-нибудь придумаем. Пока нам хватает денег, но я сейчас на втором месяце беременности...

...Чертыхаясь, я повезла чемодан за последнюю коротенькую ручку. Идти приходилось согнувшись в три погибели, чемодан вечно заносило в темноте на поворотах и ухабах, поезд был ночной, да ещё припустил ливень. У моста, ведущего к платформе, мы застыли в отчаянии, затащить багаж казалось немыслимым. И тут появился он – герой, Бэтмен, спаситель! Немолодой статный военный любезно предложил свою помощь, но, как только он...

Мы заговорили о зависти. Я вспомнила, как собирала материал о легендарном артисте цирка Дурове, которого из зависти застрелили на охоте. Коллеги травили его животных, ломали декорации, писали доносы. Глядя на Риту, подумала, что ей тоже должны были завидовать. Из-за всего. Из-за обеспеченной семьи, из-за богатого и красивого мужа, но главное, из-за неё самой – лёгкой, смешливой, особенной.

Этот паразит тоже хорош – прочухал, что бабушка имеет на меня влияние, и названивает ей со всякой ерундой. Вы не представляете, всегда, везде, на каждом шагу, из-за любой ерунды слышу от мамы: «Ты не мать! Отдай их в детдом!» Я ювенальной юстиции не боюсь, я боюсь родную маму, она похлеще всякой ювеналки. Ужасно устала, уже не говорю о том, как это бьёт по самолюбию – ведь мне уже под сорок.

И муж, не спрашивая моего мнения или согласия – хотя бы формально! – по первому зову летит к ним. Игорь в таких случаях молчит, он права голоса не имеет: изменял Елене, та его простила, обратно приняла и дочку ещё ему родила… Конечно, мы часто бываем в райцентре. Просьбы помочь с ремонтом и диваном я как-то могу понять, однако из-за кастрюли мы в первый раз поссорились. Глупо, знаю. Но я сказала мужу: подари ты ей эту кастрюлю, себе ещё купим, чтобы хоть из-за кастрюли не ездить.

Две дамы, ехавшие вместе с нами, ехидно захихикали. Я холодно пожала плечами. Ну, не могу я всех помнить! Некоторых особо выдающихся личностей вспоминать совершенно не хочется. Слава богу, за мою долгую педагогическую карьеру откровенных лоботрясов наберётся совсем немного. Прошлой осенью на автовокзале столкнулась с молодой голубоглазой женщиной. Причём я узнала её первой!